Эрмина молча кивала, крайне взволнованная, поскольку услышала чьи-то рыдания. Почти тут же за решетчатой дверью показался знакомый силуэт. Это была съежившаяся фигура на деревянной скамье, но она не могла ошибиться.
– Мадлен! О! Бог мой!
При звуке ее голоса несчастная вскочила и выпрямилась. Лицо ее было залито слезами.
– Господь услышал мои молитвы, – пробормотала она. – Эрмина! Ты здесь!
– Да, это я, не бойся, – ответила она, одновременно испытывая радость и возмущение. – Месье Лапуэнт, прошу вас поверить мне. Мадлен не совершала ничего плохого. Я прослежу, чтобы ей обязательно сделали документы. Я ручаюсь за нее! Моя подруга крещеная и очень набожная. Как ее могли принять за итальянку, да еще шпионку?!
Начальник полиции выглядел смущенным.
– Но у нее под юбками был спрятан нож. Смуглая кожа, черные волосы… Мои люди действовали добросовестно.
– Но кто донес на нее? Кто? – воскликнула Эрмина. – Вы говорили о доносе. Моя мать купила эту квартиру на улице Сент-Анн восемь лет назад. Все соседи нас знают!
– Успокойтесь, дорогая мадам, – посоветовал полицейский. – Мы сейчас во всем разберемся.
Ей пришлось пройти за ним в кабинет. После долгих споров, особенно по поводу пресловутого ножа, Мадлен отпустили. Она дрожала всем телом. Когда они вышли на улицу, Эрмине пришлось поддержать ее за талию.
– Ты сможешь идти?
Индианка молча кивнула. В ее темные глаза отчасти вернулся блеск, когда она подняла их к бледному сумеречному небу. Вечерний воздух был очень мягким.
– Мадлен, милая, если бы ты знала, как я волновалась! Но все закончилось, ты здесь, со мной. Пойдем скорее домой. Одна ты больше никуда не пойдешь, я буду тебя сопровождать.
– Мина, я так испугалась!
– Но ты могла бы назвать мое имя или мамино! Судя по всему, ты не сказала ни слова, отказываясь отвечать на вопросы.
– Я слишком сильно испугалась. Они трогали меня, обыскивали, смеялись… Я подумала, что… Я боялась, что они со мной это сделают.
Эрмина ужаснулась, поняв, какие муки испытала ее подруга, если была не в состоянии ни защититься, ни даже объясниться. «Мадлен такая робкая, сдержанная. Она поддалась панике. Возможно, эти полицейские превысили свои полномочия и грубо обращались с ней».
Женщина приберегла свои вопросы на потом, когда они окажутся под кровом своей уютной квартиры, которая виделась ей безопасной гаванью во враждебном городе.
– Пойдем, моя бедняжка, пойдем скорее, – повторила она, принуждая подругу ускорить шаг. – Я приготовлю тебе что-нибудь на ужин, и этой ночью ты будешь спать со мной.
На улице Сент-Анн они прошли мимо прачечной. Металлическая штора была опущена, но из задней части помещения пробивался свет.
– Больше мы сюда ни ногой, – объявила Эрмина. – Начальник сыскной полиции сказал мне по большому секрету, что на тебя донесла хозяйка прачечной. Я и представить себе такое не могла! Она выкупила это заведение только в марте и не так часто тебя видела. И поскольку полиция охотится за возможными шпионами – итальянцами, японцами и прочими, – она приняла тебя за опасную иностранку. Какая глупость! В какое печальное время мы живем!
Мадлен ничего не ответила. Взгляд ее был потухшим, лицо напряженным.
– Хвала Господу, что благодаря моей так называемой известности я смогла тебя вызволить! Два раза сегодня со мной обращались уважительно, потому что я оперная певица Эрмина Дельбо. Хоть какая-то польза от этого!
Странно, но именно эти последние слова заставили Мадлен отреагировать. Ее взгляд ожил, когда они вошли в вестибюль дома.
– Не говори так. Твой голос так же красив, как твоя душа, так же нежен, как твое сердце. Я никогда не забуду момента, когда ты окликнула меня, отчаянно рыдающую в камере. Мина, без твоего вмешательства они совершили бы зло ночью, я это чувствовала.
– Что ты, это же служители закона! – возразила Эрмина. – Они могут быть грубыми и злыми, согласна, но зачем им мучить невиновную?
– Индейцы не бывают невиновными!
– Но ведь они приняли тебя за итальянку!
