Хотели ли реформировать экономическую модель, чтобы преодолеть динамику такого отставания? На таких мерах было сосредоточено внимание во время перестройки. В 1987 году был принят Закон СССР «О государственном предприятии (объединении)», который прокладывал путь к самостоятельности, самоокупаемости и самофинансированию субъектов хозяйственной деятельности в сфере государственной собственности.
Особое значение придавалось закону «О кооперации в СССР», принятому в 1988 году. Сыграл положительную роль тот факт, что один из лучших советских экономистов С.А. Ситарян был руководителем комиссии по подготовке этого закона и докладывал его на политбюро. «Открыто не говорилось, что нужна частная собственность, но высказывалась идея наряду с государственной собственностью начать развитие кооперативной собственности, что уже было серьезной попыткой размыть государственную собственность как единственную форму владения ресурсами в стране» — так описал Ситарян настроения у прогрессивной части советских экономистов.[29] Другая предлагаемая модификация во время перестройки заключалась в переходе от показателя валового продукта к показателю реализации продукции, к учету прибыли как движущей силы производства.
Исходя из неприемлемости догматического подхода к марксистскому учению и с учетом того, что в СССР в то время проявился целый ряд противников развития кооперации именно по «теоретическим» соображениям, я писал в статье, опубликованной в газете «Правда»: «В условиях административно-командной экономической модели эта роль (кооперации. — Е. П.) либо практически отрицалась, либо низводилась до сугубо второстепенной, подсобной. При этом даже делался теоретический вывод о необходимости постепенного свертывания кооперативной собственности, утверждения единообразия в виде собственности государственной, которая якобы в единственном числе определяет лицо социализма… Даже такая производственная кооперация, как колхоз, во многом утрачивала хозяйственную самостоятельность, лишалась кооперативного характера, трансформировалась в разновидность государственного предприятия».[30]
Напомню, что «Правда» была органом ЦК КПСС, и публикуемые в ней материалы отражали официальную линию. А она заключалась в тот период в использовании закона о кооперации для перестройки хозяйственного механизма СССР.
Многие рассчитывали на то, что вовлечение в реформирование экономики крупных ученых будет способствовать прорывному успеху, но их ждало разочарование. Были созданы группы под руководством академика Л.И. Абалкина и академика С.С. Шаталина, которые предложили ряд интересных идей реформирования экономики. Но принципы, декларированные в законах, и серьезные предложения, поступившие от групп Абалкина и Шаталина, не были претворены в жизнь. Их осуществление должно было вести к рыночной конкуренции, рыночным, наряду с государственным, механизмам регулирования, экономической свободе. Горбачев колебался, находясь под огнем обвинений справа — за «недостаточную реформистскую деятельность» и слева — «за сдачу социалистических позиций».
Между тем жизнь требовала быстрых решений, призванных ускорить экономический рост и создать условия для улучшения благосостояния населения через активизацию сельскохозяйственного производства, торговли, услуг. Эти задачи не были решены. Усилия по реформированию экономики зашли в тупик: если и были поколеблены директивные регуляторы промышленности, то это не сопровождалось радикальными изменениями, которые могли бы привести к государственно-частному партнерству в крупной и средней промышленности и особенно — к рыночной конкуренции.
Ухудшению экономического положения способствовали огромные вычеты из государственного бюджета, к чему привела бездарная антиалкогольная кампания, а также объективные причины — чернобыльская трагедия, страшное землетрясение в Армении и выпавшее на время перестройки резкое падение цен на нефть, а начиная с 70-х годов Советский Союз уже садился на «нефтяную иглу».
Нельзя замалчивать, что после смерти Сталина не только в перестроечный период, но и до этого предпринимались попытки найти выход из кризиса административно-командной экономической модели. Но каждый раз неудачные. Ушла в небытие реформа 1965 года, связанная с именем председателя Совета министров СССР А.Н. Косыгина. В 1968 году фактически отказались от выдвижения на первый план экономического стимулирования предприятий, заинтересованности работников в росте эффективности производства, определения прибыли в качестве важнейшего экономического критерия.
