Да, возможность теперь есть… – её голос стал уж совсем отрешённо-замогильным. Чувствуя себя последней свиньёй, она отвернулась, закусив губы.
Первой нарушила вновь повисшее снова неловкое молчание Мария – она зарыдала в голос, и бросилась на грудь Катарины, приговаривая:
– Беллочка, родная, на что же ты пошла! Да что же это такое, в самом деле! Что творится на белом свете! До чего тебя довела твоя жажда мести, будь она неладна! И как Господь допустил грех-то такой! – она всё время утирала слёзы, свои и Катарины, – А мужчина-то этот – тоже, хорош гусь! Что ж он себе, другого мужика, что ли, найти не мог?!
– Наверное, не мог… Да и хвала Господу, что не мог. Без него, его знаний и способностей я ни за что бы не выбралась из Понтуазских подземелий! И неужели тебе было бы приятней, если бы я отказала ему, и окончила бы жизнь под топором палача?
– Ох! Да что вы такое говорите, сударыня! Видно, этот мужчина из вас всю совесть-то поубирал! Побойтесь Бога! Нет, я конечно… – у няни постепенно всё же прояснялся смысл ситуации, и она замолчала. Впрочем, тут же продолжила, несколько сбавив тон:
– То есть, конечно, хвала Всевышнему, и пресвятой Богородице, что вы живы! – и, после вздоха и очередного качания головой, она уже совсем другим тоном добавила, – Ладно, он молодец, что помог вам выбраться. Но уж больно как-то это… А не нечистый ли это искушает вас?!
– Знаешь, я тоже часто думала над этим… Но ведь я могу перекреститься! И – всё в порядке! И молюсь я тоже, как всегда. И в храм Господень могу зайти, и святой воды испить… – она размашисто перекрестилась, так, как это делают католики – слева направо.
Мария сама перекрестила выжидающе глядящую на неё Катарину, и, убедившись, что ничего не изменилось, немного успокоившись, снова крепко обняла её.
– Ну, ладно уж… Если с вашей душой всё в порядке, и для Господа она не потеряна, то всё хорошо… наверное. Я против этого мужчины больше слова не скажу – да простит его Святая Дева… Но что же это тогда получается – вы и… за него будете мстить?
Примете на себя грех и его души – за мщение?..
– Что ж. Боюсь, няня, что со временем я захочу и этого. Но вот насчёт греха – это ты зря. Грех лежит на тех, кто виновен в наших бедах. Кто замыслил и исполнил его смерть, и добивался моей… Разве наказать мерзавцев – грех?
– Ох, не спрашивайте, сударыня – ничего я уже не знаю!.. И… куда же нам теперь ехать? И кому там мстить?
– Няня, перестань! Это – дело очень далёкого будущего… Он – настоящий рыцарь, ничего, как я сказала, уже и не требует… Ну а в-принципе, куда ехать-то, я знаю. И кому там мстить – он показал бы… Его страна очень далеко. За варварскими землями, там, на востоке.
Она так и называется – страна восходящего солнца… Или, проще – Япония.
– И далеко до этой… Японии? – подал негромкий голос Пьер.
– Ох, далеко! Если двигаться так, как мы едем, года за два-три, наверное, можно добраться… Нужно пересечь огромный континент, и переправиться через сотни рек и речушек, и в конце – ещё через море…
Там живут незнакомые нам народы – Росичи, Чудь, Камчадалы, Татары, Эвенки, Китайцы… – всех я не запомнила, но он пролетал над ними – ну, то есть, его душа, когда искал себе… напарника. Там жуткие дикие степи, дремучие леса, горы…
– И обо всём этом вы так уверенно говорите! – возмутилась Мария, – Ведь ваша милость дальше Мозеля на восток не заезжали! Может, он врёт всё?..
– Не думаю. Я видела многое из этого его глазами – иногда наяву, иногда – во сне… И видела очень ясно. Почти, как вас сейчас!
– Ох уж этот… японец! Гонит вашу милость на край света, да и нас тоже, а у вас ещё своих дел: делать – не переделать! И как ему только не стыдно – женщину!.. Просить отомстить!..
– Ну перестань, Мария! Никуда он меня не гонит! Он вообще очень вежливый и деликатный. Говорю же – настоящий воин и… Рыцарь! Он сказал, что вообще не вправе настаивать на мести за него. Это я так решила – это моя совесть хочет быть спокойна.
