— Вы — мой супруг. Мне нужно ваше согласие.
— Вы просите его впервые в жизни.
— Мне необходимо ваше одобрение, — ответила я, покраснев.
— А вы поедете, если я скажу «нет»? — На его лице отразилось сильное сомнение. Я колебалась, что на это ответить.
— Мы же привыкли говорить друг с другом начистоту, Алиса.
— Ну тогда — да, я поеду, хотите вы того или нет. Если я с ним не повидаюсь, это ляжет тяжким бременем на мою душу.
Он обнял меня за плечи, поцеловал в лоб, потом в губы. Мы обнялись напоследок, но столько еще осталось невысказанного, такие страсти кипели в глубине наших душ!
— Мне поехать с вами? — спросил он, не выпуская меня из рук.
— Не нужно.
— Мне, кажется, придется нанимать клерка, чтобы закончить со счетами, — сказал Виндзор с мягкой усмешкой.
— Он не будет таким старательным, — рассмеялась я, прижавшись к его рубашке из тонкой шерсти. Страхи, терзавшие меня столько недель подряд, понемногу отступали, теряли свою власть надо мной.
— Поезжайте к Эдуарду. — Меня глубоко тронуло прозвучавшее в его голосе сострадание. — А потом возвращайтесь ко мне, когда сможете. Когда все будет кончено.
Я позволила себе посмотреть на него, погладить пальцами его подбородок, решительно сжатые губы. Я достаточно хорошо знала его, чтобы понимать: за этой суровостью скрывается тревога за меня. Я прижалась к его губам.
— Хорошо. Я непременно вернусь.
Мои пожитки погрузили на двух лошадей, конюх и один из слуг Виндзора вскочили в седла, чтобы сопровождать меня, я поцеловала дочерей и как ветер помчалась в Элтхем, к Эдуарду. А что стало с документом, который официально возвращал меня из ссылки? Куда он подевался? Не могу припомнить. С несвойственной мне небрежностью я его не сохранила.
Позднее об этом пришлось пожалеть.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Вот и Элтхем. Бросив поклажу нераспакованной, я вошла внутрь, и на душе стало светлее при воспоминаниях об этом дворце, к которому Уикхем пристроил ряд новых покоев. Я шла напрямик к своей цели, впитывая в себя атмосферу дворца, и вынуждена была признать, что многое здесь стало другим. Виндзор не ошибся, сказав, что дворец лишился своего сердца. Мне показалось, что он стал напоминать покрытую пылью каменную гробницу. Попадавшиеся по пути слуги смотрели на меня с явным недоумением. Все они, как и прежде, кланялись или приседали в реверансах, никто не пытался меня остановить, только один, спрятав руку за спину, свернул пальцы колечком, отгоняя злых духов. Я все равно заметила. О том, что я ведьма, здесь помнили крепко.
Но это бы полбеды. Самое трудное — вернуть себе прежнее положение во дворце. Расставив ноги, скрестив на груди руки, готовый отразить вторжение целого воинства, у дверей в личные покои Эдуарда неподвижно застыл Роджер Бичем, новый камергер Эдуарда, сменивший Латимера. Заметив меня, он весь подтянулся. Я приехала сюда издалека, приехала быстро, а теперь этот наемник может не впустить меня к Эдуарду. Я-то знала, что мое удаление от двора отменено, однако прибыла сюда так скоро, что могла опередить это известие. Новость еще не достигла Элтхема — а может быть, и достигла, но вдруг этот прислужник все равно откажется меня впустить?
Вот сейчас я и выясню, сколь много власти у меня осталось. Наверное, совсем немного.
Бичем смотрел на меня как на тех надоедливых насекомых, которых никак не удается выжить даже из парадных комнат дворца.
— Вам нечего здесь делать! Закон запрещает вам находиться здесь! — Ни малейшего почтения, одно лишь откровенное неприятие — поведение Бичема подтверждало мои худшие опасения.
— Я желаю видеть короля, — ответила я как можно спокойнее.
— А я говорю, что вы сюда не войдете.
— Вы помешаете мне?
— Я не допущу этого, мадам!
— Мое удаление от двора отменено.
— И у вас есть доказательство?
Да, чего не было, того не было. Я спешила и даже не подумала, что документ может мне понадобиться. Хотя Бичем все равно не признал бы никакой бумаги, разве только прямое распоряжение короля с его подписью и печатью.
