Наконец показалась чугунная ограда Ваганьковского кладбища и старые проржавевшие ворота. Два газовых фонаря освещали неровным светом площадку перед входом. За ней виднелись очертания старых лип, запорошенных снегом, а в глубине центральной аллеи кладбище окутывал мрак зимней ночи.

На случай темноты у белобрысого были в запасе масляные фонари. Под порывистым ветром спички тотчас же гасли, и только изрядно помучавшись удалось наконец зажечь фитили и раздать фонари всей честной компании. Калитка в воротах оказалась не заперта; белобрысый келарь толкнул ее и первым вошел внутрь, гуськом за ним двинулись остальные, освещая себе путь фонарями и то и дело увязая в глубоком снегу.

— Второй ряд направо, у могилы Бобринского зайти с обратной стороны… Нашли! — воскликнул белобрысый, приглядываясь к записям на бумажке, которую ему передал Спиридон. — Посветите, ребята!

В свете фонарей перед ними открылся старый склеп, сложенный из серого камня, поросшего мхом и лишайником. Нил прежде уже бывал на Ваганьковском, но никогда не замечал здесь такого внушительного сооружения. Склеп размерами превосходил все надгробные памятники вокруг, в центре его виднелась решетчатая дверь, почти полностью затянутая засохшим плющом. По обе стороны от двери на постаментах стояли высеченные из черного мрамора изваяния ангелов. Лица ангелов пострадали то ли от рук человеческих, то ли от времени и выражали теперь не полагающуюся им скорбь, а скорее угрозу и недоверие.

— Что стоишь, ребята, открывай дверь! Вишь, копать не надо, и хорошо, а то земля мерзлая! Давайте сюда лом!

Раздались удары лома о чугунную решетку. Из щелей склепа посыпался песок и известка. Через миг решетка подалась и с глухим стуком провалилась внутрь. Нил Петрович, его белобрысый брат и Спиридон-душегубец вошли в склеп, приказав остальным ждать снаружи.

Сойдя по ступенькам, мужчины очутились в просторном круглом помещении. Погребальная камера располагалась ниже уровня земли. Внутри склепа было на удивление тепло и сухо — ветер, снег и холод остались снаружи.

Белобрысый келарь быстро обошел помещение. Посветив фонарем в углу, он указал Нилу на несколько свечек, вставленных в щели между камнями. Свечи эти выглядели совсем новыми — казалось, наплывший у их основания воск еще не успел как следует затвердеть.

Посредине погребальной камеры на каменных постаментах стояли четыре гроба. Нил знаком указал Спиридону на первый из них. Тот, поняв приказание без слов, схватил топор, поддел крышку гроба и всем своим огромным весом нажал на топорище. Раздался треск досок, и к потолку поднялся столб пыли. Крышка упала Нил сделал шаг вперед, чтобы заглянуть вовнутрь, и тут же с отвращением отпрянул. В гробу, совершенно истлевший, лежал человеческий скелет. Рот скелета с редкими зубами был приоткрыт, будто он смеялся над пришедшими и радовался произведенному впечатлению.

Стараясь не смотреть в черные глазницы, Нил приказал Спиридону-душегубцу вскрыть следующий гроб. Спиридон снова втиснул лезвие топора под крышку, и уже собрался нажать, как вдруг неясный шум за спиной заставил Нила обернуться. Перед ним в распахнутой шубе, надетой на голое тело, стояла Мими, обнимая за талию своего верного спутника — портновский манекен.

У Нила чуть не вырвался вопрос, как она их нашла, но Мими опередила его, поднеся палец к губам.

— Не обращай на меня внимания! — шепнула она Нилу. — Я просто хотела увидеть все своими глазами.

Нил кивнул и велел Спиридону продолжать. Второй гроб треснул и развалился на куски. Как и в первом, в нем оказался труп, еще более истлевший, чем первый. Сердце Нила тревожно сжалось. В душу закралось подозрение: «Что, если все рассказы про богатства и бессмертие графини — выдумка?»

Тем временем Спиридон перешел к следующему, третьему гробу. Этот выглядел новее остальных; ни с первой, ни со второй попытки Спиридону не удалось всунуть лезвие под крышку. Тогда он отошел, замахнулся, насколько позволял низкий потолок, и изо всех сил рубанул гроб топором.