И, конечно, пока мы не разберёмся с моими врагами, ни о какой поездке в эту Японию речи не идёт. И вообще, он не представлял себе с самого начала, что я – женщина! – буду мстить за него – мужчину-воина! Это не стыкуется с его кодексом чести… Говорю же – они там, в Японии, очень ревностно соблюдают его, и прекрасно владеют оружием…
– Уж это-то мы видели. Я от удивления даже чуть не промазал… – Пьер выдавил из себя улыбку. – Раз этот мужчина помог вашей милости освободиться, и научил так сражаться, я против него ничего не имею, пусть остаётся, если вашей милости угодно… И если Господу будет угодно, чтобы вы закончили ваши дела с… э-э… теми, кто должен… ну, понести наказание, и я ещё буду жив…
Я помогу вашей милости и ему тоже… закончить и его дела.
– Вот это слова настоящего мужчины и друга. Спасибо! – она крепко пожала его широкую ладонь, растроганная до глубины души.
– Нет, вы посмотрите, что делается!.. Свинство-то какое! Они уже обо всём договорились, а я-то, вроде, как бы ни при чём! – Мария искренне возмущалась, уже забыв о том, что вокруг лежало девять трупов, – Да как вы можете, сударыня, даже подумать, что я вас куда-то отпущу одну, и ещё с этим старым оболтусом напару! Не выйдет это у вас! Даже не надейтесь: куда вы – туда и я!
Улыбаясь сквозь слёзы, она положила свои мягкие руки сверху на их рукопожатие, как бы подтверждая заключённый союз. Катарина шмыгнула носом, и сморгнула непрошено выступившую слезу. Однако сдержаться не удалось, и спустя миг они обе рыдали в объятиях Пьера, который только подозрительно моргал, тяжко вздыхая.
Катарина опомнилась первой, вытерла глаза, тряхнула головой.
– Спасибо, родные мои! Вы не представляете, как я рада… Что ни говори, а вместе мы – сила! Ладно, даст Бог – и в Японию доберёмся… Всё сделаем, раз мы – заодно!
А больше всего я рада, что, наконец, рассказала вам всё… Словно камень с души…
Однако – не годится нам здесь рассиживаться. Так у нас Пьер совсем кровью истечёт! – она сокрушённо покачала головой.
– Ваша правда, сударыня! Куда ж мы его повезём-то, с такой раной?
– Вначале запутаем следы, а там, глядишь, и найдём какого-нибудь деревенского лекаря, или хоть знахарку, или бабку-повитуху! Веди-ка его коня…
– Сейчас! – запнувшись на мгновение, Мария всё же высказала то, что её язык явно не поворачивался произнести, – А мужик-то этот… Должна признать, неплохой парень… Если б не он… Какой боец! Жаль вот только, что он забрал у вашей милости часть воспоминаний, детство, юность… наверное, самые ваши беззаботные годы…
– Ничего, не переживай за это. Самые главные-то у меня остались! Да и вы напомните мне, если я чего забуду. Или уж совсем какую-нибудь глупость… совершу!..
Мария и Пьер переглянулись. Пьер только усмехнулся. Мария невесело рассмеялась, и кивнула:
– Уж в этом-то деле вам, сударыня, равных нет!
Пьер и Катарина присоединились к смеху – Пьер сдержанно, Катарина почти весело.
Слёзы отступили. Теперь ей было почти легко.
Оставив Пьера у дерева, Мария двинулась к лошадям. Катарина обошла ещё раз поле боя, и убедилась, что живых не осталось. После чего повынимала своё «преждевременно изобретенное» оружие из убитых тел.
Затем, осторожно приближаясь и нежно что-то приговаривая, умудрилась поймать одну из разбредшихся, и пасшихся в стороне от дороги лошадей нападавших.
Ну хорошо. Вроде, если не считать болезненной раны Пьера, всё прошло даже лучше, чем она смела надеяться. Они молодцы. И – спасибо за предупреждение… Аминь!
А для себя самой – что она сама-то думает?.. Что означает её реинкарнация?
Кто это сделал, кто дал ей второй, вернее, уже – третий шанс? Провидение?.. Бог?..
Как хочется в это верить…
Должна ли она мстить за душу и тело Катарины? Должна ли она убивать?
Судя по всему, да. Добро должно быть с кулаками. Но главное – не перейти ту тонкую грань, за которой справедливое возмездие, или самозащита, превращаются в насилие и агрессию.