Я вздрогнула, решив, что он зовет меня, но король щелкнул пальцами поджарому алаунту, который снова забрел в Большой зал и шел вдоль гобеленов, принюхиваясь к какому-то запаху. Пес подбежал, стал ластиться, тереться о ноги хозяина, а тот взял его за ошейник.

— Скажешь ее величеству, Уилл… Нет, пожалуй, ты пойдешь со мной. Поручение королевы ты уже выполнил, теперь ты нужен мне, чтобы решить, где построить банный домик. Джослин! Джослин! — громко позвал король.

Человек, до того скромно ожидавший за портьерой, подошел к нам.

— Слушаю, государь.

— Отведи эту девушку к королеве. Ее величество велела привезти ее. Так вот, Уилл… — И они с головой погрузились в свои замыслы. — Думаю, я нашел идеальное место… Дай мне только избавиться от всех этих собак и птиц… — Король тихонько свистнул ястребу и зашагал к выходу из зала, Уикхем за ним. На меня они больше не обращали внимания. Ни один, ни другой. Жаль…

Сэр Джослин (позднее я узнала, что он управлял дворцовым хозяйством) поманил меня пальцем за собой, но я, колеблясь, обернулась вслед уходящим. Уикхем кивал головой и разводил руки — наверное, показывал размеры здания, которое ему представлялось. Оба смеялись, и громкий голос короля перекрывал звучавший тише смех Уикхема. А потом он исчез вслед за королем, будто последний оставшийся у меня друг покинул меня. Единственный друг. Конечно, никаким другом мне он не был, но с кем еще я была здесь знакома? Его грубоватую доброту я не забуду. Что же касается короля, то я ожидала увидеть корону или хотя бы золотую цепь, указывающую на его положение, а не свору собак с ястребом. Однако невозможно было отрицать, что величие монарха так же непринужденно окутывало его, как легкая летняя накидка.

— Идем же, девушка. Я не могу ждать тебя целый день.

Я вздохнула и пошла за управляющим — выяснять, что ждет меня в качестве одной из сироток и бродяжек, о коих печется королева. Четки, которые до сих пор сжимала в руке, я опустила за пазуху и пошла, куда было велено.

В покоях королевы стояла тишина. Не найдя в передней ни души, кому он мог бы просто передать меня, сэр Джослин постучал в дверь, услышал позволение войти и вошел, потянув меня за собой. Я оказалась на пороге большой, залитой светом комнаты. Она была так расцвечена красками, в ней царило такое оживление, там было столько очаровательных дам, что меня это захватило даже сильнее, чем торжественное величие Большого зала. Здесь была совершенно особая атмосфера. Все мыслимые цвета и оттенки платьев превращали дам, заполнивших комнату, в порхающих волшебных бабочек. Я вытаращила глаза. Дурные манеры, конечно, но красочное зрелище так захватило меня, что я просто стояла и таращилась. Они весело переговаривались за вышиванием, к услугам желающих были книги и настольные игры — и ни одна не носила на голове унылый апостольник или надвинутое на брови покрывало. Моим глазам и ушам предстал целый новый мир, о котором я прежде и представления не имела. Дамы беседовали и смеялись, кто-то пел под чарующие звуки лютни. Здесь тишину не приветствовали.

Среди них я не увидела королевы. Как не увидела, к своему облегчению, и графини Кентской. Управляющий обвел присутствующих глазами и высмотрел ту, кого искал.

— Миледи! — промолвил он с неподражаемым поклоном. Я, уже умудренная опытом, сделала реверанс. — Мне нужно поговорить с ее величеством.

Принцесса Изабелла подняла на него глаза, продолжая рассеянно перебирать струны лютни. Теперь я поняла, откуда у нее эта светлая красота: и ростом, и цветом волос и глаз она пошла в своего отца.

— Ее величеству нездоровится, Джослин. Это может подождать?

— Мне приказали привести к ее величеству эту особу. — Он небрежно вытолкнул меня вперед. Я снова присела в реверансе.

— Это еще зачем? — спросила принцесса, уже не отрывая взгляда от струн. Вот добротой она никак не напоминала своего отца-короля.

— Ее привез Уикхем, миледи.

— Ты кто? — Принцесса взглянула на меня.

— Алиса, миледи. — В ее взгляде не было приветливости. Она даже не вспомнила меня. — Из монастыря Святой Марии в Баркинге, миледи.