Косыгинская реформа появилась на свет в результате объективных обстоятельств — неудачи предыдущего реформирования экономики при Н.С. Хрущеве. Уже в последние годы пребывания у власти Никиты Сергеевича «наверху» начиналась борьба за отход от волюнтаристской экономической политики, вершиной которой стали создание совнархозов, огосударствление колхозов, раздел партийных органов на местах на те, которые руководят промышленностью, и те, которые руководят сельским хозяйством. 9 сентября 1962 года в «Правде» появилась статья профессора Харьковского государственного университета Е.Г. Либермана с характерным заголовком «План, прибыль, премия». На статью сразу же обратили внимание и у нас, и за границей. Более того, за рубежом Либермана называли истинным автором последовавшей в 1965 году косыгинской реформы, в иностранной литературе даже был пущен в ход термин «либерманизация» советской экономики.
Во время появления этой статьи я работал в редакции «Правды» и хорошо помню, какую большую работу над либермановской запиской в Центральный комитет КПСС, направленной из ЦК с указанием развернуть ее в статью, провели до опубликования. Можно смело утверждать, что эта статья появилась в «Правде» потому, что часть политбюро ЦК — высшего органа руководства страны — придерживалась взглядов о необходимости дополнить централизованное планирование использованием методов стимулирования предприятий и работников. Подтвердил это и сам Либерман, с которым я встретился через несколько лет в Каире, будучи там корреспондентом «Правды».[31]
С реформированием советской экономики нам явно не везло. К свертыванию реформ приводили главным образом субъективные моменты, связанные с внутренней политической борьбой за усиление личной власти тех, кто стоял у ее руля. Косыгинскую реформу в штыки встретила консервативная часть членов политбюро, и прежде всего Н.В. Подгорный и Н.А. Тихонов. Подлили масла в огонь и чехословацкие события.
Н.Н. Иноземцев, который в то время был близок к Л.И. Брежневу, рассказывал мне, как генеральный секретарь изменился, опасаясь влияния на нашу страну Пражской весны. До ввода советских танков в Прагу Брежнев говорил Иноземцеву: «Мы с тобой, Николай, фронтовики — нужно решительно снимать оковы с нашей экономики». Впоследствии беседы, по словам Николая Николаевича, принимали совершенно другой характер. Известна фраза Брежнева при назначении Тихонова вместо Косыгина председателем Совмина: «Теперь я спокоен за нашу экономику».
А для спокойствия было мало причин. После свертывания косыгинской реформы в СССР замедлился научно-технический прогресс, нарастало изнашивание — и физическое, и моральное — оборудования на предприятиях, желала лучшего трудовая и технологическая дисциплина, гасли темпы роста экономики.
Об этом мало известно, но на пороге принятия мер по экономической реформе стоял и Ю.В. Андропов. После избрания его генеральным секретарем ЦК КПСС Андропов пригласил к себе секретарей ЦК Н.И. Рыжкова, М.С. Горбачева и В.И. Долгих, поручив им подготовить предложения по реформированию хозяйственного механизма страны. К работе привлекли ученых-экономистов. Комплексные предложения рабочей группы включали в себя рекомендации по максимальному развитию хозяйственной самостоятельности предприятий, меры по развитию кооперативного сектора экономики не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности, по перенесению акцента в органах хозяйственного управления с производственной на экономическую деятельность. Итоговый документ Ю.В. Андропов одобрил, находясь уже в больнице, и высказал пожелание встретиться с рабочей группой. Но встреча не состоялась — Ю.В. Андропов скончался. «Я сейчас убежден, — писал С.А. Ситарян, — что если бы уже тогда начали реализовывать наши предложения по реформе экономики, то судьба страны могла бы сложиться по-иному. Но, увы, история не знает сослагательного наклонения».[32]
