— Да, — прошептал Викери.

Опять установилось молчание.

Сигара Холма догорела и теперь жгла ему пальцы. Он притушил ее. Запахло паленым. Холм закурил новую. „Я слишком много курю, — подумал он. — Может — быть, и пью слишком много в последнее время. Но дело сделано, насколько позволяют обстоятельства“.

Викери облизал губы.

— Это еще одна проблема? — спросил он. — Могу ли я говорить прямо? Я должен знать, является ли это намеком на то, что… в конце концов вы придете к заключению „о необходимости ответных действий“.

— Думаю, для нашей энергии найдется лучшее применение, — сказал ему Льзу. — Может быть, все-таки ваши усилия в Парламенте увенчаются успехом.

— Но… вы понимаете, что я не могу изменить своим принципам. Я должен иметь возможность говорить все, что считаю нужным.

— Это записано в соглашении, — сказал Ферун.

И за этими словами последовал монолог, который не был многословным даже с точки зрения итрианских критериев.

— Люди, населяющие Авалон, имеют неограниченные права свободы слова, печати, радиовещания, ограниченные только всеобъемлющим правом неприкосновенности личности и требованиями защиты от чужеземных врагов.

— Я хотел сказать… — Викери сглотнул. Годы политической деятельности не прошли для него даром. — Я хотел только сказать, что дружеская критика и предложения всегда правомочны, — сказал он со всей любезностью, на которую был способен. — Как бы там ни было, мы не должны допустить, чтобы началась гражданская война. Можем ли мы сейчас обсудить политику непартизанских объединений?

За кажущимся спокойствием ощущался страх.

Холму подумалось, что сейчас он может читать мысли Викери, пытающегося постичь все значение того, что сказал старый Льзу.

Как может суровая, могущественная, разбитая на кланы и рассеянная территориально раса регулировать свои общественные дела?

Как и на Земле, разнообразные культуры Итри в различные периоды ее истории давали множество ответов на этот вопрос, но ни один из них не казался полностью исчерпывающим, особенно на длительный период.

Ораторы Планха были наиболее могущественными и прогрессивными, когда прибыли первые исследователи. Некоторые называют их „хеленистинами“.

Легко приспособившись к современной технологии, вскоре вовлекли в свою Систему и других. В то же самое время с успехом применяя ее к изменяющимся условиям.

Это было нетрудно, потому что Система не требовала строгого единства.

Состояли ли владения Системы из ряда разбросанных земель или из единого участка Земли или моря, но внутри этих владений — чос был независимым. Принципы управления чосом подсказывались традицией, хотя и сама традиция медленно изменялась, как неизбежно меняется все живое. Племя, анахронизм, деспотизм, свободная федерация, теократия, клан, увеличивающаяся семья, корпорация и еще множество понятий, для обозначения которых нет подходящих слов на языке людей — все это могло характеризовать чос.

Вечное „нужно“, то есть традиционное понятие долга, определялось скорее обычаем и общественным мнением, нежели предписанием и силой. Семьи редко жили в тесном единстве, так что разногласия возникали редко и были минимальными. Обычно наказанием служило изгнание из союза или, что случалось крайне редко, рабство. Между ними лежало изгнание общее. Тот, кто совершал особый проступок, скажем, убийство, мог быть сам убит за это безнаказанно, и если кто-то пытался ему помочь, это расценивалось, как столь же тяжкое преступление.

Наказывали еще и временным изгнанием, которое автоматически кончалось по окончании установленного срока. Итрианам было тяжело перенести его. С другой стороны, особо недовольные могли легко оставить дом (как удержишь в небе?) и примкнуть к другому чосу, более отвечающему их вкусу.

Теперь, конечно, некоторые признанные группы должны были время от времени собираться вместе и принимать соответственные решения, устраивать междучосовые диспуты и сообща решать общеполитические и другие вопросы. Вот так в прошлом и возник Круат — периодическое собрание всех свободных взрослых итриан.

Оно обладало законными и ограниченно законодательными правами, но отнюдь не административными. Удачливые покровители кланов и указов, выигравшие судебные процессы, становились в глазах соплеменников силой, которой они желали подчиняться.

По мере развития общества планха, региональные собрания начали выдвигать кандидатов на годовой Круат, представлявший более обширные территории. В конце концов те, в свою очередь, посылали своих представителей в Высший Круат всей планеты, встречавшийся каждые шесть лет, если все было спокойно, и чаще, если возникало что-либо непредвиденное. На каждом уровне избирался президиум — Виван. На него были возложены обязанности решать спорные вопросы (разъяснение законов, обычаев, прецедентов), а также разбор всевозможных тяжб.

Эту организацию нельзя было назвать советом, потому что любой взрослый мог участвовать в работе на том уровне, на котором желал.

Подобное устройство не могло бы иметь место на Земле — что-то похожее появилось там однажды, давным-давно, но просуществовало совсем недолго и закончилось кровавым столкновением.

Но итриане менее болтливы, более свободны, чем земляне, не такие упрямые, как они, и не так перегружены историческим опытом прошлого. Современные средства коммуникации, компьютеры, информационные приборы, обучающие машины помогли Системе распространиться вширь, по всему Доминиону.

Прежде чем она достигла подобного состояния, ей пришлось столкнуться лицом к лицу с проблемой администрации.

Необходимые общественные работы должны были иметь под собой материальную основу, опирающуюся на добровольные вклады чосов. На практике же все оказалось гораздо сложнее. Поведение, причиняющее физический или социальный вред, запрещалось независимо от того, каким бы правильным оно ни считалось в отдельных чосах.

И все же не существовало машины для принуждения, и итриане не думали о ее создании.

Когда же несогласие принимало угрожающие размеры, Виваны соответствующего Круата вызывали обвиняемых на Сэрван, который был чем-то вроде общественного суда, чьи решения принимались безоговорочно. Сэрван после долгих размышлений и серьезнейшей церемонии требовал присутствия каждого из проживающих на данной территории. Ради их собственных интересов и особенно ради их чести, обвиняемые должны были предстать перед судом общественности.

В прежние времена суд целого чоса означал его конец — обращение в рабство тех, кто не был убит, с разделением их между победителями. Позднее он стал заканчиваться арестом и изгнанием тех, кто ранее признавался лидером. Но всегда этот своеобразный суд проводился под знаком высшей гордости. Если вызов на Сэрван отклонялся, как это случалось, когда обвинение не было признано настолько подтвержденным фактами, что можно было признать его правомочным, то требовавшие его Виваны вынуждены были кончать жизнь самоубийством.

С учетом характера итриан, Сэрван был у них тем же, что и полиция у людей. Если же ваше общество живет по законам морали, то скажите, часто ли возникает необходимость в полиции?

Никто из тех, кто знал Льза из Тарна, не поверил бы в то, что он может сказать неправду. А он говорил о том, что Авалон может оказаться разорванным на части, и к этому надо было прислушаться.

Могучий Саггитариус впадал в залив Центаур, который носил то же имя, что и второй город Авалона — единственный, кроме Грея, имевший определенное название.

Этот Центаур был, в основном, городом людей и походил на многие имперские города — полный суматохи, шума, веселья, а иногда и опасностей. В нем были речной, морской и космический порты, промышленный и торговый центры.

Находясь здесь, Аринниан большую часть времени был вынужден быть Кристофером Холмом и вести себя соответственно этому имени.

А теперь этого требовали и его новые обязанности.

Он не удивился назначению его верховным офицером охраны Западного Короната после организации этого рода войск — в их обществе семейственность была нормой.