Этим-то праздником воспользовалась церковь, давно боровшаяся с феодализмом, давно пытавшаяся впустить в эту суровую среду более мягкие элементы: тогда она сама пришла на праздник. Вообще в истории Средних веков мы беспрестанно встречаем факты, показывающие, как благородно и вместе с тем ловко действовала церковь, как она пользовалась всеми обстоятельствами, чтобы смягчить нравы и облагородить общество, чтоб и дурную сторону его обратить на что-либо хорошее. Церковь осталась верна этому призванию и в деле рыцарства. В лекции Гизо об истории французской цивилизации мы находим целый ряд клятв, которые должен был произнести рыцарь при вступлении в рыцарство. Ясно, что эта – для посвящаемого – не внушение отца его: здесь совсем другие понятия – они из церкви. Церковь дала религиозный характер обряду вступления. Оруженосец накануне вступления в рыцарство проводит целый день в посте и молитве, ночь проводит он в церкви: он омывается, церковь возлагает на него белые одежды в знак чистоты нравственной. Обряд посвящения совершается в храме при общественной молитве. Старый рыцарь спрашивает нового, с какою целью вступает он в ряды рыцарей, не из выгод ли корыстных и мирских выгод? Если так, он не достоин рыцарства. Очевидно, этот вопрос подсказан феодальному барону церковью. Рыцарь отвечает отрицательно и тогда дает присягу служить леннику, защищать церковь, вдов и сирот и вообще слабых против сильных. Ударом меча по плечу делают посвящаемого рыцарем. Таким образом, в недрах самого феодализма является как бы реакция против него самого: он основан на утеснении слабых, а юноша, облекаясь в рыцарство, принимает обязанность защищать слабого против сильного. Это учреждение принимает огромное развитие в XI, XII и XIII вв. Конечно, церковь не могла переродить людей того времени, не могла внушить не понятной феодалу мысли, что виллан и раб – тоже такой же человек, как он сам; но, по крайней мере, она сделала, что могла, и создала из рыцарства, если употребить несколько пошлое выражение, средневековую полицию.

Мы видим, что это учреждение быстро распространяется. Где оно возникло, трудно сказать: такие учреждения являются вдруг на целой поверхности известной страны. Так было и со средневековой Европой.

Рыцарство соединило в себе все благородные элементы феодального мира. Из рыцарских обетов образовался целый кодекс, целое уложение нравственности для рыцарства. Уклонения от этих законов хотя были нередки, но подвергались строгим нареканиям.

Были особенные прилагательные эпитеты, которые хотел себе усвоить каждый рыцарь. В первые времена рыцарство, конечно, было выше и лучше; но вообще в нем воспиталось особенное воззрение, особенное чувство чести, понятие о достоинстве человека, обычай защищать слабого против сильного. Эти-то понятия достались от феодализма народам Западной Европы; за такое наследство многое, конечно, можно простить феодальному миру. Классической землей рыцарства, где оно явилось в изящнейших своих формах, была Франция, особенно Южная. Но здесь рыцарство развивалось иначе, чем в Германии: оно получило здесь какой-то изящный, мягкий характер. В Южной Франции рыцарем мог сделаться всякий талантливый горожанин, певец и даже простой человек. Отсюда из памятников провансальской поэзии мы можем почерпнуть многие доказательства в пользу действительного существования рыцарских учреждений. Говорят, странствующих рыцарей не было, что это выдумка новейших романистов, но в Южной Франции мы видим их бесчисленное множество; они переходят от одного двора к другому, посвятив жизнь свою исключительно защите слабых, любви и поэзии. В эту систему южнофранцузского рыцарства вошли Северная Испания и Северная Италия. Мы здесь найдем исторически доказанные блестящие подвиги рыцарей. Таковы подвиги маркграфа Конрада Монферрата, сильнейшего из князей XII века на границах Франции и Италии, не раз подвергавшего себя опасности потерять жизнь, чтоб защитить какую-нибудь бедную девушку, утесняемую родственниками, которые хотели выдать ее за нелюбимого. Таковы же точно исторические рассказы о многих из князей Южной Франции, Барселоны, о королях французских. Обстоятельства, в которых живет какое-либо сословие или целый народ, условливает возникновение их цивилизации и вышедших из этих обстоятельств воззрений на жизнь. Потому мы смело можем сказать, что была особенная феодальная цивилизация; она высказалась в богатой литературе, и никогда памятники средневековой литературы не любопытны так, как здесь.

