«Волшебное дерево», — успевает подумать Гермиона. Второй раз на этом месте она чувствует себя безгранично счастливой.

Он осторожно опускает свитер, укрывая ее руки. А девушка все боится открывать глаза и смотреть на него, хотя знает, что не увидит насмешки над ее глупым поведением. Она боится увидеть в его глазах что-то новое.

И снова губы. И его руки, на плечах, на спине, путаются в каштановых локонах.

И это — счастье. Так просто. Сколько лет люди пытаются открыть формулу счастья. А Гермиона Грейнджер сумела это сделать за несколько минут.

Руки давно согрелись, но их совсем не хочется высвобождать из сладкого плена. Тонкие пальчики робко рисуют узоры на его спине, чувствуя, как по его коже бегут мурашки.

Вечность. Пусть это будет вечность.

Но вечность заканчивается быстро. Юноша резко отодвигается и, отводя взгляд, сбрасывает челку с глаз, потом смотрит на часы. Брови взлетают вверх.

— Без двадцати двенадцать.

Голос звучит хрипло и как-то преувеличенно бодро. Гермиона с сожалением в последний раз проводит по его спине. Нужно же закончить узор. А там на цветке как раз одного лепестка не хватало. С улыбкой видит, как он зажмуривается и не открывает глаз, пока ее руки не оказываются на свободе.

И снова два взгляда, пытающихся что-то сказать, и нервные улыбки, и неуверенность, и снова молчание о самом главном. Наконец он встает и галантно протягивает ладонь, задорно объявляя:

— Все. Отбой. От греха подальше.

— А грех уже близко? — дрожащими губами улыбается Гермиона, принимая протянутую ладонь.

— Ты не представляешь, насколько, — усмехается юноша.

И видеть его вот таким искренним и неуверенным — тоже счастье. И эта улыбка. Помнится, Гермиона завидовала тому, как он улыбался Забини, полагая, что никогда не увидит подобного. Так казалось тогда. Но это была другая жизнь. Вечность назад. Сейчас же он рядом. И его совсем мальчишеская улыбка, от которой вспыхивают искорки в серых глазах, то и дело озаряет мир вокруг. Ее мир.

Он галантно помог ей надеть кофту, она присела в реверансе в ответ. Он учтиво поклонился. Было смешно и легко.

Они покинули кабинет, держась за руки. И плевать было на то, что кто-то может их увидеть. Плевать на все, кроме тепла рук и стука сердец. Так думала наивная Гермиона, пока не свернула за угол и едва не врезалась в декана Слизерина.

И что ему не спится ночами?

Впрочем, рефлекс оказался быстрее мыслей. Гермиона резко выдернула ладонь из руки слизеринца и отчаянно захотела провалиться под землю.

— Минус двадцать баллов, — в голосе Снейпа послышались металлические нотки, — Слизерин.

Гермиона негромко охнула и покосилась на Драко. Гриффиндор сейчас лишится всех баллов, какие есть, если уж свой факультет декан не пожалел. Однако Малфой закусил губу, явно сдерживая улыбку. Чему он радуется? Ненормальный.

— Через пятнадцать минут жду вас в своем кабинете, мистер Малфой.

Драко выглядел слегка удивленным. Видимо, отсрочкой.

— Думаю, на то, чтобы не бросить мисс Грейнджер ночью посреди коридора, вашего воспитания хватит? — с сарказмом проговорил Снейп, смерив девушку неприязненным взглядом.

Гермионе было стыдно оттого, что Снейп их увидел. Еще хуже становилось, когда она понимала, о чем он подумал. К этому примешивалась обида от того, что о ней, в ее присутствии, говорят, как о пустом месте. Но она прекрасно понимала, что должна благодарить Мерлина за то, что так легко отделалась. За исключением мук совести в наказание девушка не получила ничего. Но Снейп был великолепным психологом. Гермиона не могла этого не признать. Получив наказание, она могла считать свою вину искупленной. А теперь…

Малфой же просто кивнул и чуть тронул ее за локоть.

— Доброй ночи, — пробормотала Гермиона и, опустив голову, прошла мимо Снейпа.

Профессор ответом не удостоил.

Шагая по темному коридору под прицелом взгляда самого нелюбимого учителя, Гермиона думала о том, что в один миг из ослепительно-счастливой можно стать уничтоженной и раздавленной. Все годы в Хогвартсе она потратила на то, чтобы быть лучше других учеников, видеть в глазах учителей одобрение. Это было важно. И вот теперь Снейп думает невесть что. А если он кому-то расскажет, а если Гарри узнает? Миллионы «а если» роились в голове. Было тошно и противно.

