Встал Нил медленно, поднял со стола тяжелое каменное точило, которым ножи правят, замахнулся и швырнул в крысу. Да промахнулся — пискнула крыса и бросилась прямо Нилу под ноги. К открытой двери бежала, а дверь была у Нила за спиной. Тот от неожиданности отпрыгнул и чуть свечу не выронил.
А как опомнился, крысы уже и след простыл. Видать, Нил когда утром в избу зашел, дверь забыл затворить. Подобрал он точило с пола, на место положил, думает: «Как это я про дверь забыл? Кошку надо завести. А с другой стороны, неровен час, кошка Захарку съест, Ферапонт расстроится…» С такими мыслями закрыл Нил дверь на засов, подергал — крепко ли заперто — и, успокоившись, лег спать.
20. Барыня
На исходе лета того же года постучался в дверь избы посыльный, с письмом от графини Анны Федотовны С-ской. Зовет графиня Нила к себе в поместье: заболел сын управляющего, Николенька. Городского врача к нему выписали, да тот ничего поделать не смог, вот графиня и послала за Нилом. И господскую коляску прислала, велела быть побыстрей.
Нил, недолго думая, собрался, и в тот же день в имение убыл. А Ферапонту сказал, что на следующий день вернется.
Заходит Нил в большой барский дом через заднее крыльцо, а слуги ему сообщают, что Николеньке совсем плохо и надо скорее что-то делать, иначе, упаси Бог, умрет дите. И в комнаты проводят. А там управляющий сидит, Христофор Николаевич, мальчика за руку держит. Глаза красные — видать, проплакал всю ночь. И сама хозяйка имения тут же, старая графиня Анна Федотовна: стоит рядом, на палку опершись, на мальчика смотрит и озабоченно головой качает.
Нил к графине подошел, шапку снял и поклонился. Та его оглядела и говорит гнусавым старушечьим голосом:
— Иди сюда, дай на тебя посмотрю! Какой же ты, батюшка, чудной, точь-в-точь как дворовые рассказывали! Впрочем, с лица воды не пить, я тебя не для того пригласила. Ты, говорят, знахарь знаменитый, многих моих людей пользовал и спас, и слава о тебе идет по деревням. Коли так, вот тебе больной, покажи свои способности. Доктор Гаус третьего дня у нас был, говорит, Николеньку надо на воды везти, в Швейцарию. Только боюсь я, не довезет его Христофор. Вишь как ослаб, бедняжка. Что ни утро — у него трясучка начинается, и с каждым днем все сильнее. Что скажешь?
Нил графиню слушает в пол-уха, а сам на мальчика смотрит, на его ручки тоненькие, веки синеватые и золотые кудри. Потом запястье взял, жилку нащупал, удары посчитал, дыхание понюхал, под глазами посмотрел и язычок попросил высунуть. Осмотрев, сказал графине и отцу выйти, с мальчиком его наедине оставить. Подчинилась старуха, но перед тем, как дверь за собой закрыть, сказала строго:
— Я уйду, только смотри у меня — лечи на совесть, как своего бы сына лечил!
Пальцем кривым погрозила и вышла.
Весь вечер и всю ночь Нил у постели Николеньки просидел. Поил его отварами, с собой привезенными, и сам отхлебывал. Заговоры читал, с помощниками советовался. Употел три раза так, что и рубаха, и порты насквозь промокли — а все не выходит лечение. Мальчик дышит прерывисто, глаза закатились, и жар не отпускает.
Под утро решил: «Один не справлюсь, надо Ферапонта звать». Открыл тихонечко окно, перелез во двор, спрыгнул на травяную лужайку и побежал через деревню, поле и луг к себе на выселки. Думает: «Заберу Ферапонта, приведу его сюда, авось как-нибудь вдвоем справимся».
Еще только солнце взошло, как Нил был уже в избушке. Растолкал Ферапонта, с печки помог спуститься и рассказал про Николеньку.
— Одевайся, Ферапонт, сапоги обувай и пошли со мной в имение. Вдвоем, может, сладим, а я один не могу.
А расстрига кряхтит, отнекивается, идти не хочет. Сердце, мол, болит, и ноги дрожат, не держат. Попробовал Нил его под руку вести — Ферапонт на каждом шагу спотыкается и упасть норовит, даром что на клюку опирается. Только вышли на крыльцо, а Ферапонт уже устал, задыхаться начал, сел на завалинку и машет Нилу рукой, подгоняет:
— Иди один, видишь — я тебе не помощник. Ты быстрее один обратно добежишь, а я до вечера ковылять буду.
