«Кто это может быть? — думал рыцарь. — Неужели это Альберт? Я не ожидал его так скоро! Другой всадник, должно быть, гонец от короля».

Он остался ждать их. Вскоре показалась красная шапочка с белым пером, из под которой падали на плеча длинные белокурые локоны. Другой всадник имел на голове шлем; кольчуга покрывала его плечи и грудь.

Альберт, подъезжая к месту, где сидел его господин, сейчас же узнал его и, сойдя с лошади, приблизился к нему. Приложив руку к фуражке, он отрапортовал своему вельможе, что он не доехать до Вордингборга, потому что на пол-дороги встретил всадника; который ехал к его господину с бумагой от короля.

В это время всадник сошел с коня и, подойдя близко к рыцарю, протянул. ему бумагу, о которой только что сообщил Альберт.

Первый раз в жизни рука рыцаря dominus Эйларда дрожала, когда он протянул ее, чтобы взять бумагу из рук королевского гонца.

Он прочитал:

Рыцарь dominus Эйлард любил Рингильду, но еще больше он любил свое отечество.

Он был воин, который своею храбростью и своими умными советами мог противодействовать злым замыслам графа Генриха Шверинского. Он узнал также, что герцог Оттон фон Люнебург сидит в темнице, закованный в цепи, что мир не был заключен и вскоре должна вспыхнуть новая война. Он решил сегодня же собраться в путь и до вечера добраться до Киля, чтобы не растравлять своего сердца продолжительной разлукой с Рингильдой и долгим с ней прощанием. Он решил объявить ей твердо свое намерение и остаться непреклонным, если бы даже это решение и стоило ему большого сердечного усилия и горя.

Опустив голову, он задумчиво пошел обратно в Борнговед в обществе Альберта и рыцаря Лильенфельда, родственника графа Галланда.

Подойдя к деревне Борнговед со своими двумя спутниками, он увидел издали Рингильду. Она шла от ключа и несла на своем плече большой кувшин, наполненный свежею ключевой водою.

Она сейчас же увидала двух молодых людей, из которых один был ее брат, Альберт.

Дурное предчувствие сжало ее сердце. Она побледнела, как полотно, и выронила из своих рук кувшин, наполненный водой. Вода пролилась, и кувшин разбился вдребезги. Она посмотрела на него и, стряхнув с себя воду, которая вымочила ее платье, поспешно вбежала в избушку тетки Эльзы.

— А где же вода, которую ты несла сюда? — спросила ее старуха.

— Мне не до твоей воды! — сказала она тетке Эльзе. — Смотри, там на лужайке, недалеко от шатра, лежит твой разбитый кувшин, там и вода.

Старуха начала ворчать на молодую девушку.

— Ты совсем изменилась, Рингильда, в последнее время: работать не хочешь, роняешь и разбиваешь кувшины с водой.

— Да, это правда, Эльза, — сказала Рингильда, — я стала совсем иная теперь, чем прежде. Прости меня, тетя. Ты скоро все узнаешь. Сегодня я очень несчастлива. Не брани меня за этот разбитый кувшин.

Она заплакала и, не переставая плакать, смачивала слезами один платок за другим. Тетка Эльза не на шутку испугалась, видя Рингильду в таком состоянии.

— Что с тобой? — спрашивала она молодую девушку и теперь целовала ее, уже забыв о своем разбитом кувшине.

Рингильда вдруг перестала плавать и, осушив свои красные от слез глаза платком, сказала:

— Тетя, Альберт сегодня вернулся из Вордингборга. Позови его сюда, я хочу его видеть, ни сама боюсь выйти на улицу. У меня красные глаза, и я не хочу, чтобы видели, что я плавала.

— Хорошо, сейчас пойду, — ответила ей старуха, — но ты больше не плачь.

Тетка Эльза накинула на свою голову платок и вышла из доху.

Через четверть часа вошел в избушку Альберт. Рингильда бросилась к нему на шею.

— Мой дорогой брат, — говорила она, — откуда ты приехал; неужели в столь короткое время успел доехать до Зеландия?

— Нет, я встретил на дороге гонца от короля, требующего моего dominus в замок Вордингборг.

— Он уезжает? — спросила Рингильда, тревожно глядя на брата.

— Да, он уезжает сегодня.

