– Но к путешествию придется долго готовиться, – засомневался Нерон, постукивая пальцем по губе. – Помнишь, какая свита была у меня в Греции? Ты, Эпафродит, упорно советовал мне сократить ее, и все же мы нашли невозможным сопровождение менее тысячи слуг. Всех их придется кормить и где-то размещать…

– Но тогда число прислуги объяснялось тем, что ты выступал почти каждый вечер и давал пиры для устроителей торжеств, – напомнил Эпафродит. – Нынешнее путешествие – совершенно другое дело. Чем меньше с тобой будет людей, тем лучше. Вообще говоря, Цезарю следует соблюдать инкогнито.

– Инкогнито? Странствовать неузнанным? – отозвался Нерон. – Мне это не нравится.

– Представь, что играешь роль, Цезарь. Подумай о лукавом Одиссее, который вернулся домой под видом бродяги, чтобы перехитрить ухажеров Пенелопы.

Нерон задумчиво кивнул:

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Одетый в рубище, даже Цезарь будет невидим врагам. – Он вдруг запел:

Пока император пел из Гомера, Тит взял Эпафродита за плечо и спросил на ухо:

– Неужели других вариантов нет? Остается только бежать?

– Я дни напролет подводил его к такому выводу! – буркнул казначей. – До сих пор он отказывался покинуть Золотой дом. Говорит, что скорее умрет, и как будто не шутит – по крайней мере, иногда. Вчера он послал за любимым гладиатором, чтобы тот прикончил его, но боец скрылся, едва услышал о намерениях Цезаря. Затем Нерон потребовал принести яда, который, очевидно, раздобыл без моего ведома, но рабы скрылись вместе с отравой.

– Но удастся ли организовать побег? – спросил Тит. – Есть ли лошади? Найдется ли для императора в Остии корабль?

– На Остию надежды больше нет, но можно перейти через горы, добраться до Брундизия и нанять судно там, следуя тем же путем, каким шел Помпей, когда Божественный Юлий пересек Рубикон. Как я и сказал, придется путешествовать инкогнито; мы все должны остаться неузнанными. Если убедить Цезаря в необходимости подобного шага и он вынесет лишения…

– Но действительно ли его жизнь в опасности? Неужели дело зашло настолько далеко? – Тит вдруг всем нутром понял Нерона, припертого к стене и отчаянно сопротивляющегося несокрушимой логике Эпафродита. – Я знаю, что преторианцы убили Калигулу, но то были заговорщики, которые втайне давно готовились. И Клавдий в дальнейшем казнил их! Не ужели кто-то осмелится повторить подобное злодейство с Нероном?

– Им незачем секретничать. Судьба Цезаря сию секунду открыто обсуждается в сенате.

– И ты всерьез веришь, что сенат дерзнет вынести смертный приговор законному императору, наследнику Августа? И большинство проголосует за такой прецедент?

Эпафродит покачал головой:

– Незадача в том, что у нас нет прецедента, когда император добровольно сложил бы с себя полномочия. Август, Тиберий, Калигула, Клавдий – все они умерли, оставаясь у власти. Да, у Цезаря в сенате есть защитники, и кое-кто из них даже сейчас пытается передать его обязанности Гальбе без кровопролития. Но надежды на мирный исход слабы. Даже если дебаты приведут к приемлемому итогу, Цезарю следует переждать в безопасной гавани…

– Эврика, повторяя за Архимедом! – воскликнул Нерон, резко оборвав свою песнь.

– Мы помним, каков был его конец, – пробормотал Феон, продолжая расхаживать. – В луже крови на сиракузском взморье.

Нерон не слушал:

– По-моему, мы не замечаем очевидного. Я должен воззвать не к сенату и не к народу, а напрямую к легионам.

Эпафродит вздохнул:

– К несчастью, Цезарь, мы лишились поддержки войск в Галлии и Греции. Вспомни, мы уже это обсуждали…

– Я говорю о легионах Гальбы, которые идут сюда из Испании.

Эпафродит склонил голову набок и молча выгнул бровь.

