– Ты поранилась? – спросил он, уставившись на окровавленную руку.

Закусив губу, она помотала головой и отодвинулась от него. Александер попытался снова взять ее за руку, но она вырвалась.

– Изабель! Рана на руке?

– Я не поранилась!

– Но откуда…

Александер посмотрел на другую ее руку – ту, которая массировала живот. На лице Изабель читались замешательство и стыд. И тогда он понял… Движимый сочувствием, он прошептал ей на ухо:

– Я позову Микваникве, она тебе поможет.

– Спасибо, – едва смогла выговорить Изабель между всхлипываниями.

Сквозь ветви деревьев виднелась прогалина, и Изабель поняла, что они приближаются к месту, где ей предстоит поселиться. Обойдя заросли ивы, она увидела наполовину очищенную от деревьев поляну. Тут и там валялись обгорелые бревна и кучи серых камней. Несколько глубоких рытвин в черной земле вели к постройке – деревянной хижине с двумя окнами и дверью под небольшим навесом. Крыша ее была покрыта замшелым гонтом[129], по центру ее высилась каменная вытяжная труба.

– Мама! Мамочка! Посмот’и туда!

Габриель пальцем показал на верхушку вигвама, возвышавшуюся над зарослями сумаха.

– Мы будем жить там? Скажи, мы будем жить в том домике?

– Думаю, твоей маме больше понравится деревянный дом, a bhalaich[130], – ответил ему Александер, который уже шел к дому.

Вид ее нового жилища стал для Изабель потрясением. Она подобрала испачканные юбки с таким видом, будто намеревалась бежать обратно, до самого Монреаля. Однако скоро ей пришлось разжать пальцы, чтобы пристукнуть комара. Она стояла и смотрела, как Габриель, словно резвый щенок, носится за Александером по поляне. Ее одолевали противоречивые мысли. С одной стороны, она завидовала радости сына, которую не могла разделить. С другой, вид отца и сына, которые прекрасно поладили между собой, наполнял ее душу радостью.

– Чего только не сделаешь ради любви! – прошептала она себе под нос и зашагала вперед.

Но чего еще она была вправе ожидать? В глубине души она знала, что Александер никогда не сможет дать ей того, что давал Пьер. Когда же она наконец приблизилась к двери, открытой для нее мужчиной, ради которого она все бросила, Изабель вздохнула и только потом вошла.

Александер ждал ее с улыбкой на устах, но она очень быстро угасла. Он положил свою ношу у порога и стал ждать.

Габриель убежал, чтобы посмотреть индейское жилище, и на поляне стало тихо. Каждый шаг молодой женщины эхом отдавался в пустой комнате со свежевыбеленными стенами. Вид ее привел Изабель в растерянность. В одном углу, судя по всему, располагалась «кухня» – закуток с примитивной печью, несколько полок на стенах, колченогий стол, две длинные лавки… По другую сторону печи – большая кровать с матрацем из еловых веток, накрытым тиковым одеялом. Значит, это «спальня». Внезапно в душе у молодой женщины шевельнулась тревога: неужели Александер рассчитывает, что они вот так, сразу, начнут жить как супруги? Она нахмурилась. Где-то совсем рядом, просачиваясь сквозь щель в крыше, методично капала вода.

– Я буду спать не в доме, – поспешил уверить ее шотландец. Выражение лица той, кого ему так хотелось обнять, разочаровало его.

– А Мари?

– До наступления ночи я успею сделать кровать и для нее. А ты потом скажешь, куда ее поставить.

– Хорошо? А остальные мои вещи?

– Сейчас мы их принесем.

Не удостоив его взглядом, Изабель направилась к кровати, качая головой и расправляя несуществующие складки на испачканной юбке. Бросив взгляд на свои мокрые мокасины, облепленные грязью, она вдруг почувствовала огромную усталость, и ей захотелось плакать.

– Я… Мне надо отдохнуть.

– Как скажешь!

Александер подошел к входной двери. Уже на пороге он обернулся и с грустным видом посмотрел на нее.

– Изабель, я понимаю, дом очень… скромный.

– Скромный? Это еще легко сказано! – едва слышно отозвалась она.

