Тихий скрип двери вывел его из задумчивости. Отец Пал осторожно вошел в комнату.

— Садитесь, сын мой, — ласково улыбаясь, сказал он.

Юноша опустился в кресло. Было приятно, что к нему пришел священник.

— Преподобный отче, — горько сказал парень, чувствуя, как на глаза навернулись слезы. — Я так несчастен! — он обхватил ладонями лицо.

— Я понимаю вас, сын мой, — сказал священник и погладил вьющиеся каштановые волосы юноши. — Успокойтесь, господь милосердный. Я знал, что вы в тяжелом состоянии, поэтому и пришел. Хочу помочь вам… Прочитав вашу автобиографию, — сочувственно сказал священник, — я очень расчувствовался. Бедный! Вы так много выстрадали.

Иштван вздрогнул в беззвучном плаче. Отец Пал продолжал.

— Я вспомнил свое детство. Сколько разочарований постигло меня. Я разочаровался в людях, в своих лучших друзьях. Я был так же одинок, как вы. Когда-то и я любил так чисто, преданно, как и вы. Мою любимую тоже взял к себе господь. — Отец Пал вздохнул. — Так я стал священником. Нелегко было мне покинуть родину. Долгое время считал себя предателем, потому что оставил свой народ. Ведь, сын мой, родина это не только горы и широкие поля, не только бурный Балатон и реки, величественно катящие свои волны, не только игривые, разговорчивы ручейки, мирные хутора под красными черепичными крышами, не только крупные города, таящие в себе и грех, и счастье, и ненависть и любовь. Это прежде всего народ, который страдает, работает в поте лица и теперь стонет под кровавым игом какой-то горстки людей. Служение народу, сын мой, это святое дело. И я благодарен всемогущему господу богу, что он наставил меня на путь истины…

Иштван горящими глазами посмотрел на священника, который, глядя куда-то вдаль, говорил тихим, проникновенным голосом.

— Я знаю, вы думаете, что, вернувшись и выполнив наше поручение, совершите преступление против родины. Нет, сын мой, преступления против родины вы не совершите. Вы только нанесете вред коммунистическому режиму. А этот режим — не родина. — Он посмотрел на парня и улыбнулся. — Чтобы успокоить вас, скажу, что от вашего поступка никто не пострадает.

Парень с интересом посмотрел на священника.

— Открою вам одну тайну. Но прошу, чтобы это осталось между нами.

Иштван кивнул головой в знак согласия. Священник подошел к двери, выглянул в коридор и сел. Наклонился к Иштвану и шепотом рассказал:

— Капитан Клерк три года жил в Будапеште как работник посольства. Там он познакомился с дочерью главного врача. Они полюбили друг друга. Отец девушки связался с коммунистами и слышать не хотел об их бракосочетании, — боялся, что это повредит его карьере. Капитан встречался с девушкой тайно. Однажды отец застал их вместе и запретил девушке видеться с Клерком. Однако любовь оказалось крепче. Между тем капитана перевели в Вену. Трудно им стало поддерживать связь, потому что за девушкой следили. Вот они и нашли способ для переписки. Почтой не могут пользоваться из-за цензуры, а пойти в посольство девушка тоже не может. Речь идет всего лишь о том, что на этот раз вам придется быть почтальоном влюбленных. Только вы об этом не знаете. Понятно?

— Да, — ответил парень. — Но полковник Донован…

— Во всем полдожитесь на Клерка. Он найдет выход. В конце концов, покажет полковнику какой-то другой материал. Это уже не ваше дело, — успокоил Иштвана ксендз. — Ну, сомнений больше нет?

— Нет, — с облегчением улыбнулся Иштван. — Я даже не знаю, преподобный отче, как благодарить вас.

— Лучшая благодарность — когда вы честно будете учиться в университете и не опозорите наш несчастный венгерский народ. Вы должны с отличием закончить университет! Это вы должны мне пообещать.

— Обещаю, — сказал тихо парень.

Рыдания снова подступили к горлу, но на этот раз в его глазах появились слезы благодарности.

— Тогда все в порядке. Готовьтесь в путь. — Отец Пал обнял парня и вышел из комнаты.

Иштван взглянул в окно. Со стороны Альп ветер гнал зловещие, черные тучи.

