— Как могут знания дать власть?

— Могут. Если то, что известно тебе, играет важную роль для кого-то еще.

Чему могла я научиться в стенах аббатства? Невзрачное полотно моей жизни было расстелено передо мной, слишком жалкое и по размеру, и по качеству. Читать положенные на день молитвы. Вскапывать грядки на огороде. Варить простенькие зелья в лазарете. Начищать до блеска серебряные сосуды в монастырской церкви.

— И что делать с такими знаниями? — с отчаянием в голосе спросила я, будто сразу перечислила все, что мне известно. Как я проклинала графиню в эту минуту своего прозрения!

— Как это можно сказать заранее? Но вот что я тебе скажу. Женщине очень важно научиться быть двуличной, чтобы с толком пользоваться теми талантами, какими она наделена, сколь бы жалкими они ни казались. Есть у тебя такое умение?

Двуличие? А оно у меня есть? Я и понятия об этом не имела и только покачала головой.

— Обман! Коварство! Интриги! — вскричала она, выведенная из терпения моей несообразительностью. — Ты что, не понимаешь? — Графиня Джоанна вернулась с порога и зашептала мне на ухо, словно оказывала величайшее благодеяние: — У тебя должны быть душевные силы, чтобы настойчиво идти к своей цели, не обращая внимания на то, скольких врагов ты наживешь на этом пути. Это дело нелегкое. Я всю жизнь наживала себе врагов, но в тот день, когда я обвенчаюсь с принцем, они станут для меня все равно что мякина для урагана. Я стану смеяться им в лицо, не заботясь о том, что они обо мне думают или говорят. Захотела бы ты по доброй воле выбрать себе такой путь? Уверена, что нет. — В ее голосе снова послышалась издевка. — Подумай об этом, детка. Все, что ждет тебя в будущем, — жизнь в этом склепе до того часа, когда тебя закутают в саван.

— Нет! — Ужасное видение заставило меня громко выкрикнуть это слово, будто в руку мне вонзилось одно из остро заточенных перьев графини Джоанны. — Я убегу отсюда.

Раньше я никогда не говорила об этом вслух, не облекала свою мечту в слова. Как отчаянно это прозвучало! И как безнадежно, но в ту минуту меня буквально душили мысли о том, чего я лишена и что могло бы изменить мою жизнь, если бы я была в силах ею управлять.

— Убежишь? А жить как станешь? — Она почти повторяла слова сестры Годы, которые врезались в мое сердце острым ножом. — У тебя нет своих средств, тебе нужен муж. Если только ты не желаешь сделаться шлюхой. Ау них опасная жизнь, грубая и короткая. Я бы тебе такую выбирать не советовала. Уж лучше быть монашкой. — Она отстранила меня рукой, вышла из комнаты и прошествовала во двор, где уселась в свои носилки. Я догнала ее, передала обезьянку, задернула занавеси, и на том моя служба у графини завершилась. Но напоследок я услышала от нее еще одно прорицание: — Ты никогда ничего не будешь стоить в этой жизни. Поэтому не забивай себе голову глупостями. — Потом добавила с мимолетной улыбкой: — Я придумала, чем тебя наградить. Возьми себе Барбари. Возможно, тебя он развлечет, а мне уже стал надоедать…

Зверек вылетел из носилок, снова оказавшись у меня на руках.

И графиня Джоанна, взбудоражив меня, исчезла в туче пыли вместе со своими собачками, соколом и свитой. Но забыть я ее не могла, потому что графиня разожгла пламя моего воображения.

«Я заслуживаю большего», — твердила я, преклонив вместе с сестрами колени на вечерне. Я буду чего-то стоить! И я добьюсь чего-то в жизни! Так думала я, пусть и была тогда совсем еще ребенком.

И разве кое-чего я не добилась, так или иначе? Я улыбнулась, пусть и забивала мне ноздри и глотку вонь свечного сала. Что бы ни думала обо мне графиня, вот где я оказалась каким-то чудом — в Хейверинг-Атт-Боуэре! «Судьба вырвала меня из стен аббатства, — повторяла я себе под нос, — так отчего судьба не может вывести меня из этого ада, полного жара и вони, туда, где я смогу расправить крылья? Особенно если я и сама постараюсь».

Носком башмака я отогнала нахального кухонного котенка, вцепившегося когтями в мои юбки, отвлеклась, и мое бормотание перешло в шипение боли: горячее сало капнуло на руку, мигом вернув меня к действительности.