– Если войска выполняют приказы мятежного командира, – продолжил Нерон, – сами солдаты не обязательно перестали любить своего императора. Может, обратиться прямо к ним? Да, именно так: собрать театральную труппу, выдвинуться навстречу легионам, поставить сцену… а я исполню главную в жизни роль! Когда они увидят меня рядом с Гальбой, этим живым трупом, выбор станет очевидным. Как по-вашему? – Нерон переводил взгляд с одного лица на другое.

Никто не ответил, но энтузиазм императора не угас.

– Солдаты, естественно, захотят, чтобы я сыграл воина. Как вы думаете, кто подойдет лучше – Геркулес или Аякс? Геркулес, конечно, величественнее, но Аякс – трагичнее и тем симпатичнее. И петь за него удобнее; в девяти случаев из десяти публику покоряет именно голос. Да, но в роли Геркулеса можно убить немейского льва! Ты же знаешь, Эпафродит, сколько я готовился к представлению. На последней репетиции со львом все прошло как по маслу. Зверюга буквально лизала меня в нос! Убивать такую совестно, но главное – достоверность. Я притворюсь, будто борюсь со львом, пролью немного поддельной крови, как будто мне досталось когтями по лицу и спине; зрители ахнут, уверенные, что меня вот-вот растерзают, а потом, в блистательном развороте, я убью тварь и победно вскину руки. Лучше задушить голыми руками, но вряд ли такое позволит даже ручная бестия; наверное, придется воспользоваться дубинкой. Итак, что скажете? Я призову божественный дух Геркулеса, вверю ему собственную жизнь, вступлю в смертельную схватку, а затем на глазах у солдат прикончу самого опасного хищника на свете. Неужели вы всерьез полагаете, что после такого представления на меня поднимут руку?

Присутствующие неуверенно переглянулись. Абсурдная идея. И все-таки энтузиазм Нерона подкупал. Изменит ли ход событий столь безумная выходка?

Тит откашлялся.

– Может не получиться, – сказал он тихо. – По-моему, лев, о котором ты говоришь, сбежал.

– Сбежал?! – вскричал Нерон.

– Я видел похожего зверя, он бродил по Золотому дому. Лизнул мне руку.

– С утра в зверинце кто-то пооткрывал клетки, – кивнул Спор. – Зебры и обезьяны разбрелись, крокодилы плавают в озере.

– Значит, надо поймать льва и вернуть его в клетку! – потребовал Нерон. – Где дрессировщик? И сколько понадобится рук, чтобы перевезти реквизит и устроить представление? Да, и еще нужен человек, который поможет мне отобрать наряды…

– Мне кажется, Цезарь, лучше вернуться к предыдущей идее. – Эпафродит говорил тихо, но твердо. – Нам следует немедленно бежать из города.

Огонь в глазах Нерона дрогнул, затем померк. Плечи поникли. Император глухо застонал и опустил голову.

Спор вздохнул и грустно улыбнулся. Он подошел к Нерону, намереваясь обнять его, но тот отшатнулся и хлестнул евнуха по лицу.

Спор дотронулся до ушибленной щеки и залился слезами. Попятившись, евнух зашатался. К нему, рискуя упасть, бросился раб Эпиктет, который сумел-таки удержать Спора, обхватив за плечи.

Феон вдруг остановился как вкопанный:

– Эпафродит прав. Нужно сейчас же покинуть город. Больше никаких метаний и никаких безумных идей.

– Но куда мы пойдем? – тихо спросил Нерон.

– Для начала – в мое имение возле дороги на Номент, – ответил Феон. – Это всего в нескольких милях от Коллинских ворот.

Лицо Нерона просветлело.

– Мы попадем прямо в казармы преторианцев! Когда солдаты увидят меня, мы испытаем их отношение. Почти наверняка…

– Но Цезарь пойдет инкогнито, – напомнил Эпафродит.

– Ах да. – Нерон упал духом. Он снова заколебался.

Эпафродит издал стон. Феон воздел руки. Эпиктет продолжал утешать Спора.

– Пинарий! – внезапно возопил Нерон, напугав всех. – Теперь твой черед!