Два высших должностных лица в системе Главного разведывательного управления молча слушали своего крупнейшего специалиста по Зоне Отчуждения и частично умом, а в некоторой степени интуитивно чувствовали направление мыслей Селезнева.

— А Синдикат? — сделал последнюю попытку Клюев, догадываясь о том, каким будет ответ.

— Исключено, — решительного отверг этот вариант Селезнев. — Этой стае диких гусей просто нет смысла идти на столь очевидный риск и нападать на других, если отсутствует непосредственная угроза их бизнесу. Да и кроме того, где доказательства, что Синдикату известно больше, чем нам сообщил агент?

— Тогда на каком основании вы делаете заключение о способности американцев догадаться о нашей осведомленности про цели операции наемников?

— Бур, — коротко ответил Селезнев.

— Что? — одновременно переспросили Остапов с Клюевым.

— Синдикат прекрасно знал об использовании частниками бура, но об этом обстоятельстве по каким-то своим причинам не сообщил. Понимаете? Синдикат не знает, зачем им понадобилось такое устройство в отличие от нас. Да, в принципе они могли вычислить, где скрываются наемники MPRI и вполне возможно, что это так и есть, но когда в ФБР или той организации, которая проведет следствие, задумаются, то сделают вполне определенный вывод. Раз нападение произошло спланировано, значит организаторы нападения должны были знать, зачем туда посылают своих людей. Такое возможно только при условии, если им известны подробности самой операции наймитов, ее цель.

— Регистрация пси-поля! — сдавлено воскликнул Клюев и бросил взгляд на генерала Остапова.

— Верно, — подтвердил Селезнев. — При помощи бура с наконечником из аномального материала — помните донесения агента наших коллег из Ясенево? Американцы поймут, что преднамеренность в атаке на частников возможна при условии, если знать истинные задачи операции наймитов, а значит иметь представление и о предназначении бура с регистратором. Следовательно, тот кто мог знать такие подробности должен иметь доступ к совершенно секретным разработкам. Как только противник до этого догадается, агенту нашей внешней разведки в США будет угрожать опасность разоблачения.

Настало гробовое молчание. Сделанный вывод настолько ошарашил, что самому Селезневу стало нехорошо от него.

— Я немедленно свяжусь с СВР, — сдавленно произнес Остапов и быстро вышел из командного центра в свой кабинет и уже возле выхода добавил: — О ходе подготовки эвакуации обеих групп докладывать мне лично.

— Есть, товарищ генерал, — только и успели произнести Клюев с Селезневым, глядя как спина их шефа скрылась за дверным проемом.

— Коля, неужели мы своей операцией поставили под удар человека? — с нескрываемой тревогой спросил первый заместитель у Селезнева.

— К сожалению, да. Теперь важнее всего выдернуть агента прежде, чем контрразведка американцев сумеет вычислить его.

Столь ценную информацию Остапов решил не доверять защищенному каналу по телефону — для таких дел он пользовался фельдъегерской службой. Письмо было написано от руки крупным твердым почерком, потому что компьютеру главный военный разведчик также не доверял. Да что уж там говорить — конверт, в который был вложен лист, попадал в категорию тех, кому нельзя доверить такие сведения. Спустя десять минут Остапов лично вручил фельдъегерю запечатанный конверт с надписью «особая важность» и пометкой «лично в руки», который пятью минутами позже окажется в бронированном джипе исключительно российской сборки с включенной навигационной системой «ГЛОНАСС». Таким образом дежурный Государственной фельдъегерской службы всегда знал где находится курьер, который быстро, но осторожно направлялся к другому комплексу зданий. Заехав в его внутреннюю территорию, он прошел все посты и поднялся на лифте на этаж, где находился кабинет Евгения Федоровича Фадеева — Директора Службы внешней разведки — лично принявшего у курьера письмо. Подождав, когда он выйдет, Евгений Федорович вскрыл конверт, достал оттуда аккуратно сложенный лист и внимательно вчитался в него. После окончания он тут же набрал нужный номер.

