Вскоре матросы Рустан и Кадрус присоединились к нам на юте и рассказали, что Дюваль из боязни быть пораженным градом стрел и пуль, предназначенными озверевшими от страха пиратами исключительно ему одному, швырнул в конце концов еще полную бочку в прао, что, вероятно, послужило последним ударом для бедной посудины, и она пошла ко дну.

— А где сам боцман? — спросили мы.

На этот вопрос они не могли дать никакого ответа, сами они успели спастись, а что стало с их командиром, они не знали. Мы сделали предположение, что он, возможно, присоединился к матросам на марсах.

Но что это! Раздался оглушительный вопль, который извещал нас о каком–то важном событии. И действительно, пираты вторглись на палубу брига.

Наши мушкетоны, заряженные шестью пулями, обрушили на них через бойницы в стене каюты такое количество свинца, что более десяти человек упали замертво или были ранены; прицельный огонь сверху, с марсов, поддерживал наши старания.

Малайцы, придя в ужас от такой бешеной стрельбы почти в упор, на секунду остановились, но вскоре их главарь, абориген в форме английского офицера и с кавалерийской каской на голове, о котором я уже говорил в начале рассказа, вывел своих головорезов из оцепенения и придал им смелости, возглавив оставшихся в живых пиратов и поведя их в атаку.

Отряд пиратов, поредевший от наших пуль, не имея пути назад, ибо прао затонула, с громким рычанием диких зверей приготовились идти в последнюю атаку за своим командиром, как вдруг раздался страшный взрыв: столб огня и облако дыма, возникшие перед нашими бойницами, ослепили нас на несколько секунд. Когда дым рассеялся и снова солнечный свет залил палубу, мы с облегчением увидели боцмана Дюваля, который вышел из–за укрытия, составленного из бочек с водой, и с самым невозмутимым видом холодно рассматривал груды трупов, лежащие в беспорядке перед ним.

— Еще кто–нибудь остался? — спросил он спокойным голосом.

Как выяснилось, он дал залп из двух задних орудий. Мгновенно мы выбежали наружу из нашего убежища; мы безжалостно прикончили всех раненых пиратов и убили тех, кто случайно уцелели после орудийного залпа Дюваля.

Теперь мы одержали окончательную победу! На борту «Малой Каролины» не осталось ни одного живого индуса! Было уже около двух часов дня: бой продлился довольно долго.

Описывать все поздравления, которыми мы осыпали боцмана Дюваля, можно было бы бесконечно долго. Славный житель Бордо, исполненный скромности, не походил своей оригинальностью на своих соотечественников; он удовольствовался ответом:

— Позвольте, зачем же так кричать? Я лишь исполнял приказы капитана!

Огромная радость, которую мы испытывали по поводу нашего освобождения от пиратов, увы, не была слишком долгой; вскоре сильный удар потряс снизу до верху «Малую Каролину». Корабль врезался в прибрежную скалу.

Мы были вынуждены покинуть корабль, получивший трещину и заполнявшийся водой, выгрузив — к счастью, море было спокойно — в первую очередь золото, а потом как можно больше провизии.

Когда попытались отбуксировать бриг с помощью якорей, то сделали открытие, объясняющее неожиданную медлительность корабля и его не менее удивительную неспособность слушаться руля, что послужило причиной кораблекрушения: привязанные в носовой части корабля, на уровне форштевня, были подвешены под водой мешки с песком и ядрами!

Офицеры отправили на берег связанного по рукам и ногам Кортишата, но «забыли» в трюме, быстро заполнявшемся водой, генуэзца Малари. Мы разбили лагерь на вершине скалы, которую превратили в свою цитадель.

Прошло уже три дня с тех пор, как мы устроили лагерь на скале, когда утром третьего дня мы заметили на восходе солнца две большие прао, направлявшиеся в нашу сторону.

Это открытие, хотя мы были готовы к такому повороту судьбы, все же повергло нас в глубокое уныние.

— Друзья мои, — обратился к нам Дюваль, — почему мы должны отчаиваться? Это глупо — думать о тех бедах, которые могут наступить аж послезавтра: умный человек должен думать только о настоящем моменте. Итак, мы располагаем достаточным количеством еды на сегодня, скромным количеством боеприпасов, и я вам гарантирую, что одних наших укреплений достаточно, чтобы остановить противника на двадцать четыре часа! Разве этого вам не достаточно? Так что оставим на будущее наши жалобы и сетования!

Через три часа две индийские прао причалили к берегу и высадили сотню человек; что касается наших сил, то, не считая португальского пассажира и юнги, нас было семнадцать способных драться человек.

Как только индусы ступили на землю, они направились к нам, подгоняя себя воинственными криками, но вид наших укреплений поверг их в глубокое разочарование и быстро охладил их пыл; они остановились в недоумении.

После короткого совещания между собой, пираты в беспорядке отступили; однако прежде чем уйти, они отсалютовали в нашу сторону целым градом стрел и выстрелами из ружей, но стрелы и пули расшибались о скалу, служившую надежным прикрытием, и не причинили нам никакого вреда.

— Передайте мне несколько обломков скалы и произведите несколько выстрелов из мушкетов по этим крикунам, — сказал боцман Дюваль, — это их немного успокоит!

Приказ жителя Бордо был немедленно исполнен, и это стоило жизни пяти или шести пиратам; остальные в ужасе бежали.

Я не стану утомлять читателя описанием осад нашей «крепости», более многочисленных, чем опасных, которые мы выдержали в течение четырех дней, прошедших с момента высадки индийских пиратов, для нас было очевидно, что наши укрепления им не по зубам, единственной заботой в лагере была нехватка продовольствия; мы уже были вынуждены урезать наполовину наш рацион. Каждый день все новые прао причаливали к берегу, подвозя подкрепления осаждающим; я могу твердо заверить читателя, не боясь обвинения в преувеличении, что теперь на острове число пиратов доходило до тысячи. Люди начали уже терять надежду, несмотря на призывы боцмана Дюваля, когда на пятый день осады, утром, мы увидели на горизонте европейский парус.

Как описать наши чувства при мысли о возможном спасении?

Мы поспешили привязать к концам весел, которые мы предусмотрительно вытащили на берег вместе с нашими лодками, паруса и подать сигнал далекому кораблю, пользуясь этими приспособлениями за неимением сигнальных флажков; затем мы дали несколько выстрелов. Тщетные усилия! Корабль продолжал свой путь.

— По моему мнению, — сказал нам Дюваль, — этот корабль — военный крейсер, который патрулирует берега в центре архипелага, чтобы выслеживать пиратов. В таком случае он не удалится далеко от нас в течение какого–то времени. Возможно, мы успеем нагнать его.

— Нагнать его? — воскликнул я, — Дюваль, как вам пришла такая мысль в голову? Каким же образом?

— Да в наших же лодках, лейтенант! — ответил он мне. — Неужели вы думаете, что капитан приказал нам затащить их сюда наверх только для того, чтобы сделать из них жилища? Конечно, нет! Капитан, спасая наши лодки, определенно думал, что настанет такой день, а мне кажется, что он уже настал, когда они послужат нам, чтобы добраться до какого–нибудь судна в открытом море. Не правда ли, капитан, что именно такая была у вас задумка?

— Да, Дюваль, — ответил капитан, слегка покраснев.

— Но, Дюваль, — снова вмешался я, — как вы полагаете, что мы сможем погрузиться в лодки, когда целая флотилия прао стоит у берега?

— Именно потому, что это кажется невозможным, нет ничего более легкого. Как, спрашиваю я вас в свою очередь, эти оборванцы пираты, которые тем более не знают ничего о наших лодках, смогут догадаться об этом? Они предполагают, что мы не такие сумасшедшие, чтобы покинуть наши укрепления, и, как следствие, не наблюдают за берегом. Этой ночью мы спустим со скалы одну лодку на воду. И да поможет ей бог! Решено?

Мое звание лейтенанта требовало от меня возглавить операцию; я и не думал противиться этому, боясь, как бы в моем отказе не увидели какое–нибудь личное соображение, и план Дюваля был принят единогласно.