Александер кашлянул, прочищая горло. Пальцы его нервно сжимались и разжимались. Наверное, нужно было заранее предупредить ее, в каких условиях им предстоит жить. Но Изабель ни о чем не спрашивала, и он решил, что она понимает. Теперь выяснилось, что он ошибался.

– Это – временное жилище. Я хотел сказать… Как только появится возможность, я подыщу для нас что-то получше.

Изабель молча легла на кровать. Сердце Александера затрепетало, когда он вспомнил, как там, в больнице, она однажды склонилась над ним, ослепив своей красотой. Но даже в своем черном заляпанном платье, грязных мокасинах и сползшем набок чепце, из-под которого выбились мокрые белокурые пряди, она казалась ему такой же прекрасной, как и в тот день.

Он вышел из дома, поискал взглядом сына, а потом занялся поисками щели на крыше – ее нужно было залатать в первую очередь. Управившись с этим делом, он ушел на берег, чтобы забрать из лодок оставшиеся вещи. Он думал о том, что Изабель, скорее всего, мечтает теперь вернуться в свое комфортабельное жилище в Монреале. Разумеется, он мог бы предложить ей не менее уютный дом. Однако он дал себе клятву, что не прикоснется к золоту Голландца – ни при каких обстоятельствах. Это богатство ему не принадлежит и принесло бы ему только несчастья. И все же соблазн был велик. Удастся ли ему выполнить данное обещание и удержать Изабель с собой рядом?

Когда она открыла глаза, было уже темно. На стене танцевали тени, и это означало, что в очаге по центру комнаты уже горел огонь. Сонная, Изабель привстала на локте. В ту же секунду желудок громким урчанием сообщил о своем недовольстве. Как долго она спала? Нужно попросить Луизетту…

– Боже правый!

Внезапно она вспомнила, где находится, и снова повалилась на постель. С улицы в дом проникал соблазнительный запах жаренного на костре мяса и еще один – сосновой смолы. Сосредоточившись на этих ароматах своей новой среды обитания, она попыталась взять себя в руки. Возле уха противно зажужжал комар, и к Изабель вернулись все ее страхи. Она раздавила насекомое у себя на щеке.

«Может, попробовать уговорить Александера перебраться в город? Необязательно жить в доме Пьера, мы могли бы подыскать себе другое жилище!» – подумала она.

Изабель поерзала на кровати. Ощущение было не из приятных – юбка прилипла к ногам. Что, если она совершила ошибку, последовав за Александером? Она закрыла глаза и представила себе соломенно-желтые стены своей спальни, кровать под летним ситцевым покрывалом… В этот момент до нее донесся смех Мари и Габриеля. Судя по всему, им было весело. Изабель обреченно вздохнула.

«Нет, Александер ни за что не захочет переезжать в Монреаль! Да и я тоже не смогу показаться с ним на людях… Зато у меня хватит денег, чтобы усовершенствовать этот… барак! Но Александер и на это не согласится. Гордость не позволит ему пользоваться деньгами женщины…» – думала она, оплакивая свою горькую участь, пока остальные веселились на улице.

Запах жаркого пробудил аппетит, и Изабель села на постели.

– И что получается? – вслух произнесла она. – Пока я расстраиваюсь из-за собственного решения, те, кому я его навязала, радуются?

Спрыгнув с кровати, она увидела, что кровать для Мари готова, а вещи аккуратно сложены в углу комнаты. Оставалось только вернуть себе человеческий вид, то есть помыться и переодеться. Изабель как раз склонилась над ящиком с одеждой, когда скрипнула дверь и на фоне серого пейзажа появилась фигурка сына.

– Мам, ты пр-р-роснулась?

– Да, Габи. Ты уже покушал?

– Да. Мсье Александе’ зажа’ил… нет, зажар-р-рил стр-р-ранную звер-р-рушку.

– Кукую?

– Боб’а!

– Бобра? Но сегодня же пятница! По пятницам нельзя есть мясо!

Мальчик пожал плечами, подбежал к ней и достал из-за спины букетик полевых ромашек. Вид у него был довольный, глаза сияли.

– Мамочка, это тебе! Там, возле яблонь, их целая поляна! А еще я видел бабочек и летучих мышей! Све’чков тут тоже мо’е! Слышишь? Они гово’ят нам: «Доб’о пожаловать!»