Теперь нам следует познакомиться с другими элементами средневекового общества – городами, церковью, низшим народонаселением и рабами, о коих не имеем почти известий, но и этот класс имеет право на наше внимание. Прежде будем говорить о возникновении общины средневековой. Исторические источники для городовых общин: чтения Гизо об общинах, последние лекции в «Истории цивилизации»; Hullmann. Stadtewesen des Mittelalters; он хотел написать целую историю городов, но, собрав материалы, увидел, что она еще невозможна, и потому напечатал только материалы с некоторыми рубриками в 4 томах. Весьма любопытна книга молодого Гегеля Italienische Stadteverfassung, где он касается французских и немецких городов. О немецких городах – Эйхгорна «Uber die Enstehung der deutschen Stadte». Отдел знаменитых «Lettres sur l’histoire de France» Ав. Тьерри. Кроме того, средневековые летописи, грамоты и т. п. Вообще всех первоначальных источников и нельзя пересчитать: каждый город, каждая община имели тогда свою историю. Тьерри поручено собрать документы относительно среднего сословия Франции, но до сих пор они еще не явились в свет.

Предметом нынешнего чтения будут европейские городские общины. Мы видели, какой огромный перевес получил феодализм над всем гражданским бытом Европы X и XI столетий. Он был господствующей формой и наложил печать на все отношения. Характер феодального владения был не только перенесен на поземельную собственность, но и на все другие права и на должности, которые раздавались как лены; рабу право на жизнь давалось господином как бы лена. Но такого рода властительная форма не могла не вытребовать резкой реакции и сопротивления. Человечество не выдерживает долго подобных односторонних явлений.

В церкви не раз уже высказывалась реакция против феодализма: но мы увидим сейчас еще одну из таких реакций. Мы сказали, что самая внешность Западной Европы получила особый характер: феодализм покрыл ее замками, башнями и крепостями, как будто повсюду жило племя исключительно воинственное. Феодализм обратил даже древние памятники после Рима к своим целям, таким образом, римские башни и укрепления вдоль Рейна обращены были в феодальные замки; великолепные остатки римского зодчества, арены, амфитеатры, находившиеся в Южной Галлии, были также обращены в укрепления. Но промежду этих замков существовали еще значительные сборища людей, значительные и населенные местности – города. История городов Западной Европы во время возникновения и развития феодализма как бы запущена летописцами и историками того времени. В городах, за исключением Италии, живет обыкновенно утесненная, презренная часть народонаселения, поставленная почти наравне с рабами. Но откуда же взялись здесь смелые учреждения и требования свободы начиная с X столетия и далее?

Решение этого вопроса очень важно. Мы укажем на две теории. По основам одной, которой талантливейшим защитником явился Савиньи, городские учреждения возникли из уцелевших обломков к остатков римского муниципального устройства; Савиньи подкрепляет это мнение некоторыми судебными формами средневековых: городов, заимствованными из римского права, некоторыми сходными учреждениями, именами и т. д.

Вот основная мысль Савиньи: «Когда явились германские завоеватели и заняли римские области, тогда образовались две общины; одна – римская, укрывшаяся в городах, спасшая здесь остатки муниципальных учреждений и продолжавшая по возможности прежнюю жизнь; вторая община – завоеватели, рассыпавшись вне городов, жили по-прежнему германскому праву». Теория эта чрезвычайно остроумна и проста; но не выдерживает строгой критики в том широком значении, которое хотел ей придать Савиньи.