Ее ладонь сжала теплая рука. Гермиона робко посмотрела на слизеринца. Удивительно, но он был совершенно спокоен. Во всяком случае, внешне. Правильно. Вряд ли Снейп что-нибудь сделает своему любимцу. Хотя… тон декана не предвещал ничего хорошего.

— Расстроилась? — подал голос слизеринец.

— Признаться, не лучшее завершение вечера.

— Не бери в голову. Все образуется.

— Он даже не снял баллы с Гриффиндора. Поверить не могу.

— Э-э-э… Он в последнее время все больше на нас отрывается.

— Почему?

— Не знаю. Мы с Пэнси пока на пути к выяснению.

Он улыбнулся. Гермиона не увидела — слишком сумрачно было в ночном коридоре — скорее почувствовала. Она научилась слышать его улыбку. По тому, как менялись интонации его голоса и ее мир. Ну зачем Снейп все испортил?

— Теперь каждый раз при виде Снейпа я буду вспоминать этот вечер.

— Слушай, успокойся. Какая разница, кто что думает. Ты же знаешь, что не делала ничего… плохого.

— Снейп ненавидит Гарри. Я боюсь, что когда-нибудь он…

— Снейп не унизится до подобного. У него есть миллион способов поставить Поттера на место.

Голос прозвучал напряженно.

— Прости. Я не должна была.

— Все нормально.

Они дошли до гостиной Гриффиндора в молчании, однако держась за руки.

— Дальше тебе лучше не ходить, — Гермиона остановилась перед поворотом в коридор с портретом Полной Дамы.

Он кивнул.

— Ладно. Я пошел. А то Снейп терпеть не может опоздания.

— Хорошо.

Неловкость. Неправильность. И…

— Стой! — Гермиона дернула его за руку. Он пока и так не очень-то собирался уходить, вопреки заверениям, а тут и вовсе застыл на месте.

— Ну и что, что Снейп нас увидел. Плевать. Плевать, что он думает. И вообще… завтра Рождественский бал… и…

— И ты идешь с Лонгботтомом. Поверить не могу.

Он изобразил шутливое возмущение.

— Не огорчайся. Я подмигну тебе пару раз, если окажусь в танце поблизости, — Гермиона лукаво улыбнулась.

— Ваша щедрость не знает границ… Хотя, нет. Знает. Ты вот, например, не пригласила меня на чай, а ведь я, как истинный рыцарь, сопровождал тебя по темным коридорам…

— Охраняя от призраков…

— Да, охраняя от призраков. А мне еще обратно идти…

— О Мерлин, как я неблагодарна! — она со смехом поднесла их сцепленные руки к лицу и прижала к своей щеке. — Приглашаю вас на чай, мой защитник.

— Коварная! Знаешь же, что Снейп меня ждет.

— Так ты ведь сам на чай набивался!

— Я время тянул, чтобы не уходить, — он улыбнулся.

Легкий поцелуй, смех в темном коридоре.

— Эй, Снейп отвел тебе время как раз проводить, а не прощаться полчаса.

— Точно. Пока.

— Пока.

— Спокойной ночи.

— И тебе.

Они делали шаг за шагом прочь друг от друга, но руки никак не желали расставаться. Переплетенные пальцы не желали высвобождаться из плена. Они разошлись на расстояние вытянутых рук, потом он сделал шаг вперед, она — назад.

— Понял.

Он стряхнул ее руку и быстро пошел прочь. Гермиона несколько секунд смотрела вслед.

— Эй! — окликать по имени рядом со своей гостиной не решилась.

Он обернулся.

— Напиши, как все закончится.

— Ладно. Если обойдется малой кровью.

— Дурной!

Он махнул рукой и пошел прочь. А Гермиона смотрела ему вслед — на силуэт, растворяющийся в темноте, и понимала, что ее любовь окрашена в этот цвет — цвет ночи. И в ее истории не будет слова «люблю», не будет признаний и цветов, не будет серенад под луной, и белого платья тоже не будет. То есть не будет ничего того, о чем она мечтала в детстве. Потому что этот человек совсем не похож на сказочного принца. Да она и не полюбила бы сказочного принца. Внезапно это стало очевидно, как и то, что ее не-принц — такая же реальность, как вот эта ночь и треск факела на стене, и мерное посапывание скрытых в тени портретов.