Тонкие пальцы запутались в седой гриве, конь негромко всхрапнул.

— Прости меня, — прошептала Нарцисса, прижимаясь щекой к теплой лошадиной щеке, — простите меня оба.

Конь осторожно шевельнул головой, прижимаясь сильнее, и негромко заржал. И Нарцисса поняла: простил. Тот, кто любит, всегда прощает. И горячие капли, которые не сорвались с ресниц ни в холодных стенах родового поместья ее мужа, ни в уютном кабинете директора Хогвартса, потекли по щекам здесь, среди запахов сена и конской шерсти, среди тепла и света, среди прошлого и настоящего, горечи и благодарности.

По молчаливому указанию эльф снял с полки простое кожаное седло…

* * *

Азкабан описывают по-разному — мрачно, безнадежно, вечно.

Для Люциуса Малфоя это было — грязно, холодно, быстротечно.

Возможно, потому, что дементоры больше не бродили зловещими тенями по коридорам — все они отправились куда-то по приказу Лорда. Да и сам Люциус не задержался здесь надолго. Даже не успел прочувствовать ужаса за эти три дня. И вот он в дешевой гостинице (кто бы мог подумать?) приводит себя в порядок и пытается продумать достойное оправдание произошедшему. Он не выполнил поручение Лорда впервые за столько лет, возглавляя такую простую, на первый взгляд, операцию. Но кто же мог предположить, что заполучить Пророчество пожелает еще и толпа малолеток? План Лорда был идеален. Заманить в ловушку Поттера, а потом с его помощью забрать Пророчество. Но вместо Поттера, готового пожертвовать собой ради крестного, в Отделе Тайн оказалась целая толпа сопляков, тоже почему-то готовых пожертвовать собой. Видимо, книжек начитались.

Разве мог Люциус это предугадать? Мог! И должен был! Это его вина в том, что толпе детей удалось одурачить их — опытных волшебников. Почему? Да все потому, что, во-первых, мальчишка нужен был живым, а во-вторых, Люциус повторил ошибку Лорда прошлогодней давности — не воспринял всерьез Гарри Поттера.

Нельзя недооценивать противника. Никогда. Так учат авроров. Но Люциус Малфой никогда не был аврором, поэтому он развлекался, видя суматошные попытки детей что-то им противопоставить. Вот и доразвлекался. Но об этом горевать поздно. Нужно решить, как оправдаться перед Лордом. Это во сто крат важнее.

Он же не знал, что, переступив порог дома Фреда Забини, мгновенно сменит приоритеты.

Он отправился к Фреду потому, что в его собственном доме могли ждать авроры. Вообще-то имение ненаносимо, но всегда есть риск. Нельзя недооценивать противника. Теперь Люциус постарается об этом не забывать. Положение Фреда оставалось легальным, и у него можно прояснить обстановку. Что думает Лорд, как действует Аврорат?

Но уже в просторном холле имения Забини он понял, что здесь не думают ни о Лорде, ни об Аврорате. Здесь царило какое-то оцепенение. Но не то сонное и спокойное, когда вокруг наступает затишье и жизнь замирает, а то оцепенение, которое накатывает вслед за плохой вестью.

Люциус протянул трость склонившемуся эльфу и направился в сторону библиотеки, где, по словам эльфа, находился Фред.

Массивные двери отворились бесшумно, и последняя надежда на то, что он ошибся, рассыпалась в пыль. Фред Забини сидел за письменным столом, держа в руках рамку с колдографией. Люциусу не было видно, кто изображен на снимке.

— Здравствуй, — подал он голос.

Фред вскинул голову и после паузы кивнул.

— Тебя освободили?

— Да. Что стряслось?

Фред лишь сильнее сжал рамку, долго смотрел на поверхность стола, потом сердито провел рукой по лицу. В этом жесте было столько несвойственной Фреду эмоциональности, что Люциус всерьез забеспокоился. Опустился в кресло и вопросительно приподнял бровь.

— Вы были в Министерстве. А вторая группа напала на другой… объект. Чтобы у Аврората было чем заняться.

— И?

