Через час он вышел на другую дорогу, где грязи было чуть поменьше, а еще через час, уже уставший, но все еще возбужденный до дрожи, он пришел в темную спящую деревушку.

Гарри колотил в дверь лавки, пока заспанный ворчащий лавочник в ночной рубахе не спустился вниз и не впустил его. Он тут же бросился к телефону.

– Соедините меня с доктором Питерсом. Доктор Фердинанд Питерс из обсерватории Манхеттенского университета, Нью-Йорк, – кричал он телефонистке, – и звоните, пока не добудитесь!

Десять минут спустя до его слуха донесся сонный раздраженный голос астронома:

– Да! Кто говорит?

– Это Гарри Адамс, доктор! – быстро проговорил Гарри. – Помните репортера, который в прошлом месяце писал о ваших исследованиях солнца?

– Помню, что в вашей статье было никак не меньше тридцати ошибок, – кисло отозвался Питерс. – И какого дьявола вам нужно от меня посреди ночи?

Гарри обстоятельно втолковывал ему суть дела, минут пять, а когда закончил, в трубке так долго стояла тишина, что он заорал:

– Вы меня слышите, а? Где вы?

– Здесь, конечно. Не кричите в трубку, – послышалось в ответ. – Думаю.

Он быстро заговорил:

– Адамс, я тут же еду в эту вашу деревню, если получится, то аэропланом. Вы меня дожидаетесь и мы идем и осматриваем эту штуку вместе. Если вы говорите правду, то из всего этого выйдет такая история, что вы прославитесь на весь мир. Ну уж если вы решили поводить меня за нос я с вас шкуру спущу, даже если придется искать вас на краю света.

– Умоляю вас, в любом случае – никому ни слова, – предупредил Гарри. – Не хочу, чтобы другие газеты перехватили тему.

– Ладно-ладно, – сказал ученый. – Мне без разницы, на какой подтирке это будет напечатано.

Четыре часа спустя, Гарри Адамс увидел аэроплан, спускающийся навстречу рассветному туману к востоку от деревни. Еще через полчаса появился астроном.

Доктор Питерс увидал Гарри и зашагал прямо к нему. Проницательные черные глаза Питерса за очками на худощавом бритом лице выражали и сомнение, и плохо срытое воодушевление.

Что характерно, он не стал тратить времени на приветствия и предисловия.

– Вы уверены, что это тело представляет собой правильный многогранник? Это не природный метеорит, похожий на многогранник?

– Подождите, увидите сами, – сказал ему Гарри. – Я тут взял машину, мы сможем доехать почти до места.

– Давайте сначала к моему аэроплану, – распорядился доктор. – Я привез оборудование, которое может здесь пригодиться.

Оборудование состояло из арматуры, инструментов, ключей, ацетиленовой горелки с баллонами. Они загрузили все на заднее сидение, а потом долго тряслись по колдобинам заброшенных горных дорог, пока не добрались до тропы.

Когда доктор Питерс с репортером продрался на прогалину, где лежал отсвечивающий многогранник, он некоторое время молча смотрел на него.

– Ну? – нетерпеливо спросил Гарри.

– Безусловно, это не природный метеорит.

– А что это? – воскликнул Гарри. – Снаряд из других миров? Что в нем?

– Вскроем – узнаем, – хладнокровно ответил Питерс. – А сначала надо отгрести от него землю, иначе его не исследовать.

Несмотря на напускное спокойствие Питерса, пока они перетаскивали тяжелое оборудование из машины на прогалину, Гарри видел в его глазах азартный блеск.

А уж та энергия, с которой работал доктор Питерс, была лишь дополнительным подтверждением интереса.

Они сразу же начали откапывать снаряд. На это ушло два часа тяжелой работы. И вот уже чистый многогранник стоял перед ними, отсвечивая белым, под лучами утреннего солнца. Ученый минуту разглядывал вещество, из которого состоял блестящий снаряд. Он покачал головой.

– Это не похоже ни на какое известное мне вещество. Нет ли там следов люка?

– Никаких, – ответил Гарри, потом внезапно воскликнул: – А вот на этой грани какой-то чертеж!

Доктор Питерс быстро перебежал на другую сторону. Репортер показал на свою находку: замысловатый знак, выгравированный на одной из граней на уровне середины многогранника.

