***
<p>
Я вышла из «транса» от голоса Лилит:
– Кать, потери есть? У меня три ногтя и платье, – я открыла глаза и начала себя осматривать. Дырки на джинсах стали сильнее, рукава были порваны, а внизу футболка вообще была разорвана.
– Одежда только.
– А руки? – я посмотрела на кисти и увидела на них кровь, кажется, кто-то схватил меня именно в тех местах, где были кровоподтёки, и старые раны открылись. Класс, лучше не бывает.
– Я вас ненавижу! – вновь крикнула на всё отделение я, и мне ответили хором, и не только три дебила.
– Знаем!
– Старые раны, ничего страшного, – уже ответила я Лилит.
– Уверена?
Я лишь кивнула, а, что еще оставалось? На самом деле руки ужасно болели, а в некоторых местах до сих пор шла кровь.
– Серебрякова, встать! – я подчинилась, даже подошла к решетке и увидела мужчину лет сорока, с бородой и строгим взглядом. Класс, ещё и его смена, жизнь прекрасна.
– Здрасте, дядь Петь.
– Здрасте, дядь Петь?! И это всё, что ты можешь сказать?! Катя, я ожидал когда-нибудь увидеть за решеткой Антона, но никак не тебя. Что ты творишь?!
Хороший вопрос. Мне вот самой интересно, что же я творю? В принципе-то ничего, просто решила помочь однокласснику.
– Сижу за решеткой. Не видно, что ли?
– Видел бы тебя сейчас отец. Не думаю, что ему это понравилось бы…
Что?! Сколько можно? Второй день подряд. Нет, я, конечно, редко использую эмоции, но это перебор даже для меня. У человека есть определенный период, когда он терпит, молчит, ничего не делает, а есть, когда все надоедает, когда чаша терпения переворачивается, когда нервы сдают, и хочется высказаться.
– Да сколько можно?! Отцу бы не понравилось, матери бы не понравилось. Надоело! Значит, когда я волосы крашу во все цвета радуги, никто мне слова не говорит, и это всем нравится и всех всё устраивает, а, когда в обезьянник загремела, нет. Нет, я понимаю, что это сравнение не очень, но, чёрт, это так. Надо было оставаться связанной в подвале.
– Ты это о чём? – дядю я уже не слышала. Меня понесло и далеко не в то русло.
– И вообще, всем было лучше, если бы про меня вообще не узнавали. Все были бы счастливы и рады. Родители бы были до сих пор живы. Чего ты замолчал-то?! Выскажись, какая я плохая. Антон вон высказал всеобщее мнение. Твоя очередь. Чего молчать-то? И так одиннадцать лет молчали все!
Я замолчала из-за того, что воздух в легких закончился. Во время тирады я непроизвольно начала ходить туда-сюда и сжимать руки в кулаки. В итоге я опять сидела рядом с Лилит и разглядывала свои руки, который уже были практически все в крови.
– У тебя кровь, – осторожно произнесла Лилит.
– Спасибо, за наблюдательность, – как-то слишком резко и грубо произнесла я. Она-то ни в чем не виновата.
– Эй, а я-то тут причем?
– Прости, я не хотела, нервы, – сбивчиво, но уже нормальным голосом произнесла я.
– Кать, иди за мной, – опять этот властный голос, который хочет, чтобы ему подчинялись.
– Не хочу. Мне и тут хорошо, – если сейчас пойти за ним, то будут допросы, а я этого хочу меньше всего. Нельзя же язык держать за зубами. Чёрт. Дура.
– Не будь ребёнком, Екатерина!
– Когда я им была? – прошептала я, но в полной тишине и маленькой камере все было прекрасно слышно.
– Кать, пойдём, – уже более мягким голосом произнёс он.
Не отстанет. Плевать. Просто буду молчать и всё. Пусть хоть свои навыки применяет. Я встала и пошла за ним. Какая теперь разница? Мы зашли в его кабинет. Я села на стул, не обращая никакого внимания на интерьер, мне просто хотелось домой, хотелось запереться в комнате. Последнюю неделю у меня только это чувство и осталось.
– Ну, и, что наговорил Антон, выражая всеобщее мнение?
Я молчала. Просто смотрела на кровавые руки.
– Хорошо, что произошло? Что у тебя с руками? Не думаю, что в той драке ты смогла получить такие «ранения».
Результат тот же. Не хочу думать, не хочу делиться, не хочу доверять. Мое правило трех «Д».
– Кать, скажи хоть что-то.
– Хочу домой. Просто хочу домой. Отпусти нас, пожалуйста. И не звони в школу и родителям. А то директор мечтает меня вышвырнуть из школы при любом удобном случае, а ребята не такие плохие.
– Хорошо, – я удивленно на него посмотрела. Вот так просто. Заметив моё удивление, он пояснил, – Ты первый раз просишь за кого-то. Да, и вообще просишь хоть что-то. Я отпущу вас, и не буду обзванивать родителей и школу. Только скажи, кому звонить не надо.
– Я фамилии не знаю, только имена. Лилит, Петр, Арсений и Денис.
– Ладно, всё равно из тебя я большего не добьюсь, иди, вымой руки и домой дуй.
– Спасибо.
– Удивительно, что происходит? Какая популяция бабочек вымерла?
Я закатила глаза и пошла в туалет, отмывать кровь. Дядь Петя – старший брат папы. Работает в полиции, какая-то шишка, я никогда не вдавалась в эти подробности. Сам по себе он добрый и милый, но не женат и детей у него нет. Все шутили раньше, что он женат на собственной работе. Просто иногда он забывается и начинает вести себя, будто допрашивает какого-нибудь преступника или рявкнет так, что хочется забиться в угол и сидеть там. Только из-за него никто не знает, что произошло в той аварии, десять лет назад.
Руки я более или менее отмыла, забрала телефон с наушниками, которые очень мило у нас всех забрали, и вышла из здания. Прохладный воздух ударил в лицо. Начала осматриваться и на мо` удивление вся наша «компашка» стояла возле ступенек и что-то бурно обсуждала.
– Вы чего домой не пошли?
– Тебя ждём. Все вместе влипли, все вместе и будет объяснять это директору в понедельник.