На лбу Изабеллы залегла морщина, потом разгладилась.

— Припоминаю. Девочка с четками — ты работала там на кухне или делала что-то похожее…

— Да, миледи.

— И ее величество вызвала тебя? — Пальцы снова взялись за струны лютни, а нога нетерпеливо притопнула. — Наверное, мне нужно что-нибудь для тебя сделать. — В глазах ее, как мне показалось, промелькнуло недружелюбие.

Одна из дам подошла и положила руку принцессе на плечо с непринужденностью старой подруги.

— Сыграй нам, Изабелла. Мы выучили новую песенку.

— С удовольствием. Джослин, отведите девчонку на кухню. Позаботьтесь, чтобы у нее была постель, накормите чем-нибудь. Потом приставьте к работе. Полагаю, таково и было желание ее величества.

— Слушаюсь, миледи.

Все внимание Изабеллы было уже поглощено придворными дамами и новой песенкой. Управляющий с поклоном вышел из комнаты, толкая меня перед собой, дверь затворилась, скрыв от меня волшебную картину того, что происходило в светлице. Я так и не осмелилась шагнуть дальше порога, а теперь дрожала от страстного желания войти туда, войти в жизнь, кипевшую за закрывшейся дверью. Мне хотелось принадлежать к этому яркому уютному миру.

Сэр Джослин, не говоря ни слова, зашагал вперед, и мне ничего не оставалось, как идти за ним.

— Вот девушка, мастер Хэмфри… — С той минуты, когда мы вышли из светлицы, на лице управляющего дворцовым хозяйством отражалось невыразимое презрение ко мне. — Это еще одна из тех, кого ее величество подбирает в сточных канавах, чтобы они кормились от наших щедрот.

В ответ его собеседник только хмыкнул. Мастер Хэмфри секачом разделывал свиную тушу, натренированными движениями разрубая ее вдоль хребта.

— Госпожа велела отвести ее к вам.

Повар замер, держа секач на весу, и бросил взгляд из-под седеющих бровей.

— И что, позвольте спросить, мне с ней делать?

— Накормите. Дайте ей постель. Оденьте и приставьте к работе.

— Ха-ха! Да вы только посмотрите вокруг, Джос! Что видите?

Я тоже осмотрелась. На поварне кипела работа: повсюду сновали поварята, мальчики с поварешками, мальчики с горшками, мойщики бутылей — и каждый трудился, будто его черти подгоняли. От печей и открытых очагов шел нестерпимый жар. Я уже почувствовала, как пот струится у меня по спине, как взмокли волосы под капюшоном.

— А что? — проворчал сэр Джослин. Мне показалось, ему не понравилось, как непочтительно обратился к нему повар.

— Я не держу здесь девочек, Джос! Понимаете? У них силенок не хватает. Да, они могут корову подоить, блюда на стол подать… Но — здесь — их — нет. — Каждое слово повар подчеркнул взмахом своего секача.

— Ну, как знаете. Принцесса Изабелла распорядилась. Она сказала: определить на кухню!

— А, раз госпожа сказала!.. — снова хмыкнул повар.

— Вот именно!

И сэр Джослин поспешно оставил меня среди кипящего ада поварен Хейверинга. Что там делали, я понимала: чистили, мыли, рубили на части, нарезали, помешивали, — но все, к чему я привыкла, было лишь бледной тенью того, что происходило здесь. От шума чуть не лопались барабанные перепонки. Впрочем, было весело. Повсюду крики и смех, шутки и прибаутки, громкие распоряжения, неизменно сопровождаемые жалобами и руганью. Было похоже, что поварята не слишком-то почтительны, но приказания повара исполнялись мигом. Это говорило о том, что у него тяжелая рука, готовая проучить того, кто перейдет границы дозволенного. И еда… Ее было столько! При виде такого изобилия у меня громко заурчало в животе. А уж запахи, исходившие от жарившегося мяса, от сочных ребрышек…

— Да не стой же как полено!

Повар, с громким стуком отбросивший свой секач, удостоил меня лишь мимолетным взглядом, зато поварята разглядывали вовсю, с наглыми усмешками и недвусмысленными жестами. Я не слишком хорошо была знакома с такой жестикуляцией (разве что на рынке видела иногда, как подобными жестами обмениваются блудница и ее недовольный клиент), но особо напрягать воображение и не требовалось. Щеки у меня запылали, и отнюдь не от жара печей.