Чертеж представлял собой небольшой по размерам спиралевидный вихрь из теснящихся точек. За пределами центрального вихря располагались и другие скопления точек, большинство также спиралевидной формы. А над этим любопытным чертежом шла замысловатая вязь чудных символов.

– Боже! Это же письмена! – завопил Гарри. – Надо было вызвать фотографа.

– И девочку посадить на переднем плане, нога на ногу, чтобы кадр вышел поаппетитнее. Вы еще можете думать о своей подтирочной газетенке в присутствии вот этого?

Его глаза блестели от возбуждения.

– Надпись нам, разумеется, не прочесть, несомненно, она относится к содержимому снаряда. А вот чертеж!

– Что, по-вашему, он означает? – Гарри быстро перехватил паузу.

– Эти скопления точек, кажется, изображают галактики – звездные системы, – медленно говорил Питерс. – В центре, без сомнения, наша Галактика, у нее как раз такая спиралевидная форма. Остальные скопления представляют другие галактики. Но они очень уж близко расположены, слишком близко к нашей. Если они на самом деле располагались вот так, когда была сделана эта штука, то, значит, она была сделана тогда, когда Вселенная еще начинала расширяться.

Тут он стряхнул с себя пыль абстрактных умствований и быстро повернулся к груде инструментов.

– А ну-ка, Адамс, попробуем вскрыть эту жестянку с задней стороны. Не поможет лом – возьмем автоген.

Спустя два часа Гарри и доктор Питерс, запыхавшиеся и обливающиеся потом, обескураженно отступили и молча уставились друг на друга. Все попытки вскрыть этот таинственный многогранник ни к чему не привели. Самые твердые долота не оставляли даже царапин на блестящей поверхности. Ацетиленовая горелка возымела такое же действие. Пламя даже не нагрело вещество корпуса. Кислоты, принесенные доктором Питерсом, не подействовали никак.

– Что бы это ни было, – выдохнул Гарри, – я бы сказал, что это самое твердое и непроницаемое вещество из всех, какие я знаю.

Астроном задумчиво кивнул.

– Если это вообще вещество, – сказал он.

Гарри широко раскрыл глаза:

– То есть как – если вещество?.. Это же видно! Оно твердое и такое же реальное, как мы с вами.

– Твердое и реальное, – согласился Питерс. – Но из этого не следует, что это – вещество. Я думаю, что это какой-то вид энергии, кристаллизованной неким сверхчеловеческим и неведомым нам способом в подобие твердого многогранника. Замороженная энергия.

– Не думаю, чтобы нам удалось вскрыть ее обычными инструментами. Они справятся с обычной материей, но не с этим объектом.

Репортер в недоумении переводил взгляд с Питерса на сверкающую штуковину.

– Замороженная энергия? И что нам теперь делать?

Питерс покачал головой.

– Это выше моего понимания. Похоже, в мире нет способа…

Вдруг он умолк. Гарри глянул на него и увидел, что на лице ученого появилось такое выражение, словно он прислушивается к чему-то.

И в то же время, это было выражение изумления, будто одна часть мозга удивлялась тому, что говорит ей другая.

Через мгновение доктор Питерс заговорил с тем же удивлением в голосе:

– Что это я говорю? Конечно, мы сможем ее открыть. Я только что понял, как. Объект изготовлен из кристаллизованной энергии. А нам надо лишь вывести ее из кристаллического состояния – расплавить, приложив другие виды энергии.

– Но ведь ваших познаний наверняка не хватит, чтобы такое сделать.

– Как раз наоборот, я легко это сделаю, но мне потребуются еще инструменты, – сказал ученый.

Он выудил из кармана обрывок бумаги, карандаш и быстро набросал список.

– Вернемся в деревню, я позвоню в Нью-Йорк, чтобы прислали оборудование.

Пока астроном диктовал список в телефон, Гарри поджидал его в лавочке. Когда, закончив дела, они вернулись на прогалину, уже стемнело.

Многогранник таинственно светился в ночи, загадочный магический кристалл. Для Гарри составило немало труда оторвать своего компаньона от исследований. Наконец, он утащил его к себе в хибару, на скорую руку они приготовили еду и поужинали.