— Все постановления прежнего парламента признаны незаконными и недействительными, — спокойно сообщила я ему. — Так решил сам Гонт. — Несомненно, это имя имеет здесь достаточный вес.
— Мне об этом ничего не известно. — Решимость Бичема нимало не поколебалась.
Как мне хотелось, чтобы на его месте вновь оказался Латимер! И как этот монстр сумел избежать проведенной Гонтом чистки? Я показала на дверь, которую он заслонял собой.
— Пропустите. Король меня примет.
— Вас король не примет. — С этими словами Бичем вытащил из ножен меч.
Я не отступила ни на полшага.
— Если вы хотите остановить меня, вам придется пустить его в ход, сэр. — Я рукой отвела клинок в сторону. — На мне драгоценности королевы Филиппы. Я родила королю сыновей и дочерей. И вы не впускаете меня к нему?
Я изо всей силы застучала кулаком в дверь покоев Эдуарда.
Ответа не последовало. Как бы я ни пыталась убедить камергера, что король будет мне рад, сама я в этом отнюдь не была уверена. Снова громко постучала. Страх начал нарастать во мне, пока не сперло дыхание, а пальцы Бичема не сомкнулись на моем запястье — властно, жестко, неумолимо. Я забарабанила в дверь свободной рукой и громко позвала:
— Государь! Это Алиса! — Попыталась высвободиться из рук Бичема, но он держал меня цепко. Внезапно в глазах у меня потемнело. Меня изгонят отсюда. Обещание Гонта — всего лишь издевка…
— Ваше величество!.. — В моем голосе явственно звучал ужас.
Дверь отворилась.
— Что за шум и суета, Бичем? Мертвого можно поднять из могилы. Успокойтесь, дружище…
Тот отпустил мою руку.
Когда-то я могла входить к Эдуарду, прикасаться к нему, говорить с ним, и никто не мог мне помешать. Теперь я больше не имела на это права — если вспомнить слова, сказанные королем при расставании. Но сердце у меня сильно забилось, когда я увидела, что Эдуард держится на ногах самостоятельно, говорит безо всякого труда, четко и властно. В дверях стоял прежний Эдуард — монарх, царственный повелитель, пусть он и горбился, а щеки ввалились от старости. Не то чтобы он по-прежнему силен и крепок, но сил на то, чтобы стоять ровно, держась одной рукой за дверной косяк, ему хватало.
Я низко присела в реверансе.
— Милорд, я перед вами. — Выждала, пока выцветшие голубые глаза окинули взглядом мое лицо, и лишь после этого выпрямилась во весь рост. — Это Алиса. Я приехала к вам. Позвольте мне войти, побыть с вами.
Отвернется ли он, отвергнет ли меня? Мне показалась целой вечностью та минута, когда Эдуард всматривался в мое лицо. Наконец его глаза прояснились — узнал. Удивление в его взгляде мешалось с нескрываемой радостью.
— Алиса…
— Да, вот я здесь.
— Я спрашивал о тебе. А мне говорили, что тебе нельзя быть со мной… — Он вдруг протянул ко мне руки, и я вложила в них свои ладони.
— Теперь я здесь. Давайте войдем, — предложила я с вернувшейся уверенностью и шагнула через порог.
Глаза Эдуарда увлажнились, но он держал себя в руках, и память ему не изменяла. Как в былые дни, он поклонился и поднес мои пальцы к губам — сначала одну руку, потом и другую.
— Я скучал по тебе, — сказал он просто.
— Мне было невыносимо думать, что вам приходится оставаться в одиночестве.
— Тебя не пускали ко мне…
— Это не я так решила. Но ваш сын меня выручил. И теперь я могу быть здесь, с вами.
— Так входи же… Поговорим.
Он вел меня по комнатам, и я ясно ощущала, как мучительно текли для него минувшие месяцы. Мы были вынуждены двигаться медленно, Эдуард всякий раз подволакивал правую ногу, а рука, которую я держала, была напряжена от усилий, которые он прилагал, чтобы идти самостоятельно. Но настойчивости ему хватало, и мы добрались наконец до большого покоя.
— Алиса… — Не успел он выговорить следующее слово, как я упала перед ним на колени. — Что ты?