-- Хочешь сказать, в качестве линейного они используют двигатель на уране, а помимо того у них есть деформационный? Бред, -- фыркнул Каин, -- ты же сам видел эту жестянку, Эохад! Я скорее поверю, что наши прохлопали ее.
-- Сам Лекс уделяет значительное внимание этому кораблю. И он считает, что с большой вероятностью это раса типа Катар, -- сообщил Бел, в это время рывшийся в своем коммуникаторе.
-- Я бы еще поверил, если б они относились к техногенному типу, -- воскликнул андроид. -- Они же тогда, получается, должны ненавидеть и бояться всего, что связано с машинами!
-- Или с искусственным интеллектом, -- хмуро возразил Таггарт, со звяканьем поставив пустую бутылку на пол. -- Только что же вернулись с планеты, на которой был этот несчастный Суайда, или как его, с его реактором, который взорвался к чертям собачьим.
-- Тогда, возможно, их психическое развитие не зашло слишком далеко, -- пожал плечами Морвейн. -- Насколько мы можем судить по уже открытым цивилизациям, техника будто мешает им.
-- Не факт, -- отсек Эохад. -- Каин, гони еще бутылку.
-- Ты опять налижешься и устроишь мне тут карнавал, -- пробурчал андроид, тем не менее бутылку достал. -- Надо бы, пожалуй, припрятать все тяжелые и острые предметы.
С этими словами он начал перекладывать металлические бруски. Какое-то время только их звяканье нарушало тишину; Беленос с рассеянным видом смотрел в окно, вертя в руках коммуникатор, Таггарт тоже будто задумался с бутылкой в обеих ладонях, между которыми он катал ее.
Потом раздался звук, который они все хорошо знали; Морвейн от неожиданности едва не выронил коммуникатор, Каин резко обернулся. Таггарт полез за собственным.
-- Нашли, -- хором сказали они, прочитав пришедшее извещение.
2,47 пк
Ослепительное солнце заливает своим беспощадным светом двор крепости. Песчаного цвета плиты ровно пригнаны одна к другой, выщербленные тысячами ног и копыт, они видели не один год. Крепость полна воинов, но здесь царит тишина. Каменные ступеньки ведут в сень Бурдж-эль-Шарафи. Высокий угрюмый человек стоит на этих ступеньках... он знает этого человека, но будто годы прошли незаметно, украденные богом времени, и хотя перед его внутренним взглядом этот воин по-прежнему молод и улыбчив, на ступеньках стоит повидавший всякое боец, с морщинами, избороздившими его узкое длинное лицо с треугольным подбородком, и его зеленоватые глаза смотрят мрачно и недоверчиво.
Хуже: они смотрят с укоризной.
И он, хотя рад видеть старого друга живым и невредимым, отчего-то медлит и молчит, не знает, что сказать.
-- А вот и ты, -- хрипло произносит Острон. Он совсем уж не похож на того немного смешного мальчишку, каким был когда-то, теперь он скорей грозный ястреб, высматривающий добычу. -- Неужели тебе хватило храбрости вернуться?
Он молчит, не понимая, как ответить. Взгляд Острона пугает. Солнце блестит на кольчуге Одаренного нари, будто пламя.
-- Предатель, -- говорит Острон, будто ударяет ятаганом. -- Ты покинул нас. Ты выбрал другую сторону. Что ж, будь по-твоему, этого уже не исправить. Но ты должен знать, что в этом мире ничего не бывает просто так. Ты расплатишься за свое предательство.
Он раскрывает рот и закрывает его; все его существо желает возразить на обвинение, но он не знает, как это сделать. Что-то не так... что-то неправильно.
-- В отличие от тебя, я не знаю будущего, -- говорит Острон. -- Но это и неважно. Тот, у кого сила, держит будущее в своих руках. Умри, трус. Предатели должны быть наказаны.
Он знакомо передергивает плечами, и вспыхивает пламя.
...Леарза вскинулся резко, судорожно хватая воздух ртом. Ему все еще казалось, будто он горит; острая боль пронзала его, и жидкое пламя затекало в легкие, но чужое багровое небо успокаивающе-прохладно укутало его собой, и еле слышно зашуршал кондиционер: умные машины зафиксировали повышение температуры тела хозяина комнаты.
Он все никак не мог проморгаться, чувствуя себя беспомощно-слепым. Странный сон... страшный сон: хоть в нем по себе не было ничего особо пугающего, все же Леарза испугался.