Фред поднял тяжелый взгляд и заговорил, чеканя каждое слово, безжалостно и неотвратимо. И от слов, падающих в тишину библиотеки подобно камням с вершины горы, хотелось укрыться, сбежать, вот только не было места, в котором можно спрятаться от себя.

— Вторым объектом оказалась клиника Святого Мунго. Ты когда-нибудь думал, что волшебник может погибнуть при пожаре? Как обычный маггл… Просто задохнуться от дыма. При ликвидации пожара погибли шесть колдомедиков, потому что не оказалось масок, а защитные заклятия потребовали бы слишком много магической силы. Они решили тратить ее на спасение пациентов. Фрида пыталась спасти детей из отделения реабилитации. Тех детей, которых мы с тобой, Люциус, оставили без родителей, поэтому они попали в клинику.

Люциус смотрел в пол, изо всех сил борясь с желанием заткнуть уши. В слова Фреда не верилось. Они казались кошмаром. Он не мог представить ее мертвой. Женщину, которую держал в объятиях еще несколько дней назад. Видел ее улыбку, чувствовал тепло ее губ. Он не верил. Старался почувствовать ужас или боль, но почему-то в груди было лишь тупое онемение, а еще в голову упорно лезла мысль о том, что он не увидел ямочку на ее щечке в последнюю встречу. Из ее прически выбился локон, укрыв так любимую им ямочку. В какой-то момент он хотел убрать непослушную прядь, но почему-то не убрал, а вот теперь это казалось жизненно важным. Таким же важным, как смотреть на большой старинный глобус слева от стола Фреда и задаваться вопросом: зачем волшебнику глобус, если большинство нужных ему мест ненаносимы. Люциус готов был думать сейчас о чем угодно, только не о том, о чем говорил Фред. Но голос вырвал из мыслей и заставил поднять голову:

— Почему, Люциус? Почему мы с тобой живем, хотя сделали столько зла? И Темный Лорд живет… А ее нет… Почему?

Голос Фреда был еле слышен. Люциус поднял голову, их взгляды встретились. Боль и ненависть. Ненависть ко всем и к себе за то, что еще могут дышать, а завтра смогут радоваться, а послезавтра и вовсе забудут.

Люциус вглядывался в знакомое лицо, так похожее на ее, и не знал, что ответить. Первый шок прошел, и до сознания стало доходить. Бесшумно отворилась дверь, и в библиотеку вошла Алин с подносом, на котором стояли чашки с чаем. Молча поставила его на письменный стол, так же молча сняла одну чашку и пристроила на журнальный столик перед Люциусом. Двое мужчин наблюдали за ее действиями, словно этот простой бытовой момент мог вернуть уверенность, заполнить пустоту. Но вот Алин быстро склонила голову, в руке появился невесть откуда взявшийся платок, женщина поднесла его к глазам, и горе нахлынуло с новой силой, смывая потоком остатки сдержанности. Как сквозь туман Люциус увидел, что Фред быстро встает и отворачивается к широкому окну. Как его рука на миг сжимает плечо Алин, и женщина накрывает его пальцы ладонью, а потом выходит, что-то сказав Люциусу. А Люциус в оцепенении сидит в кресле, боясь проявить слабость и одновременно завидуя Фреду, который может вот так оплакать сестру, не стесняясь, не сдерживаясь. В какой-то момент Люциус понимает, что в нем самом нет слез. Есть пустота и есть болезненная потребность вернуть время назад и убрать с ее лица прядь волос, чтобы снова увидеть ямочку от ее улыбки. Он встает, подходит к письменному столу, берет оставленную Фредом рамку и переворачивает ее.

Яркая листва. Осень или весна — непонятно. На снимке Фред со смехом обнимает сестру за плечи. Им лет по пятнадцать-шестнадцать. Ветер треплет ее длинные волосы, а в зеленых глазах плещется смех. Фрида прижимается щекой к плечу брата и весело машет рукой.

Внезапно снимок теряет резкость, и на крону дерева над их головами падает крупная капля…

Что занимает в душе место ушедшей Надежды?

Глава 43. Почти сказка

Маски прочь! Душу вдребезги! Сердце в руках…

От меня не осталось ни капли, ни строчки.

Только в детских, наивных, нелепых стихах

Так не хочется ставить последнюю точку.