— Александр Владимирович? Срочно зайдите ко мне, разговор не телефонный. Хорошо, жду.

Гаврилов зашел буквально полминуты спустя из-за близкого расположения его кабинета. Как всегда в костюме с иголочки и аккуратным пробором на голове — казалось, он так выглядел бы даже на передовой.

— Вызывали, Евгений Федорович? — спросил Гаврилов, закрыв дверь.

— Садитесь и читайте, — взволнованно произнес Фадеев, передавая лист. — Прислал лично Остапов.

При этих словах заместитель по операциям удивленно вскинул бровями и внимательно изучил текст, причем по мере прочтения его брови неизменно поднимались выше, пока, наконец, Гаврилов не поднял шокированный взгляд на своего начальника. Директор кивнул, как бы высказывая понимание своему заместителю, сидевшему с таким же самым видом, с каким сам Фадеев читал присланный текст несколько минут назад и до сих пор не отошел. Гаврилов показал пальцем на графин, но Директор лично взял два стакана и налил им обоим прохладной воды. Сделав пару добротных глотков, Гаврилов сиплым голосом произнес:

— Это абсолютно точно?

— Нет. Но даже если есть хотя бы пятьдесят процентов такой возможности мы не можем больше рисковать. Нужно предупредить ее пока еще есть время. ФБР уже могло выйти на след.

— Я свяжусь с резидентом в Вашингтоне. Он будет действовать по заранее продуманной схеме. — Гаврилов посмотрел в сторону картины, висевшей на стене с изображением типично русской местности — репродукции одного из множества выдающихся художников России. — Выходит, раскрытие агента мы сами же приблизили, — добавил он и в его взгляде отразилось сожаление.

— Дайте указание Макееву, пусть срочно готовит план по вывозу ее из страны. Контакты со связными от «Гелиоса» прервать и любым способом избегать.

— Ясно. Я могу идти?

— Ступайте, — холодно произнес Фадеев.

«Проклятье! — гневно подумал он. — Восемь лет работы!». Директор встал и прошелся по своему кабинету, перебирая все возможные варианты выхода из положения. Фадеев понимал, что рано или поздно наступит день, когда работа этой женщины в качестве их агента закончится, но представлял его совсем иначе. Теперь главное успеть ее вывезти, ведь если «Гелиос» будет поймана, то обменять ее на кого-то будет исключительно сложно. «Невозможно» — поправил себя Фадеев. По крайней мере, если у них не появится некий очень веский аргумент. Мысль о том, что ГРУ теперь в долгу перед ними — несомненный удар по их самолюбию — нисколько не утешала. Цена такому была слишком высока.

Присланное из Москвы сообщение Антон Макеев прочел практически сразу же после того, как получил его в шифровальном отделе. Взяв лист с собой, он поднялся к себе в кабинет, где потратил несколько минут на расшифровку текста, чье содержание оказалось подобным грому среди ясного неба.

Резидент чертыхнулся и резко встал, засунув руки в карманы брюк. Макеев сделал круг по комнате, затем подошел к столу и нервно затарабанил пальцами по его лакированной поверхности. Резиденту было над чем задуматься и его мозг сейчас работал быстро и чётко, как хорошо отлаженный механизм. «Мальорка» — означала возможную угрозу провала агента, и Макееву следовало решить весьма нетривиальную задачу, что в настоящих условиях казалось далеко непростым. В этой стране Френсис удерживала только дочь и насколько резидент знал, в руководстве не было единого мнения на счет того, согласится ли она на тайный вывоз. Что до творческих изысканий, то, несомненно, в этом у нее не будет проблем и в России ей смогут предоставить место главного научного сотрудника в одном из закрытых исследовательских учреждений, где она, окруженная такими же фанатами своего дела, будет совершать открытия. Сомнения в этом оставались, но вытащить женщину из когтей ФБР Макеев считал и служебным долгом, и своим личным. Однако прежде ему следовало предпринять несколько шагов, без которых все дальнейшие действия теряли смысл и Макеев бегом помчался на первый этаж здания посольства.