Сегодня миссис Пегг шла в «Бинго». Анна и забыла об этом; когда спустя несколько часов она вернулась домой, миссис Пегг успела переодеться в самую нарядную блузку и разыскивала в ящике комода впитывающийся крем под пудру: заветная баночка хранилась ради особых случаев вроде сегодняшнего.

– Я твой чай на пар поставила, чтобы не остыл, – сказала она Анне. – Потом газ выключишь, хорошо? Сэм отправился в «Королевский венец» резаться в домино, так что мы с ним почаевничали пораньше… Где же этот крем, хотела бы я знать? Вместе с баночкой куда-то впитался?.. А! Попался наконец!

Пропажа обнаружилась среди прихваток для горячего, бумажных кульков, чайных салфеток и иных мелочей. Миссис Пегг открыла баночку и принялась торопливо мазать лицо.

– Так, а куда же я туфли задевала? Готова поклясться, я сверху их принесла… Так ты, милая, не забудешь газ выключить? Пойду-ка другие туфли искать…

И она возобновила раскопки.

Вот это было Анне как раз по душе. Никто ею не занимался, не лез. Никто не тратил попусту время, выясняя, какое у нее настроение и почему. И о ее дурном поведении за обедом, кажется, благополучно забыли. Центром вселенной сделались «Бинго» и домино. Таковы были Пегги: они не притворялись, будто забыли, они действительно забывали. Значит, и она имела право от всего отрешиться. От Пеггов, от Стаббсов… вообще от всех. Какое счастье, когда за тобой ежеминутно не присматривают и не трясутся.

Да, но к завтрашнему дню миссис Пегг всяко узнает о ее столкновении с Сандрой.

Когда миссис Пегг, прихрамывая, спустилась в своих выходных туфлях (которые особо ничем не отличались от повседневных, только были тесней), Анна смотрела в окно.

– Ну, пошла я, утеночек, – попрощалась миссис Пегг, подойдя к двери. – Попей чайку, как надумаешь.

Анна лишь обернулась и официально-вежливо произнесла:

– До свидания.

И вот она осталась одна. На буфете тикали часы, на плите тихонько булькала кастрюля. Так называемое чаепитие было на самом деле основательной трапезой: Анну ожидала изрядная порция копченой рыбы с тушеной фасолью, а собственно к чаю – булочка, покрытая липкой глазурью. Анна неторопливо поужинала: ее все не оставляло тихое безразличие. Выключив газ, она помыла тарелки, отправила их в сушилку и вновь вышла из дома.

Уже были сумерки, прилив успел высоко подняться. Он как-то быстро подоспел, пока она ужинала; вода тонким серебристым слоем покрыла причал, оставив у обрыва сухую полоску всего в несколько футов. Возле самого берега покачивалась лодочка, привязанная к столбу; раньше ее там не было, в этом Анна была уверена. Она бы наверняка ее заметила днем – обсохшую во время отлива. Тем более что лодочка была очень славная. Почти новая, цвета полированного ореха.

Анна подошла поближе, заглянула внутрь.

На носу лежал серебристый якорь, белый якорный трос был свернут опрятными кольцами. В уключинах, готовые к плаванию, виднелись весла. Казалось, кто-то только вышел на берег и собирался вскоре вернуться. Анна быстро огляделась: нигде никого. А ведь за последние десять минут никто по дороге не проходил; Анна бы непременно заметила. Ей все больше казалось, будто лодочка кого-то ждала. Ее ведь даже на якорь не поставили, он лежал внутри, да и швартов всего два раза обвели кругом столба… Уж не Анну ли она дожидалась?

Она огляделась еще раз, скинула парусиновые тапочки – и, ни о чем даже не думая, подтянула лодочку поближе, шагнула через борт. От неожиданного движения небрежно захлестнутая веревка распуталась и упала. Анна втянула ее внутрь и взялась за весла. Ей никогда раньше не доводилось грести… Если не считать того раза в Борнмуте, когда мистер Престон дал ей подержаться за весло и заодно внушил золотое правило: никогда не вставать в лодке во весь рост. Тем не менее она чувствовала полную уверенность.