Раздался треск, а за ним звон. Это был звон металла о металл. Не доверяя слуху, Нил Петрович замер и затаил дыхание. Вот и второй удар: крышка гроба разлетелась в щепы, основание треснуло и из него на каменные плиты, устилавшие пол склепа, посыпались золотые монеты.

В склепе словно бы стало светлее. Лучи фонарей играли на золоте, монеты со звоном падали на пол, подпрыгивали и катились в разные стороны; их отблески, словно солнечные зайчики, плясали на низких серых сводах.

Нил смотрел и не верил глазам: гроб был заполнен золотом до краев. Находились здесь и новые червонцы, и наполеондоры, и флорины, и какие-то старинные монеты с полустершимися ликами чеканивших их правителей. Судя по всему, гроб вмещал не менее двух-трех пудов драгоценного металла.

Мими, прежде стоявшая тихо, вскрикнула от восторга и восторженно захлопала в ладоши. С трудом сохраняя спокойствие, Нил глубоко вздохнул и скомандовал:

— Ступай наверх, Спиридон, скажи, чтобы побыстрее искали мешки побольше, или ящики какие-нибудь и возвращались сюда!

Спиридон кивнул и вышел из склепа, за ним последовал и белобрысый келарь. Нил и Мими остались одни. Чтобы не терять времени, Нил опустился на колени и стал ладонями собирать рассыпавшееся по полу золото. Одна монета закатилась под каменный постамент: Нил протянул руку и стал шарить по плитам пола. Тут его взгляд привлек четвертый гроб, так и остававшийся закрытым. Знахарь поднялся на ноги, взял топор, оставленный Спиридоном, и собрался было поддеть крышку, как вдруг она сама съехала набок и с грохотом упала на пол. Нил с испугом отпрянул, но через мгновение любопытство взяло верх. Он подошел ближе и заглянул внутрь. В гробу лежала старая графиня.

Ее грузное тело было одето не то в саван, не то в ночную рубаху. Седые длинные волосы были распущены, а руки сложены вдоль тела. Казалось, она спала — но внезапно глаза ее раскрылись и из гроба послышался скрипучий простуженный голос:

— Эх, Нил Петрович, ну кому ты доверился? Что, охомутала тебя эта ведьма? С князем моим не вышло, так на тебе отыгралась, верно? Вечно она, дрянь, под ногами путается…

С этими словами графиня приподнялась из гроба и, увидев, что Мими стоит неподалеку, изменилась в лице и зашипела, будто змея.

Зашипела в ответ и Мими. Волосы на ее голове поднялись дыбом и зашевелились. Со старой ведьмой произошло то же самое. Казалось, две страшные кобры распустили капюшоны и начали танец смерти, готовясь к роковому прыжку.

Не сводя друг с друга глаз, Мими и графиня стали медленно подниматься в воздух. Наконец, в один и тот же миг, будто кто-то невидимый подал им сигнал, они ринулись вперед и вцепились друг другу в лицо.

Победителем в первой схватке вышла старая графиня. Мими была отброшена в угол, ухо ее распухло, из носа текла кровь. Обернувшись к Нилу, она завопила:

— Что же ты стоишь, как истукан?! Убей ее!

Ни секунды не задумываясь, Нил схватил оброненный топор и кинулся на старуху. Топор сверкнул, но графиня взмахнула руками, как крыльями, — и силы внезапно покинули Нила. Пальцы его разжались, топор выпал на пол из ослабевших рук. Нил задыхался. Зависшая под потолком старая ведьма тянулась к нему — казалось, будто она душит его за горло. Он рванул на груди рубашку, не хватало воздуха, в глазах стало темнеть.

Поглощенная расправой над Нилом, старуха не заметила, что Мими пришла в себя. Она вскочила обеими ногами на манекен, опрокинувшийся во время схватки. Деревянная нога манекена хрустнула. Мими с треском выломала ногу и, вооружившись ею как копьем, бросилась на соперницу. Старуха оставила Нила и попробовала увернуться, но было уже поздно: острый обломанный конец деревянной палки вошел ей прямо в тучный живот. Графиня захрипела и стала тянуться к Мими, пытаясь ухватить соперницу, но только насаживалась на острие деревянного кола все глубже и глубже.

Еще миг, и старая ведьма упала на пол. Губы ее мгновенно посинели, щеки ввалились. Нил увидел графиню такой, какой и следовало бы выглядеть пятисотлетней старухе, если бы она дожила до этого возраста.