Наконец он пришел в себя, но остался сидеть в постели, глядя в широкое окно. В последние дни он завел привычку закрывать штору только наполовину: ослепительные огни города мешали спать, но и полная темнота, как ему казалось, душила его. И теперь половина комнаты была погружена во мрак, а другая сияла.
Он закрыл лицо ладонями и потер себе щеки; боль исчезала. Дурацкий сон... Леарза никак не мог взять в толк, отчего во сне Острон обвинял его. Вполне естественно, что ему снилась его родная планета, она и без того постоянно снилась ему. Бывало, снились ему и Одаренные, с которыми он путешествовал столько времени.
Только почему это "предатель"? Он никого не предавал. Он не был волен выбирать. Бел все решил вместо него, люди Кеттерле решили вместо него и продолжали решать, изо дня в день: Леарза был в их власти.
Он долго думал, не в состоянии даже просто сомкнуть век, раскачивался на своем месте, потом улегся навзничь и смотрел в потолок, продолжая думать. Леарза никогда не верил в сны, не верил и теперь, а время, проведенное на Кэрнане, и еще добавило к этому свой отпечаток, и потому он решил: все-таки в глубине души он чувствует вину. Не за то, что бросил Руос, конечно, это не он выбрал покинуть погибающую планету.
За то, что он единственный выжил. За то, что теперь он мог смотреть на это небо, на чужие и красивые звезды, на сияющие зеркальные небоскребы Ритира. Он мог пить странные напитки в местном баре и любоваться симпатичной девушкой, мог разговаривать с рыжим помощником профессора, мог... мог дышать, в конце концов.
А они -- нет.
Быть может, оттого он и ощущал себя предавшим их, не разделив с ними общую судьбу, предначертанную и ему самому.
Потом уже, много позже, когда за окном едва заметно стало светлеть, Леарзе стало просто грустно. Он видел Острона таким, каким тот должен был стать лет в сорок или пятьдесят: увы, это можно было видеть только во сне.
Сбежавший от него сон между тем вернулся лишь под утро, и оттого Леарза проспал обычное время пробуждения и был растолкан Гавином; рыжий веснушчатый помощник профессора удивился и спросил, все ли в порядке.
-- Сон плохой приснился, -- честно сказал Леарза, кое-как поднимаясь с постели. Веки были тяжелые и закрывались сами собой. -- И потом я не мог уснуть.
-- Ну вот, -- расстроился будто Гавин, хотя, может, и просто сделал вид. -- А я сказать, что сегодня занятия у профессора отменяются. За тобой Сет.
-- Сет? -- удивился в свою очередь Леарза. -- А что ему от меня нужно?
-- Каин занят по работе, -- пояснил Малрудан. -- Но Сет сказал, они все равно в Гвин-ап-Нуд. Вы, кажется, договаривались? Это красивое место, я тебе советую туда.
-- ...Съездить, -- уточнил по привычке Леарза и протер глаза, уже в который раз, но безрезультатно. -- Уф. Внезапно это они... я думал, они и забыли.
Он все-таки вышел в холл некоторое время спустя; Гавин и Сет уже сидели там и о чем-то болтали на языке Кеттерле.
-- А вот и ты, -- заметил Сет, увидев Леарзу. -- Доброе утро.
-- Доброе, -- отозвался тот. Внутри у него на мгновение вспыхнула сумятица: Леарза вспомнил, что перед ним андроид, искусственный человек. Сет вроде бы нисколько не изменился с того вечера, когда они сидели в баре, и выражение лица у него было ровно-приветливое, и живые черные глаза внимательно смотрели на Леарзу. Но для Леарзы что-то поменялось раз и навсегда.
Потом уж ему стало немного стыдно за себя. Искусственные или нет, а только эти люди относились к нему хорошо и, можно сказать, помогли ему. В конце концов, если не думать об этом, от настоящих их не отличишь. И даже наоборот, андроиды кажутся более похожими на настоящих людей, чем их создатели.
-- У Каина непредвиденные обстоятельства на работе, -- беспечно сообщил Сет, поднимаясь с софы. -- Но мы решили ехать и без него. Я, Корвин и Тильда. Ты поедешь с нами? Каин сказал, что присоединится к нам, как только закончит со своими делами, но с этого пройдохи станется так и не объявиться.