Она осторожно обмакнула в воду сперва одно весло, потом другое. Стала потихоньку делать маленькие гребки – и вот она уже отдалилась от столбика, понемногу продвигаясь вдоль берега.

Почти без какой-либо осознанной мысли она поплыла мимо Болотного Дома.

Вода кругом была невероятно тихой и гладкой. Анна прекратила грести, оперлась на весла и стала смотреть на догоравший закат, от которого остались огнистые полосы над горизонтом.

– Жаль меня! – кричала птичка-песчаник, так, кажется, она называлась. – Жаль, жаль меня!..

Анна встрепенулась: лодка продолжала двигаться, хотя веслами она больше и не работала. Берег по левую руку быстро ускользал прочь, теперь она находилась прямо напротив Болотного Дома. Она заметила свет в окнах нижнего этажа… и поспешно схватилась за весла. Оглянувшись через плечо, обнаружила, что движется прямо туда, где в воду выдавался угол стены. Если не поторопиться, туда-то она и стукнется. Она ударила левым веслом, но лишь шлепнула по воде и едва не свалилась навзничь. В тот же самый момент прямо над ухом послышался голос – детский, девичий, смешливый:

– Эй, на борту! Веревку бросай!

Анна бросила веревку, та натянулась, дернулась… лодку подтащили к стене, где она и остановилась с легким толчком.

Только тут Анна подняла глаза. Над ней, на врезанных в стену ступенях, стояла девочка. Та самая, которую она видела раньше. На ней было легкое длинное платье, светлые локоны падали на плечи. Она наклонилась вперед, сверху вниз заглядывая в лодку.

– С тобой все хорошо? – прошептала она.

– Да, – «обычным» голосом ответила Анна.

– Тихо! – Девочка поднесла палец к губам. – Услышат еще!.. Ты можешь оттуда выйти?

Анна выбралась на ступени. Девочка привязала веревку к железному кольцу в стене. Они стояли напротив, рассматривая друг дружку сквозь сумерки. «Это точно сон, – думала Анна. – Я ее выдумала. Поэтому можно и не говорить ничего…» И она продолжала смотреть, словно на привидение.

Однако и незнакомая девочка точно так же вглядывалась в нее.

Наконец Анна шепотом спросила:

– Ты настоящая?

– Да, а ты?

Они рассмеялись и потрогали одна другую для верности. О да, чужая девочка была вполне реальна, и платье у нее было из чего-то невесомого и шелковистого, а плечо – крепкое, теплое.

Девочка тоже явно поверила, что Анна ей не мерещилась.

– У тебя ладонь липкая, – сказала она и вытерла руку о платье. – То есть мне-то все равно, но так оно и есть! – Потом добавила, глядя во все глаза: – Ты, наверное, нищенка?

– Нет, – сказала Анна. – С какой стати?

– Ты босиком. И волосы у тебя темные и спутанные, как у цыганки. Тебя как зовут?

– Анна.

– Ты в деревне живешь?

– Да, у мистера и миссис Пегг.

Девочка задумчиво глядела на нее. В гаснущем свете трудно было рассмотреть черты лица, но глаза, кажется, были голубыми, в прямых темных ресницах.

– Мне не разрешают с деревенскими детьми играть, – медленно проговорила девочка. – Но ты ведь приезжая, верно?.. А впрочем, какая разница. Все равно они не узнают…

– Тебе не о чем беспокоиться. – Анна резко отвернулась.

– Не уходи! – Девочка, однако, удержала ее. – Ну что ты сразу надулась? Я вправду хочу с тобой познакомиться! А ты со мной хочешь?

Анна заколебалась. Хотелось ли ей познакомиться с этой девочкой? Она и сама толком не знала. Для начала она решила кое-что объяснить: