— Скоро Рождество.
Сказала тихо, но Сириус услышал и рванулся к ней, схватил за плечи и развернул к себе, как Люпин двумя часами ранее.
Она подняла глаза и встретилась с его взглядом. Сириус резко притянул ее к себе и крепко обнял, почти причиняя боль. Нарцисса обхватила его за талию и замерла.
— Маленькая моя, девочка моя родная, — прошептал он в ее волосы.
Одной рукой он крепко прижимал ее к себе, а второй гладил серебристые косички. А Нарцисса стояла, зажмурившись, и чувствовала его напряжение и отчаяние. Его плечи слегка подрагивали, а сердце колотилось, как сумасшедшее. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы за поворотом не загремели упавшие доспехи.
Они отпрянули друг от друга, и обоим стало понятно, что выбор сделан.
— Тебе пора, — тихо проговорила Нарцисса.
Он молча развернулся и пошел прочь. Нарцисса отвернулась к окну. Он и так уходил из ее жизни, поэтому смотреть в его удаляющуюся спину было выше ее сил.
Она так и не успела чего-то самого главного.
Глава 19. Все можно изменить
Пришел из пустоты, качнув поток сознанья,
Разрушил и разбил привычный мир вокруг.
Так странно… Не сказал ни слова в оправданье,
Но вот уже не Враг, хотя еще не Друг.
Еще я не могу прогнать свои сомненья,
Но руку протяни, и я ее приму.
Пусть от слепой вражды неблизко избавленье,
Я внутренне готова пройти весь путь к нему.
Она так и не успела чего-то самого главного.
А теперь ей сотрут память, и она даже не сможет пожалеть об этом так и не обретенном понимании. Гермиона сидела в кресле посреди кабинета Дамблдора и тихо впадала в отчаяние.
Снейп отправился искать директора, предоставив их самим себе на какое-то время. Тяжелый камень упал с души. Помощь уже близко. Всего лишь полтретьего ночи, а они уже в кабинете директора, и теперь все будет хорошо. Одна бы девушка никогда не смогла сделать то, что они сделали. Гермиона подняла взгляд от своих колен и посмотрела на юношу, который откинулся на спинку соседнего кресла, и устало прикрыл глаза.
«Как-то он неважнецки выглядит», — обеспокоенно подумала девушка. Следы воспитания, оставленные Люциусом Малфоем на лице сына, исчезли. Правда, Гермиона не видела, когда он успел залечить разбитую губу и удалить синяк, но и без них общий вид слизеринца оставлял желать лучшего.
— Малфой, — тихо позвала девушка, — ты как?
Вопреки здравому смыслу и многолетней привычке она волновалась за этого странного человека. Удивительно! Не прилагая никаких видимых усилий, он что-то затронул в душе девушки. Просто он оказался способным на эмоции, переживания. Это так не вязалось с привычным представлением.
— Теперь мы добрались, — не открывая глаз, ответил юноша, — так что можешь больше не проявлять свою трогательную заботу.
Гермиона с трудом преодолела желание треснуть его голове. Ну почему он такой мерзкий?! Ведь может же быть другим, она это сегодня видела.
— Если ты ожидала, что я буду с тобой милым и добрым, памятуя сегодняшнее общение, не по адресу!
— Ничего я от тебя не ожидала. Просто хочется понять, почему ты такой мерзкий?
— Ну что ж, не буду мешать. У тебя еще есть время до стирания памяти. Можешь его посвятить изучению моей сущности. Я не возражаю. Только учти, все равно ведь ничего этого для тебя не будет.
Он мерзко ухмыльнулся, не открывая глаз.
Гермиона внимательно посмотрела на него и вновь впала в отчаяние.
«Куда делся Дамблдор? Время-то идет». Совсем не хотелось сидеть в этой комнате с мерзким гаденышем, в которого превратился недавно еще вполне сносный Малфой.
Словно в ответ на ее мысли дверь распахнулась, и вошел директор школы Чародейства и Волшебства.
Гермиона тут же вскочила ему навстречу:
— Профессор Дамблдор!
Малфой тоже поднялся с кресла, но навстречу не кинулся и вообще замер в молчании.
— Добрый вечер, — поздоровался Дамблдор. — Садитесь, пожалуйста, и рассказывайте все по порядку.
Директор быстро обошел стол, занял свое место и перевел внимательный взгляд с одного студента на другого.
Гермиона напряженно опустилась в свое кресло и посмотрела на Малфоя. Она почему-то не знала, стоит ли рассказывать все. Малфой равнодушно опустился на свое место и, не поворачивая головы, кивнул в сторону Гермионы, чтобы она начинала.
Девушка вздохнула и посмотрела в глаза великому волшебнику. Встретив его внимательный взгляд, она почувствовала такое жгучее облегчение, что слова сами прорвались наружу и она, сначала сбиваясь, а потом все увереннее и увереннее, повела свой удивительный рассказ. Во всех подробностях девушка рассказала об их прогулке с Гарри, о его похищении, описала карету. Когда она упомянула герб на дверце, Дамблдор бросил быстрый взгляд на Малфоя. Гермиона тоже посмотрела в сторону юноши. Неизвестно, что там увидел Дамблдор, Гермиона же наткнулась на совершенное безразличие ко всему окружающему. Драко Малфой сидел, опершись локтями на подлокотники кресла и уперев подбородок в сцепленные руки. Его равнодушный взгляд был направлен на пламя в камине слева от директорского стола. Он просто сидел и неотрывно смотрел на огонь, словно все происходящее не касалось его ни в коей мере.
Гермиона вновь перевела взгляд на Дамблдора, и ей показалось, что в глазах директора мелькнуло понимание чего-то такого, чего самой девушке было никогда не постичь. Она поразилась, что директор не спросил, почему они вместе, не выказал никакого удивления готовности Малфоя помочь. Он просто принял все происходящее как данность.
Гермиона вздохнула и продолжила рассказ. Когда она дошла до момента бегства из кареты, раздался резкий голос Малфоя:
— Достаточно! Дальше не произошло ничего существенного.
Гермиона возмущенно обернулась на него, но тот смотрел прямо в глаза директору.
— Поттер находится в подземелье моего родового замка, — ровным голосом произнес Малфой. — Мы пришли за помощью. Его нужно вытащить из подземелья до утра.
Дамблдор внимательно смотрел на старосту Слизерина. Драко Малфой был его головной болью вот уже седьмой год. С тех пор, как появился на платформе 9 и 3/4 одиннадцатилетним мальчишкой, отчаянно стремящимся что-то доказать самому себе. Окружающие считали, что последние шесть лет директор пристально присматривал только за Мальчиком-Который-Выжил, как нелепо окрестили Гарри Поттера газеты. Но нет! Это было далеко не так. Альбус Дамблдор за долгие годы привык считать себя ответственным за каждого ребенка, переступившего порог Хогвартса и, разумеется, беспокоился тоже о каждом. Но иногда в стенах школы появлялись дети, вызывающее беспокойство, отличное от того, что испытывал Дамблдор в отношении большинства студентов. Причины были разными. Впрочем, как и дети.
И юноша, сидящий сейчас напротив, представлял для него не меньший интерес, чем Гарри Поттер. Дамблдор знал не одно поколение древнего рода Малфоев и мог с уверенностью сказать, что по части «счастливого» детства Драко едва ли повезло больше, чем Гарри. Разница между мальчиками заключалась в том, что Гарри мог рассказать об отвратительных родственниках-магглах, которые превратили его детские годы в ад, а Драко не мог и не хотел. Влиятельный, древний род Малфоев был слишком почитаем в определенных кругах магического сообщества, и Драко изо всех сил старался поддерживать безупречную репутацию фамилии. Юный Малфой ни разу не сказал ни одного дурного слова о своей семье, более того — он никому не позволял делать этого.
Но была еще одна причина: необъяснимая, интуитивная. Даже для Дамблдора, умеющего чувствовать мысли и намерения других людей, последний отпрыск рода Малфоев являлся головоломкой. Было в нем что-то, отличающее его от других детей, и это не могло не настораживать. Настораживало и то, что мальчик явно не справлялся и планомерно сам себя загонял в тупик. Слишком многое ему приходилось держать в себе, и слишком сложна была та роль, которую он для себя выбрал. На глазах директора этот непонятный человек превращался из зловредного, мечущегося в сетях собственных предрассудков, мальчика в холодного и отчужденного юношу, укрывающегося гордостью и пока еще зачастую показным равнодушием. Но пройдет время, и игра станет неотличима от жизни, а потом и вовсе ее заменит. Альбус Дамблдор видел это на своем веку не раз, а быть свидетелем метаморфоз именно этого мальчика очень не хотелось.
