– Ты осиротел, малыш, – прошептала она, роняя на мягкую черную шерстку слезу. – Шарлотта… Хочешь поселиться у нас? Думаю, вы с Арлекиной быстро поладите!

Словно отвечая, маленькое создание лизнуло ее палец.

Ужасное происшествие потрясло Изабель. Выйдя из больницы, она приказала расстроенному Базилю возвращаться домой на улицу Сен-Габриель. Туалетной воде, благоухающей бергамотом и жасмином, не под силу заглушить запахи больничного покоя, поэтому она может подождать…

В доме было тихо. Изабель опустила котенка на выложенный блестящей плиткой пол в кухне. Приятный аромат супа, как это часто бывало, напомнил ей детство. Ах, как же она любила наблюдать за Сидонией, когда та варила обед или возилась с тестом для сладких бриошей! Младший брат Ти-Поль часто составлял ей компанию, и, стоило кухарке отвернуться, отщипывал кусочек. Дети прекрасно знали, что сколько бы мама Донни ни ворчала, она всегда нарочно оставит в миске немного крема или сладкой медовой помадки…

Время от времени от Ти-Поля приходили письма. Он рассказывал сестре о своей жизни в Париже, который со временем полюбил. Изабель улыбалась при мысли, что, встретив брата на улице, наверняка не узнала бы его. Ти-Поль вырос, ему восемнадцать… Она очень по нему скучала. Котенок потерся о щиколотку молодой женщины, потом приблизился было к столу, но сразу же замер, вздыбив на спине шерстку.

– Арлекина! – сердито окликнула кошку Изабель и подхватила испуганного малыша на руки. – Разве можно так пугать нашего нового жильца! Мышей в доме хватит и на двоих!

Кошка с обиженным видом спрыгнула с подоконника и убежала в коридор. Изабель после недолгого колебания опустила котенка на пол.

– Добро пожаловать, Шарлотта! Это – твой новый дом. Кушать хочешь?

Молодая женщина налила в блюдце молока, поставила перед котенком и погладила его по головке.

– Какой хорошенький! – воскликнула Луизетта, входя в кухню. – Где вы его нашли?

– На улице.

Из глубины дома послышался голос Пьера.

– Мой муж вернулся?

– У него в кабинете мсье Этьен, мадам, – сообщила горничная, и глаза ее лукаво блеснули. – Ваша паста готова. Отнести ее наверх? Прикажете подогреть воду для ванны?

– Да, пожалуй… Я иду наверх.

На самом деле Изабель хотелось рассказать Пьеру о своем несчастливом приключении, а вот видеться с Этьеном желания не было. Когда она проходила по коридору, дверь кабинета открылась. Этьен, судя по всему, не ожидал ее увидеть. Он поздоровался и, пребывая в некотором замешательстве, повернулся к Пьеру, который тоже выглядел смущенным.

– Вы давно вернулись? – спросил нотариус, так внимательно вглядываясь в лицо жены, словно хотел прочесть ее мысли.

– Я иду наверх, чтобы привести себя в порядок перед балом, Пьер. У вас все хорошо?

– Да.

Взгляд черных глаз Этьена перебегал с лица мужа на лицо жены.

– Желаю вам приятно провести вечер!

– Ты не останешься на ужин, Этьен? – спросила Изабель скорее из вежливости, чем из каких-то иных соображений.

– Нет, меня ждут. Может, в другой раз. Спасибо, Иза.

Спрятав пыльную шевелюру под шляпой, он ушел. Совсем рядом послышался тихий вздох: Лизетта украдкой посмотрела вслед удалившемуся гостю и побежала вверх по лестнице со стопкой полотенец.

С усталым видом потирая глаза, Пьер хотел было вернуться в кабинет, когда Изабель обратилась к нему со словами:

– Если вы устали, мы можем никуда не ехать.

Нотариусу и вправду сегодня не хотелось никаких разговоров и развлечений. Только что Этьен рассказал ему, чем закончилась его последняя экспедиция.

– Я в порядке, дорогая, – проговорил он мягко. – Сытный ужин – и силы ко мне вернутся! Я не ел с самого утра!

– Ужин подадут ровно в пять.

– Прекрасно! Сейчас приведу бумаги в порядок и присоединюсь к вам за бокалом вина, договорились?

Изабель почувствовала, что краснеет. Она отвернулась, чтобы не смотреть мужу в глаза. Пьер же и не думал скрывать своего вожделения.

