– Захар, ты уверен, что ехать нужно? – в голосе слышались едва сдерживаемые рыдания.

– Нужно. Необходимо. Мы должны знать, в конце концов, что произошло, а сидя здесь, я этого не выясню.

Женщина стояла, прислонившись плечом к дверному косяку и зябко обхватив себя за плечи, влажными глазами смотрела на мужа.

– Ты только… Ты только поосторожнее там, пожалуйста! – она всхлипнула.

Захар подошел к жене и ласково обнял ее.

– Конечно, маленькая. Конечно…

– Уф-ф. Ну и тяжелый, ты, братец!

Он отпустил ногу трупа и устало привалился к дереву. Достав из-за пазухи фляжку, еще разок приложился к ней. Глоток алкоголя подействовал ободряюще.

– Спирт. Уже и забыл, когда пил в последний раз. Уважил ты меня, братец, уважил.

Не находя ничего странного в разговоре с успевшим окоченеть телом, он присел на корточки и стал сворачивать новую самокрутку.

– Откуда ж вы повылазили-то, братцы? И чего сидели там так долго? Боялись? А кого? Зайцев шестилапых, что ли? Да нестрашные они. И на вкус ничего.

Хмыкнув, он приложился к фляжке еще разок.

– Хотя, да. Есть, наверное, кого бояться. Я, правда, не видел их ни разу, но слышал. Слышал, да… К жилью, правда, особо не суются, но воют-то, воют-то как! Волками были, наверное. Ну, тогда, до Срани… Следы видел тоже, да… Здоровенные такие… Но пока не лезут. Главное – слышь, ты – главное, как стемнеет, далеко в лес не высовываться. А так нормально. Нормально, да…

…Он стоял на опушке и смотрел на город. Нет, его не бомбили. Что тут бомбить-то, в их захолустье? Не, вроде в тайге где-то были какие-то особые части, люди говорили, но кто про них помнит-то уже? Снабженцы, разве что. Во всяком случае, город на вид был целым. Лишь кое-где еще дымились отдельные дома, указывая на то, что не все ладно. И не было людей. Совсем. Городок, скорее всего, покинули. Здесь-то, в отличие от его глуши, связь с цивилизацией имелась. Может, успели предупредить. Только почему тогда брошенные машины то тут, то там стоят?

Город произвел на него тягостное впечатление. Казалось, тут случилось что-то страшное. Что-то давило, кричало: «Уезжай!». Он боролся с этим чувством некоторое время, но, в конце концов, подчинился ему. Нечего тут делать. Не на что смотреть. Пусто. Никого не осталось.

Захар давно подумывал разжиться радиостанцией на всякий случай, но так и не сподобился. Спутниковый телефон разгрохал, а учитывая его стоимость, начальству об этом объявлять не спешил. Вот и не узнал, что за беда пришла. И теперь, скорее всего, никогда и не узнает. Да и надо ли ему оно? Ведь что в его жизни изменится? Да ничего. Силков только теперь побольше ставить надо. И керосина раздобыть. А там… Прорвемся как-нибудь. Лишь бы темень эта прошла поскорее.

Анна забеременела через два года. До этого как-то не получалось. Но они не расстраивались. Что, по здравому рассуждению, может ждать ребенка сейчас в новом мире? Тем более, в их ситуации. В глуши, в чаще, без связи с внешним миром. Неизвестно, остались ли еще люди на Земле. А если и остались, то до них не добраться. Нет, добраться-то, наверное, можно, но смысл? Уходить из уютного, благоустроенного места в неизвестность, во мрак… Уж лучше здесь. В общем, ребенка они не ждали и не надеялись. Но, когда стало ясно, что Аня беременна, Захара как подменили! Куда делась его угрюмость, замкнутость? Он целыми днями напевал, мастеря что-то в гараже. Плотник из него никакой, но при должном упорстве и терпении, разве ж это наука? И не такому люди учились. В итоге, место рядом с их большой кроватью заняла грубоватая, но симпатичная детская кроватка. Захар дни напролет бродил по окрестностям, выискивая под снегом дикий чеснок – практически, единственный доступный им источник витаминов. Пересилил страх перед однажды испытанным ощущением и выбрался-таки в город. Прошелся по краю буквально, заскочил в супермаркет с поскрипывающей на ветру распахнутой дверью, удивился порядку – нетронутое все. Нашел пеленки, распашонки и подгузники. Нагреб, не разбирая, каких-то присыпок, детских прикормов, каш. Стал намного аккуратнее вести себя во время своих лесных экспедиций, и все время сверялся со стареньким радиометром, найденным на бездонных антресолях заимки. Хорошо хоть, снегоход пока не подводил и исправно жрал солярку из бака, обходясь без ежегодного обслуживания в сервисе. Иногда Захар с ужасом представлял себе, что с двигателем что-то случится и он застрянет в темном, мрачном лесу, за много километров от дома. Встряхивая головой, он гнал прочь от себя мрачные мысли. И становился еще аккуратнее и внимательнее, пробираясь сквозь чащу домой, к жене.