– Я уверена, они прекрасно знали, что я индианка.
Они молча поднялись на второй этаж. Шарлотта тут же распахнула дверь. Искренне встревоженная, она прислушивалась к малейшему шуму на лестнице.
– Слава Богу! – воскликнула она. – Я совсем измучилась, ожидая вас. Наконец-то! Что случилось, Мимина?
– Я тебе все сейчас расскажу, – оборвала она ее. – Не могла бы ты наполнить для Мадлен ванну?
Час спустя, уютно устроившись в окружении подушек, Мадлен восседала на кровати Эрмины. Ее распущенные, еще влажные волосы сохранили волнистые линии от повседневных кос. В розовой ночной сорочке, с подносом еды на коленях, она выглядела умиротворенной.
Сидящая у постели Шарлотта грызла печенье. Узнав, что случилось с индианкой, она терзалась мучительным чувством стыда.
– Я плохая, – внезапно заявила девушка. – Мы сидим здесь сейчас втроем радостные, и я осознаю, насколько я плохая. Мадлен, прости меня! Я вообразила такие глупости про тебя и совсем не поддержала Мимину, у которой были все основании для тревоги. Не нужно на меня обижаться. С тех пор как Симон разорвал нашу помолвку, я стала плохой, да, плохой!
Она несколько раз повторила это слово со слезами на глазах, сжав кулаки, с выражением грусти на красивом личике.
– Шарлотта, ты преувеличиваешь, – возразила Эрмина. – Самое главное – это то, что мы нашли Мадлен. Я испытала такое облегчение!
– Но я должна попросить у нее прощения, – настаивала девушка. – За то, что я была такой глупой, завистливой, ревнивой и плохой.
– Я прощаю тебя, Шарлотта, – заверила ее Мадлен. – Ты слишком много страдала из-за Симона и несчастного Армана. Я очень тебя люблю и каждое утро, просыпаясь, молюсь за тебя, как и за всех тех, кто мне дорог. Перестань плакать.
– Да, это бесполезное занятие! – воскликнула Эрмина. – Лучше попытайся исправить свой плохой характер. Я бы так хотела видеть в тебе мою прежнюю Лолотту, услужливую, ласковую! Сегодня я поняла одну вещь: наш мир изменился, война перевернула все. Вроде бы жизнь продолжается, но вокруг бродит ненависть. Люди жалуются на введение карточной системы, потому что больше не могут покупать то, что им нравится. Но они должны помнить о том, что это куда меньшее зло по сравнению с тем, что терпят евреи, вынужденные бежать из Европы, и французы, чья страна почти полностью оккупирована. Не секрет, что и у нас итальянцы удерживаются пленниками в лагерях. Женщины, оставшись одни, вынуждены растить детей в нищете. Так что сейчас не лучший момент сожалеть о женихе или жаловаться на то, что муж уезжает далеко.
Голос Эрмины слегка задрожал. Тошан скоро покинет ее, и она осознавала очевидный факт: ей придется в одиночку вести собственные сражения.
– Я приняла решение, – добавила она. – Завтра вы обе вернетесь в Валь-Жальбер. Мадлен, я хочу, чтобы ты была в безопасности, и мама нуждается в твоей помощи. Лоранс и Мари будут так рады тебя видеть! Они ведь немного и твои дочки. Ты тоже, Шарлотта, будешь там более полезной. А я присоединюсь к вам в августе, после последнего представления «Веселой вдовы».
Это решение далось ей нелегко. Несмотря на неизбежные иногда ссоры, их троица переживала и радостные мгновения, и моменты душевной близости.
– Нет, – отрезала ее бывшая няня. – Нет, Мина, я останусь с тобой. Пожалуйста, не отсылай меня! Я хочу быть рядом.
– Я тоже никуда не поеду, – добавила Шарлотта. – И докажу тебе, что сделала нужные выводы. Я уже чувствую, что становлюсь лучше.
Взволнованная, Эрмина не смогла сдержать улыбку. Она не стала настаивать.
– Вы уверены?
– Да. С чего это вдруг ты решила от нас отделаться? – спросила Шарлотта.
– Спасибо, – ответила певица. – На самом деле у меня нет ни малейшего желания с вами расставаться. Я просто подумала, что так будет лучше для вас.
Они взялись за руки, словно маленькие девочки, собравшиеся водить хоровод, и образовали круг. Мадлен увидела в этом знак. Несмотря на то что была крещеной, она оставалась верной религии своего народа. И она с жаром произнесла: