Голубь вопросительно посмотрел на этого лысеющего мужчину. Ему казалось, что теперь Каллош смотрит на него с некоторым превосходством.

— Пожалуйста.

— Не желательно, чтобы Краснай дальнейшем участвовал в ваших опытах. Это не мое дело, но я имел возможность заглянуть в дело, заведенное в полиции на Красная… Словом, больше ничего сказать не могу. На вашем месте я был бы очень осторожным.

Голубь был поражен. А может, и его персоной заинтересовалась полиция?

— Вы видели данные, касающиеся меня? — спросил он.

— Нет, но в определенной степени они связаны с вашими опытами. Пожалуйста, не спрашивайте меня, я не имею права говорить… Я вас просто доброжелательно предостерегаю. Этот юноша не ангел, не стоит защищать его. Поверьте мне, профессор, я тоже очень любил его.

— Спасибо, что предупредили, коллега Каллош. Спасибо большое. Надеюсь, я не оскорбил вас.

— Нет, коллега Голубь, — сказал Каллош. Слово «коллега» он сказал с особым ударением.

— Я немного погорячился. Очень люблю этого парня. А может, все это недоразумение?

— Не исключено, что все окажется ошибкой. Хотя факты говорят о другом… Так или иначе, пока другого выхода нет, как ждать.

— Еще раз спасибо, дорогой коллега. Я не разбираюсь в таких следственных делах. Прошу прощения, — прощался профессор.

— Ничего не случилось, коллега Голубь, — сказал Каллош, провожая профессора взглядом, пока тот не скрылся за дверью.

Затем он сел за письменный стол, взял бумагу и стал писать. Длинные, острые буквы одна за другой ложились на страницу.

— Если написано собственноручно, будет вернее, — пробормотал Каллош.

Вот что он написал:

«…Как заведующий учебной частью, считаю своим долгом обратить внимание соответствующих органов на следующие факты, выяснившиеся в ходе расследования персонального дела студента четвертого курса медицинского факультета нашего университета Иштвана Красная (родился десятого сентября 1925 в Будапеште).

1. Петер Краснай, отец Иштвана, был одним из руководителей партии нилаши. В разных газетах и ​​журналах этой партии он публиковал статьи и исследования, в которых призывал к массовому уничтожению людей.

2. В первой половине декабря 1944 Петер Краснай бежал на Запад, с тех пор живет там. Его сын утверждает, что он умер, но этому нет никаких доказательств.

Зная тактику западных разведок, можно предположить, что версию о смерти Петера Красная придумали с целью лучшей конспирации его связей.

3. Петер Краснай в 1944 году не взял с собой своего сына. Иштван Краснай в 1945 году поступил в наш университет. В автобиографии написал, что его отец во время войны пропал без вести (приложение 1). Однако еще в 1946 году Иштван получил от отца письмо. По данным, которые есть в моем распоряжении, Петер Краснай живет в Аргентине, работает преподавателем университета. Согласно статье из австрийской газеты (приложение 2), он в начале 1946 года читал в Вене лекции для членов организации нилаши, которая там действует.

4. Иштван Краснай систематически проводит среди студентов университета антисоветскую агитацию. Неизвестным для меня способом он втерся в доверие к профессору Тамашу Голубу, и целый год участвует в важных исследованиях этого ученого.

О профессоре Голубе следует знать, что до освобождения он жил в Лондоне и, судя по его высказываниям, является сторонником английского буржуазного образа жизни. Свою виллу он тоже обставил на английский манер, выписывает английские журналы, в общественной работе не участвует. Презирает кадры, которые вышли из среды рабочих. Заслуживает внимания и то, что свои опыты он не желает проводить в лабораториях университета, а работает только дома. В свою домашнюю лабораторию, кроме Иштвана Красная и студентки четвертого курса медицинского факультета Эстер Боруш, никого не пускает. Считаю необходимым сказать, что отец Эстер Боруш — крестьянин-единоличник, который до сих пор не вступил в кооператив, хоть он и коммунист.

Обращает на себя внимание и то, что Иштван Краснай ни с кем из студентов не дружит. О своих товарищах не рассказывает. Вообще держится очень странно, подозрительно.

Хочу еще заметить, что профессор Голубь всем своим личным и научным авторитетом выступает в защиту Красная.