Коцка и один из членов его оперативной группы тщательно изучили дом, в котором жила Ева. Расследование дало неожиданные результаты. Четыре дома имели общий двор, разделенный низкой проволочной оградой на четыре части. Однако ограждение легко можно было переступить. Старший лейтенант задумчиво посмотрел перед собой.

— Значит, — бормотал он себе под нос, — к девушке можно пройти и со сквера, и с улицы Пожони. Только этим можно объяснить, что Краснай незаметно выскользнул из дома. Но здесь нужна помощь. Какой-то дворник должен что-то знать.

В жилом управлении они получили план квартала и начали его изучать. Старший лейтенант синим карандашом отметил квартиру Евы. Ее комната на третьем этаже граничила с соседним наружным домом. Коцка размышлял, постукивая карандашом по столу.

«Хм, если между двумя домами на каком-то этаже или в подвале есть коридор, тогда, — рассуждал он, — можно зайти в квартиру со стороны скверика и перейти в дом, фасад которого открывается на Уйпештскую набережную. Нет, у тебя слишком буйная фантазия, — смеясь над собой, отверг это предположение Коцка. — В жизни все гораздо проще…» — и он вызвал к себе Рожи.

— Вот что, дорогая Рожи. Узнай, кто живет рядом с квартирой Евы Шони.

— В угловом доме?

— Да. Далее узнай, какая там система бомбоубежищ, всегда ли закрыты подвалы, на одинаковом ли уровне этажи соседних домов.

— Понятно, — ответила девушка и вышла.

Коцка положил в конверт светлые волосы и направился в лабораторию.

— Дядя Шони, — обратился он к лаборанту, — проверьте эти волосинки.

— Ладно, оставьте их здесь, — сказал лаборант, приняв от Коцки конверт.

Коцка вернулся в свой кабинет. Взглянул на часы. Пятнадцать минут шестого. Он должен был сегодня вместо Челеи встретиться с Олайошем. Свидание было назначено на пять часов в маленькой корчме на Буде. Коцка быстро оделся и выбежал на улицу.

Перед трактиром вышел из такси. Олайош уже ждал его. В зале было мало посетителей.

— Вы давно здесь? — спросил старший лейтенант.

— Несколько минут, — сказал Олайош. — Подполковник Челеи не придет?

— К сожалению, у него спешная работа, мне пришлось заменить его…

— Ничего. Я вас слушаю.

Коцка заказал пиво, подождал, пока официант отошел, и обратился к Олайошу.

— Подполковник сказал мне, — сказал он тихо, подбрасывая на ладони зажигалку, — что вы согласны помочь нам…

— Конечно, — улыбнулся Олайош. — А о чем конкретно речь?

— Я коротко расскажу вам суть вашей задачи. В ресторане «Лилия» работает молодая официантка. Она интересует нас. Вам надо было бы познакомиться с ней…

— Она хоть красивая? — спросил смеясь Олайош.

— Не из уродливых… Вот какие у меня мысли, послушайте, пожалуйста.

Гейза Олайош с интересом слушал тихий рассказ старшего лейтенанта.

Подполковник Челеи сочувственно смотрел на седого ученого. Голубь, откинувшись на спинку кресла, говорил медленно и устало.

— Мне очень жаль, господин подполковник. Очень обидно.

— Я вижу, профессор, вы и теперь считаете, что Краснай — честный человек.

— Да, — ответил ученый. — Правда, мое мнение не имеет большого значения, — улыбнулся он горько. — Я до сих пор выступал за него. И вот он бежал. Знаю, этот факт противоречит моему мнению. Вы можете законно заявить: вот, мол, каких людей защищает Голубь. Возможно, вы правы. Ведь в конце концов Краснай своим бегством нарушил существующие законы. И если бы даже мне удалось добиться его возвращения, вы завели бы на него уголовное дело, потому что закон есть закон. Следственные органы не считаются с тем, что происходит в душе человека.

— Простите, что перебью вас, — сказал с улыбкой подполковник. — Это не совсем так. Бывают, конечно, ошибки и у нас, но мы интересуемся также мотивами поступка. Бесспорно, преступление против общества, против государства остается преступлением и в том случае, когда тот, кто совершил его, не имел преступного умысла, а просто не знал законов или вел себя по-детски опрометчиво. Дело суда учесть эти обстоятельства, и он учитывает их. С человеческой точки зрения можно понять причину того или иного преступления. Но прощать преступления нельзя.