Света от нескольких керосиновых ламп вполне хватало, чтобы осветить их небольшую спальню. В доме жарко натоплено. Несколько часов назад у Ани начались схватки, и Захара, уже несколько недель подготавливающего себя к этому моменту, охватила нервная дрожь. Только бы все прошло нормально! В последнее время Аня не очень хорошо себя чувствовала, но в целом все было гораздо лучше, чем можно было себе представить. Сейчас она в забытьи лежала на окровавленной простыне. Взгляд ее блуждал, а кожа приобрела мраморный оттенок. Ничего, это бывает, это пройдет. Послеродовой шок как реакция на стремительные роды. Зато, вот какая у них красивая девочка! И не кричит, как большинство новорожденных, спокойная! И ничего страшного, что ее глазки пленкой затянуты и вряд ли когда-нибудь откроются. Ничего, она все равно самая красивая! И как тянет к папочке свои маленькие ручки! Красивая наша девочка…

– Ну, вот мы и пришли!

Он с усилием перевел дух и вытер рукавицей выступившую испарину.

– Все, братец, теперь нам не по пути. Ты остаешься здесь, а я, пожалуй, домой пойду. Заждались меня, поди, уже. Спасибо тебе, брат, за обувку, за спиртик тоже спасибо. Ты не серчай на меня, коли что, сам ведь виноват. Ну, все, бывай. Не поминай лихом.

Окоченевшее тело с глухим стуком покатилось в неглубокую яму. Раньше она была глубже, но сейчас была уже наполовину заполнена отлично сохранившимися в холоде телами в заляпанном кровью зимнем камуфляже. Да вон того, крайнего, видать, уже драл кто-то. Близко стали твари подходить, близко… Непорядок.

Запрокинув флягу, он допил остатки спирта, выдохнул, хрюкнув, и пару раз встряхнул емкость, проверяя, не осталось ли еще жидкости. Ничего не услышав, он с сожалением отправил флягу вслед за телом и нетвердой походкой отправился назад.

Где-то поблизости глухо ухнул филин.

– А, это ты. Ну, пойдем. Проводишь меня.

Когда филин появился в первый раз, Захар не на шутку струхнул. Видано ли? Дикая птица вслед за человеком с дерева на дерево перелетает. Прижав приклад к плечу, он долго выцеливал птицу, но, так и не обнаружив ее, плюнул. Ухает, да и ухает. Филин ли это вообще? Захару хотелось думать, что филин.

Он брел по темному лесу, бормоча что-то себе под нос, и громкое уханье сопровождало его, раздаваясь то с одного дерева, то с другого.

– Ухает он. Ухай, ухай. Вот возьму и стрельну как-нибудь. Доухаешься. Ага. Может. Не сегодня. Но – стрельну. Обещаю.

Птица замолкла.

– Что, испугался? Да ладно, не боись. С тобой веселее пока. Пока. Но имей в виду…

Бормотание становилось все невнятнее. Один раз он свернул с тропы, чтобы проверить силок. Силок оказался сорванным, и он, ругаясь, побрел дальше.

– Ухают, силки срывают, трупы едят. Совсем распоясались. Забыли, кто здесь хозяин?

Лес расступился, и он вышел на большую просеку. В центре просеки, огороженный высоким частоколом, стоял большой крепкий деревянный дом. Из трубы вился дымок.

Толкнув воротину, он оглядел двор и, удовлетворившись увиденным, направился за дом, сразу как-то выпрямившись, и протрезвев. За домом он стянул с головы драный треух и тихо сказал:

– Ну, вот я и дома, девочки. Не скучали?

Он стоял и смотрел на два грубо сколоченных креста. «Прокофьева Анна Дмитриевна 22.09.1990–26.03.2016». «Прокофьева Дарина Захаровна. 11.07.2015–26.03.2016».