Будапешт, 20 сентября 1949 года.

Тибор Каллош, заведующий учебной частью».

Каллош заклеил конверт, написал адрес. Затем позвонил в отдел высших учебных заведений Министерства образования и доложил референту Бибо о деле Красная. В конце разговора, чтобы придать сказанному больший вес, добавил:

— Знаешь, товарищ Бибо, это очень запутанное дело. Политические органы тоже проявляют к Краснаю большой интерес. По нашему мнению, пока продолжается следствие… Алло, что ты говоришь? Нет… понимаю. Да-да. Полиция занимается этим делом. Да, да… Одним словом, возможно, что Голубь будет ходатайствовать. У меня уже был. Я сказал ему, что это дело полиции. Да, я полностью согласен с тобой, товарищ Бибо. Враги поддерживают друг друга… Алло! Друг… Было бы хорошо, если бы вы ближе присмотрелись к вашему Гейзе Олайоша. Он вел себя здесь как настоящий оппортунист. Тебе он тоже не нравится? Да, высокомерный человек. Я очень рад, что наши мнения совпали. В воскресенье ты будешь на матче? У тебя нет билета? Чего же ты молчишь, старик? Достану, не волнуйся. Вечером принесу на квартиру. Все в порядке? Привет.

Каллош с облегчением положил трубку. «К хорошему человеку попадет Голубь, если обратится в министерство, — злорадно подумал он. — Бибо не станет с ним церемониться».

Спрятав документы в сейф, он вызвал к себе Кульчарне. Женщина сразу же зашла и угодливо стала перед письменным столом начальника.

— Если кто-то будет спрашивать, передайте, что вернусь только после обеда. Иду в министерство.

— Как быть с обедом, подать вам в кабинет, товарищ Каллош? — спросила женщина.

Заведующий учебной частью немного подумал.

— Скажите, чтобы принесли сюда. Возможно, что к полудню вернусь.

Голубь устало шел домой. Мысли его были заняты Краснаем. Неужели он ошибся в парне? Нет, не может быть! Он хорошо разбирается в людях. Краснай умный, старательный, вежливый. Живет только для науки. Что он мог натворить? Почему им заинтересовалась полиция? Нет, это просто недоразумение, преувеличенное, возможно, безосновательное подозрение. Конечно, у Каллоша тоже нелегкое положение. В конце концов, он выполняет свой долг. Как быть дальше? Просить приема у министра? Кстати, он же хотел с ним поговорить о своих опытах.

Медленной походкой шел Голубь по залитой солнцем тихой улице. От осеннего тепла тело разомлело. Если бы не это несчастное дело, он чувствовал бы себя вполне хорошо. Опыты подтвердили правильность расчетов. Наконец он приближается к цели. Возможно, все же лучше перейти в исследовательский институт, хотя не очень хочется. Бдительность! Статс-секретарь без конца твердит ему об этом. Мол, в частной вилле материалы хранить опасно. А опыты с научной точки зрения имеют международное значение. Основных расчетов и формул, кроме него, никто не знает и не узнает. Этого он не раскроет никому, никогда. И никого, кроме Эстер и Красная, не допустит к себе. Но им известны только частичные результаты. Если привлечь к работе еще кого-то, опасность разглашения тайны возрастет. Если удастся добыть антибиотик в двух вариантах, все будет хорошо. Тогда его мечта осуществится. Не будет больше на свете заболеваний, связанных с воспалениями. Он докажет, что такие болезни можно эффективно лечить.

С помощью препарата ФБ-86 он может в течение нескольких месяцев изготовить сыворотку для прививки. После введения сыворотки человеческий организм станет невосприимчивым к воспалительным заболеваниям. До сих пор было все в порядке. Сложность заключается лишь в том, что во время исследований он нашел новые, еще неизвестные, чрезвычайно ядовитые вещества, применение которых могло бы иметь трагические последствия для человечества. Правда, теперь при производстве ФБ-86 уже можно обойтись без них. Очень жаль, что на последней конференции в своем докладе о ФБ-86 он вспомнил об этих вредных веществах. Но другого выхода не было, так как участники конференции не поняли бы пути исследований. Впрочем, ядовитые вещества пока нужны, он не может их уничтожить. Дойдет очередь и до них.