Уговаривал его Нил, уговаривал, даже на колени перед стариком повалился:
— Дед Ферапонт, ну Ферапонтушко милый, ну что ж ты делаешь, а? Когда еще барыня нас к себе позовет, сам подумай? Она ж меня со свету сживет, ежели я мальчика не вылечу. А вылечу — озолотит и меня, и тебя!
Ферапонт головой качает:
— Силы у меня не осталось. Вся в тебя перешла Что уж тут скрывать — сам видишь, проку от меня все меньше. Я совсем старик стал, только обузой тебе буду. Иди обратно в имение, попробуй еще раз — авось получится.
Нил аж завыл от досады:
— Что ж ты бросаешь меня, Ферапонт, когда больше всего нужен? Хоть о дите подумай — умрет ведь!
Ничего Ферапонт не ответил. Сидит, в сторону смотрит и беззубым ртом жует, будто говорит что-то про себя. А Нил почуял, что старика за живое задел, и продолжает на жалость давить:
— Ты как хочешь, я и без тебя обратно пойду, но ежели мальчик умрет — на твоей будет совести этот грех!
Сплюнул Ферапонт с обидой на землю, глаза на Нила поднял, посмотрел на него долго, и говорит наконец:
— Ты меня как ни проси, а все же пойти с тобой я не могу — сил нет. Ну да Бог с тобой, уговорил — помогу. Возвращайся в избу, отодвинь от стены сундук, у самой стены найдешь половицу, что посветлее остальных. Под ней тайник, а в нем книга спрятана и мешок с самыми сильными травами. Возьми меру лисьего мха, с двумя мерами зубрянки смешай, перетри с барсучим жиром и дай мальчику съесть на ложке. Для себя возьми чердынь-листа на золотник. Остальное в книге прочтешь, я тебе для этого не надобен, ты все буквы и слова уже знаешь. Как закончишь — ни с кем не заговаривай, а скорей домой беги и книгу не забудь. А сейчас ступай поскорей, покуда я не передумал.
Бухнулся Нил на радостях на колени перед Ферапонтом, руку схватил и поцеловал, а потом вскочил и бегом в избу — тайник разыскивать. Достал книгу и травы, в холщовый мешок бросил и припустил что есть мочи обратно. Через забор в имении перелез, по саду пробрался и оказался снова в комнате.
Глядь — лежит Николенька на постели и не дышит, губы посинели, глаза закатились. Подхватил Нил мальчика на руки, к себе прижал и стал по комнате ходить, заклинания читать, в тайной книге у Ферапонта записанные. Прочитал три заклинания, положил Николеньку на постель, одеялом укрыл потеплее и начал снадобья готовить — одно для мальчика, другое для себя. Только себе чердынь-травы положил не на золотник, а натри, и выпил все залпом. Что тут началось — словами не передать. Девка, что за мальчиком смотрела, в комнату зашла ночной горшок вынести, да как увидела, что в комнате происходит, так от страху чуть заикой не стала. Выбежала из комнаты, дверь за собой захлопнула и к старой барыне в покои бросилась — рассказывать. Та ее выслушала, капель валерьяновых ей накапала, заставила выпить и сказала в светелку идти и никому об увиденном не сказывать. А сама села ждать под часами с кукушкой, на клюку опершись.
Когда кукушка восемь раз прокуковала, барыня с кресла поднялась и в комнату к Николеньке пошла. Отперла дверь, заходит. Видит — лежит Нил на полу в одних портах, руки раскиданы, волосы спутаны, на губах пена выступила. Старуха к нему подошла, палкой ткнула — застонал Нил, зашевелился. Жив, видать. Тут и Николенька проснулся, зовет барыню. Смотрит графиня, а мальчик совсем преобразился — горячечного румянца больше нет, глаза ясные и дышит ровно. На локотке приподнялся и есть просит, в первый-то раз за четыре дня!
Дали ему супчика с расстегаем, а Нила разбудили, сказали одеться, умыться и к старухе-графине вызвали, для расчета. Только он не пошел — как и велел ему Ферапонт, взял волшебную книгу, собрал травы, в тряпицы завернул, в мешок положил и был таков — через окно убежал, как и в прошлый раз.
