Тем не менее, постоянно закрывая недавно раненую руку и нащупав газовый баллончик, уже несколько ночей бесполезно таившийся в глубинах макинтоша, я почти прекратил творящееся зверство, но тут заговорил избиваемый парень: «Оставьте, вы не ведаете, что творите, Великий Учитель говорил, что не нужно другой жертвы, есть только он, Искупитель рода людского. Не нужно насилия, пожалуйста!»
Старшеклассник плакал. Рядом утешала его, нежно что-то нашёптывая и близко поднося губу к уху, самая холоднокровная и жестокая из видевших его трагедию, шатенка со сладострастным лицом.
Подростки-убийцы отвлеклись, и, взявшись за оружие, я усилил смятение:
— Лучше бы вы убили меня. Мои пальцы сжимают пистолет, и если хоть одна дрянь тронет кого-либо, скажу, что убил при исполнении. И ещё… в любом случае завтра все в вашей школе узнают о делах, что тут творились. Не повезло вам — мента избивать.
— Да не мент ты, ни фига не похож. Думал обмануть, раз ранец увидел.
— Можете проверить? — газовый баллончик был наготове.
— Это всё Петя виноват. Он нас сам сюда позвал и на митинги в центре приглашал.
— Да, — загалдели все хором.
— Так что, если донесёте, достанется вашему любимчику на орехи. Ещё пожалеет, что вы спасали его. Петя — тот блаженный.
Бросив беглый взгляд на плачущего школьника, я спросил, правда, ли их слова.
— Не нужно ничего делать, не вмешивайтесь, пожалуйста. Они больше не посмеют, — повторял паренёк. На меня в тот миг произвела впечатление внешность мальчика. Совершенно из ряда вон выходящая фактура, хотя ничем конкретным избитый не выделялся. Какое-то сияние и значительность исходили из его непосредственности. Чувствовалось, что темноволосый и кареглазый парень либо обладает скрытым талантом, либо когда-нибудь способен стать человеком, в отличие от своих сверстников.
Во дворе появились случайные прохожие, и старшеклассники стали расходиться.
Проследив до школы за поведением юных преступников, я, валясь с ног от усталости, от которой не мог избавиться, привыкнув к режиму дня полуночника, отправился в столовую при университете, где преподавал и учился. Сильно вникать в дела детей и подростов опасно, можно навредить сильнее своими поспешными действиями, но интуиция шептала, что через неделю совесть не даст мне не поинтересоваться, как дела у спасённого мальчика.
По дороге от школы что-то мялось и мешалось в кармане. Пальцы нащупали плотную, но истерзанную развёртываемую бумагу. Перед глазами предстала забытая прокламация.
Листовка содержала длинные речи, которые никто не читал, а ещё неуместное по содержанию стихотворение:
Чужие храмы
С чужим воспоминанием из проклятого странствия
Я принимал как призраков неузнанные храмы
За виденные где-нибудь не так давно руины,
По мере возвращения не угадав их имени.
Неясно предвещали мне подобные незнания,
Что не к родному городу меня уносит память,
И, находя пристанище, я выбрал дом старинный,
Спросил о дальней родине, не зная, где я именно.
«Почти пришёл», — в смущении хозяева ответили,
Но в комнате мне отданной сквозь щели слышен ветер,
И, мучаясь бессонницей, я выдвинулся к храму.
Наутро неразгаданной та местность безымянная
По мере возвращения знобила ветром спину,
Постройки новым идолам казались мне руинами…
Но и теперь на родине я вижу эти храмы.
Кто автор? Какой-то начинающий мастер или известный, и это послание? Но к чему эти слова, будящие желания?
Сегодня многое хотелось сравнить с теми храмами. «Наверное, я совсем отстал от жизни», — звучало в голове.