– Пойду переоденусь. Спущусь, когда приведу себя в порядок.

Пьер кивнул и проводил взглядом ее грациозную фигурку. Пока жена поднималась по лестнице, он спрашивал себя, как преподнести ей известие, которое он только что получил.

Весь вечер Изабель не могла думать ни о чем, кроме бедняжки Шарлотты. В свои тринадцать она была сиротой, и некому было ее оплакивать, не считая тощего черного котенка. И сколько еще таких девчонок, не знавших в жизни ничего, кроме нужды, живет на улицах Монреаля? Квебека? Для Изабель это было не первое соприкосновение с миром бедноты: во время долгой осады 1759 года ей довелось помогать неимущим и голодным. Но, встречая на улицах детей в лохмотьях, она всегда думала, что о них есть кому позаботиться, что мать или тетка опекают их… Надо же быть такой наивной! Александер прав – она не знает, что такое голод и холод. Не знает, что такое страх перед смертью и безразличие окружающих. Такие вещи понимаешь сполна, только когда они касаются тебя непосредственно. Что ей, Изабель, известно о настоящей жизни, которой живет подавляющее большинство людей?

«Нищенка угодила под колеса!» «Одной оборванкой меньше!» Так говорили люди на месте происшествия. И грубость этих слов резала слух. Неведение порождает глупость, а глупость, в свою очередь, – злобу. Наверное, люди нуждаются в том, чтобы, глядя на бедноту, презирать и сравнивать, ибо тогда они чувствуют себя богачами… Изабель была уверена: тот факт, что она живет в изобилии, не дело случая. На все воля Господа… Значит, надо это принять и истолковать так, чтобы это имело смысл.

Но какой смысл имеет смерть Шарлотты? Как объяснить ее, чтобы снять бремя со своей совести? Шарлотта воровала, чтобы выжить? Но какие у нее были шансы вырваться из этого кошмара и жить нормальной жизнью? Изабель не могла ответить на эти вопросы. Она представила Шарлотту среди десятка таких же грубо накрашенных девиц, прогуливающихся мимо питейных заведений и вдоль городской стены. Они предлагают всем желающим свое единственное достояние – тело, чтобы потом купить себе поесть. Она, Изабель, обычно проезжала мимо, стараясь не смотреть на них, а если ей и доводилось с кем-то встретиться взглядом, то она принимала надменный и заносчивый вид, словно они – отбросы общества. Тем самым она добавляла унижение ко всем бедам, с которыми несчастным приходилось справляться, чтобы вопреки всему продолжать жить.

Взгляд Изабель упал на молодую женщину, у которой на лице был такой густой слой свинцовых белил, что они растрескивались, когда она улыбалась. Ее щеки лоснились от румян, а в уголке обильно накрашенного рта сидела черная бархатная мушка. Они с Шарлоттой были чем-то похожи. Вот только эта дама была дочкой богатого господина из Труа-Ривьер, имя которого Изабель позабыла. Благородная кровь текла в ее жилах и просвечивала сквозь кожу, которую она тщательно берегла от солнца, дабы сохранить ее молочную белизну – главный признак высокого положения в обществе.

Декольте ее было столь откровенным, что ни один мужчина не мог пройти мимо, чтобы не оглянуться: красивые и аппетитные груди весело подрагивали при каждом движении. Бриллиантовые булавки в напудренных волосах, два ряда жемчугов на шее и еще один – на запястье, гранатовые серьги в ушах… Что ж, этой даме не приходилось побираться, чтобы выжить. Она была любовницей богатого монреальского торговца. Но разве женщина, которую содержат ради ее прелестей, не продает себя за деньги так же, как и те, возле городских ворот?

Испокон веков женщинам приходится пользоваться своими чарами, чтобы чего-то добиться в этом мире! Разве это справедливо? Если Господь сотворил ее, чтобы она во всем подчинялась мужчине, зачем тогда, не ограничившись одной красотой, он дал ей разум? Но нет, женщина тоже наделена способностью мыслить здраво, чем, кстати, может похвастать не каждый мужчина. И если Церковь унизила ее до роли только продолжательницы рода, обвинив в пособничестве дьяволу, то лишь затем, чтобы оправдать повадки мужчины, который стремится к удовлетворению плотских желаний и забывает о любви в пользу страсти! И женщине приходится добиваться своего хитростью…