Я подхватила котенка, заперла его в буфетной, не обращая внимание на жалобное мяуканье, а сама поспешила к мастеру Хэмфри, который звал меня яростным ревом.

Да, а что дальше случилось с обезьянкой? Матушка настоятельница приказала забрать зверька в лазарет и запереть в подвале. Больше я его не видела, да не очень и жалела, вспоминая, как больно он кусался. Но теперь я улыбнулась. Если бы у меня сейчас была обезьянка, я с большим удовольствием натравила бы ее на Сима.

А потом с ясного неба грянул гром. Проведя две недели в водовороте поварен Хейверинга, я успокоилась и позволила себе забыть об осторожности. В тот день мне дали отвратительное поручение: отскрести колоду, на которой разделывают мясные туши.

— А когда закончишь с этим, принеси из кладовки корзину лука-порея… и посмотри на огороде, может, найдешь там немного шалфея. Знаешь, как он выглядит? — Мастер Хэмфри, выкрикивая свои указания мне вслед, по-прежнему не терял язвительности.

— Знаю, мастер Хэмфри. — «Любой дурак знает, как выглядит шалфей». Я схватила тряпку, довольная тем, что можно ускользнуть подальше от жара печей и тошнотворного запаха свежей крови.

— Да, и прихвати еще луку-резанца, девушка!

Не успела я переступить порог, как меня схватили за руку, да так резко, что я чуть не споткнулась.

— Какого?..

Я оказалась в объятиях треклятого Сима.

— Ба, да это же мистрис Алиса, которая так высоко себя ставит!

Я подняла руку, чтобы крутануть ему ухо, но он уклонился, продолжая крепко меня держать. Сим не отставал от меня сегодня: я уже не дала ему задрать мои юбки, кольнув кончиком ножа, и на его руке до сих пор краснели пятнышки.

— Отстань от меня, болван!

Сим притиснул меня к стене, и я, как обычно, ощутила, что он пытается коленом раздвинуть мне ноги.

— Будь моя воля, тебя бы уже давно оскопили! — Я укусила его за руку.

Сим был гораздо сильнее меня. Он рассмеялся и дернул меня за ворот. Я почувствовала, как тот рвется, как Сим разрывает рубаху на моем плече, и тут же лопнул тонкий шнурок. Четки королевы Филиппы, драгоценный дар, который я носила на шее, скрывая от посторонних глаз, скользнули под рубахой и упали на пол. Я вывернулась из рук Сима и коршуном бросилась на четки. Чуть-чуть опоздала. Их успел схватить Сим.

— Так-так! — Он помахал четками у меня перед носом.

— Отдай!

— Вот оттрахаю тебя — тогда отдам.

— Не в этой жизни… — Сейчас я думала только о четках.

Сим тоже. Он разглядывал красивую вещицу, поднеся ее ближе к свечам, и постепенно (это я видела) до него стало доходить, насколько она ценная.

— Ну, если не ошибаюсь, это стоит хороших денег…

Он оставит четки себе. Но должно быть, их стоимость смутила даже Сима — он понимал, что рискует… Я схватила его за руку, но Сим бросился бежать, увлекая меня за собой. Тогда, споткнувшись и чуть не упав, я сообразила: он сейчас втянет меня в неприятности. И ничего хорошего мне это не сулит.

— Что здесь происходит? — раздался среди всей суматохи голос мастера Хэмфри.

— Здесь вор обнаружился, мастер Хэмфри! — Глаза Сима сверкали нескрываемой злобой.

— Я и так знаю, что ты вор, сынок. Думаешь, я не видел, как ты стащил здоровенный кус сыра и сунул в свою ненасытную глотку? С тех пор и часа не прошло.

— Дело куда серьезнее, чем кусочек сыра, мастер Хэмфри. — Обращенная ко мне ухмылка Сима была настоящим образцом коварства. Через мгновение нас окружили плотным кольцом.

— Грабительница! Разбойница! Воровка! — хором выкрикивали бездельники поварята и обожающие скандалы подручные.

— Я не воровка! — Я лягнула Сима под колено. — Отпусти меня!

— Черт тебя возьми, девка! — Он сжал меня сильнее. — А я ведь говорил, что ей нельзя доверять, — воззвал он к окружившей нас толпе. — Слишком уж высоко она себя ставит! Воровка она! — И поднял над головой руку с зажатым в грязных пальцах подарком Филиппы. Четки сверкали, и всем было ясно, что это дорогая вещица. Я задрожала от возмущения. Да как он смеет отбирать то, что принадлежит мне!