— Сегодня! — воскликнула Рингильда. — Ты с ним едешь? — спросила она его вновь.

— Да, конечно, мое место при нем.

— Счастливый Альберт! Зачем я не могу взять твое платье и ехать с ним!

Этими словами молодая девушка выдала себя, и Альберт и тетка Эльза переглянулись.

— А меня ты совсем не жалеешь, — сказал ей Альберт.

— Не за что тебя жалеть; ты такой счастливый, Альберт: живешь со своим господином в рыцарском замке, можешь его видеть и слышать ежедневно и совсем не дорожишь этим счастием. Я должна сидеть здесь в деревне, когда душа моя стремится к вам со всею своею мощью, должна сознавать, что все это напрасно, и томиться здесь, сгорая от собственного пламени.

Альберт и Рингильда остались одни в комнате, тетка Эльза куда-то скрылась.

— Ты его любишь, Рингильда? — спросил ее брат.

— Да, я его люблю.

Мальчик в свою очередь побледнел от страха.

— А он это знает? — спросил он сестру.

— Знает, — ответила ему Рингильда.

— Ты будешь его женою?

— Не знаю этого, — сказала ему молодая девушка.

— Теперь я понимаю, почему ты плачешь и скучаешь, моя бедная Рингильда, — сказал ей добрый мальчик.

— Ведь и я его люблю, моя сестра, — продолжал Альберт. — Я бы был несказанно счастлив, если бы мог вложить твою руку в его и благословить тебя на новую жизнь близь него в его замке. Молись Богу! Если Он этого пожелает, то все для Него возможно. Я также буду молиться Богу за тебя.

— Мой добрый, славный Альберт, — промолвила Рингильда, — хотя бы ты со мной остался здесь!

— Он еще слаб, Рингильда, я должен с ним ехать.

— Да, конечно, поезжай с Богом! Люби и храни его, как бы я сама его хранила.

Тетка Эльза им накрыла стол, они сели завтракать, а рыцарь dominus Эйлард потребовал завтрак в палатку, где угощал своего гостя.

После завтрака гонец короля и Альберт легли отдохнуть. Рингильда стояла близь палатки. Она предчувствовала, что сейчас его увидит.

Он искал ее и, завидя друг друга, они радостно встретились.

— Мне мой брат сказал, что ты уезжаешь сегодня, — промолвила она, еле дыша.

Они вышли тихонько, не замеченные Эльзой, и пошли к тому месту, где Рингильда еще так недавно собирала ему букет незабудок. Был опять прекрасный осенний день и опять солнце близилось к закату.

Природа вся как будто затихла, только маленькие птички, родившиеся летом, щебетали в своих гнездах и насекомые иногда, жужжа, пролетали мимо них.

— Король болен, — сказал тихо и не глядя на Рингильду рыцарь. — Я должен к нему ехать. Он пишет мне, что дела королевства требуют немедленно моего присутствия в Вордингборге. Необходимость заставляет меня ехать, но сердце мое остается здесь с тобой! Я вернусь сюда, как только король мне даст на это позволение. Отец Хрисанф повенчает нас в этом монастыре.

— Ты меня забудешь, найдешь других людей, которые тебя будут любить и будут лучше и выше меня своей красотой, богатством и знатностью. Возьми меня с собою. Я буду твоей рабой, буду слышать твой голос, жить твоею жизнью, буду свидетельницей всех событий, в ней происходящих. Хочу иметь возможность наслаждаться твоим совершенством и, если твои люди будут обижать и оскорблять меня, то все это я забуду, когда услышу твой голос, когда издали увижу тебя. Ты мое божество, моя жизнь, весь мой мир любви и счастья! Возьми меня с собою!

— Я этого не могу теперь, Рингильда.

— Ах, ты этого не можешь!

Рыцарь молчал. Рингильда зашаталась и, как сноп, повалилась на землю.

Рыцарь dominus Эйлард кинулся в монастырь к отцу Хрисанфу.

Когда Рингильда открыла глаза, отец Хрисанф стоял близь нее на коленях и держал ее голову на своих руках.

— Ах! опять ты, мой милый, добрый Хрисанф, спасаешь меня от смерти. А он уехал? Дай поплакать на твоей груди. Легче будет. Тут болит, сказала она, показывая на свое сердце: больно, очень больно!