Гостиная, где девушке предстояло принести супружеские клятвы, была огромной и одновременно служила бальным залом. Пол красного дерева застилал огромный круглый ковер. Кроме гостиной на первом этаже размещались столовая, библиотека и кабинет, находившийся исключительно в ведении Адама. Сводчатый проход вел в крытую галерею и на кухню. На втором этаже находилось шесть роскошно обставленных спальных апартаментов. Алекса, не теряя времени зря, хорошо изучила свой новый дом, заключив, что здесь вполне можно растить ребенка.
Не успев опомниться, она оказалась рядом с Адамом в гостиной, украшенной остролистом и восковницей и переполненной незнакомыми людьми, лица которых выражали восхищение прекрасной невестой. Краем глаза Алекса заметила леди Гвен, угрюмую и хмурую. Рядом с ней стоял красивый темноволосый мужчина в форме английского офицера.
Если бы Алекса посмотрела на Адама, она бы увидела, как его стальные глаза горят восторгом. Она упустила этот взгляд, а вот Гвен – нет. Алекса произносила нужные слова ровным голосом и без эмоций, почти не вдумываясь в их смысл. Только когда губы Адама легко коснулись ее губ, она поняла, что церемония окончена.
Дальше все происходило как в тумане. Алекса знакомилась с почтенными гостями Адама и быстро забывала их имена. Прием после церемонии наверняка был впечатляющим, а угощение – роскошным, но Алекса не помнила. Она радовалась, что Адам ограничил празднование послеполуденной трапезой, поскольку в своем тяжелом платье, которое так хорошо скрывало беременность, на балу она не сумела бы станцевать и па.
К вечеру Алекса балансировала на грани коллапса. Она извинилась и ушла к себе в комнату, предоставив Адаму провожать последних гостей. С помощью Хэтти выбралась из нарядного платья и надела чудесную легкую ночную рубашку, таинственным образом появившуюся у нее на постели. Через несколько минут она уже сладко спала.
О первой брачной ночи Алекса не думала. Она ошибочно предположила, будто большой живот отпугивает Адама и он еще долгие месяцы не будет помышлять о том, чтобы заниматься любовью с ней. Алекса смотрела на это как на счастливую передышку. У нее не было желания спать с Адамом. Сейчас ее эмоции были слишком хрупкими, чтобы подвергаться ударам его мужественности. Она не успела понять своих чувств к новоявленному мужу, который совсем недавно был ее мучителем. Алекса надеялась за то время, пока будет вынашивать ребенка, лучше узнать Адама и попробовать разобраться в запутанном механизме его мыслей.
Было очень поздно, когда Адам вошел в спальню, которую намеревался делить с Алексой. Разочарованный тем, что она уснула, он, тем не менее, быстро раздевшись, лег рядом. От нее веяло теплом и фиалками. Этот запах часто напоминал ему о ней после того, как они расстались. Алекса пошевелилась, когда он робко скользнул по плавному изгибу ее бедра и двинулся к пышной мягкой груди, которая еще лучше, чем ему помнилось, ложилась в его ладони. Раздвинув сходящуюся на бюсте ткань розовато-лиловой ночной сорочки, купленной им специально для первой брачной ночи, Адам нежно провел пальцем вокруг спелого розового соска. Наградой ему стал тихий глубокий вздох.
Адам с точностью до секунды знал, когда проснулась Алекса, потому что даже в темной комнате, освещенной одним только лунным сиянием, почувствовал на себе взгляд ее васильковых глаз.
– Адам, что… что вы здесь делаете?
– Я хочу вас, Алекса, – порывисто выдохнул он, и она инстинктивно поняла, что он просит, а не требует.
– Почему? – смешалась Алекса. – Я сейчас выгляжу далеко не лучшим образом. И знаю, что вы не любите меня.
– Вы ведь помните, что было между нами?
Алекса кивнула, ибо она гораздо лучше Адама помнила, как он уносил ее к высотам наслаждения, о которых она даже не подозревала.
– Тогда как вы можете сомневаться в том, что я по-прежнему хочу вас? Я пошел на этот брак, рассчитывая делить с вами ложе. Это одна из неожиданных компенсаций за женитьбу на дочери Джона Эшли. И потом, как ни странно, меня вовсе не смущает ваш теперешний вид.
Алекса встревоженно пошевелилась. Слова Адама только лишний раз утвердили ее в убеждении – ради ребенка он готов ее обманывать.
– Адам, – отодвинулась она, немедленно почувствовав его сильное разочарование, – я устала.
– Я не причиню вам боли, Алекса, если вы этого боитесь.
– Как вы не понимаете, что я не хочу вас, Адам? – спросила она, пытаясь выразить свои чувства. – Я вышла за вас, чтобы дать нашему ребенку имя. Если бы не вы, я не оказалась бы в таком постыдном положении.
И тут внезапно вернулся прежний Адам, тот, которого Алекса хорошо знала по Англии. На короткий миг ее охватил смертельный ужас. В лунном сиянии его каменное лицо прорезали хмурые морщины, а глаза приобрели цвет ночи. Тихий смешок наполнил тишину, и Алекса почувствовала, как у нее на затылке поднимаются волосы. Одним движением Адам разорвал тоненькую сорочку, оголяя тело Алексы для жадных ласк.
– Я пытался быть нежным, Алекса. И думал, что мы научимся радоваться тому немногому, что нас объединяет. Я не намерен причинять боли ни вам, ни ребенку, но лишить себя первой брачной ночи не позволю. А теперь расслабьтесь и наслаждайтесь тем, что я могу для вас сделать. Бог свидетель, на существующих между нами отношениях трудно построить брак, однако это лучше, чем ничего.
Возмущенная до глубины души столь самонадеянной тирадой, Алекса решила: Адам может катиться к дьяволу, о чем и сообщила ему незамедлительно.
– Я уже давно им одержим, любимая, – последовал саркастический ответ. От ласкового обращения в крови Алексы запела какая-то странная струна.
– Не издевайтесь, Адам, – вспыхнула она. – Зачем называть меня любимой, если мы оба знаем, почему свершился этот брак?
– Вы знаете, Алекса? – спросил Адам внезапно охрипшим голосом. – Разве хоть один из нас по-настоящему это понимает?
Алекса ахнула. Она искала подходящее возражение, но так и не сказала ни слова, потому что лунное сияние осветило половину лица Адама, посеребрив точеную скулу и решительные контуры челюсти, и ее сердце мучительно затрепетало в груди.
Алекса вдруг осознала, что в прохладе ночи от голой кожи Адама исходит тепло, и ее потянуло к нему. Адам ликующе принял эту капитуляцию. Глубокий поцелуй, которым он вошел в ее приоткрытые губы, был требованием, и Алекса ответила, вопреки своей воле и желанию, чувствуя, как внутри нее растворяется твердое зернышко сопротивления.
Рука Адама мимолетно задержалась на выпуклости ее живота, скользнула между бедер, и Алекса почувствовала, что ее плоть пульсирует в ответ на его прикосновения. Уступая своей предательской страстной природе, Алекса запустила пальцы в рыжевато-каштановые волосы на загривке Адама и отдалась на волю его желаниям.
Когда его губы сомкнулись на ее груди, сердце девушки едва не вырвалось наружу, а потом заколотилось в ребрах в унисон языку, дразнящему ее твердый сосок. Желание кипело в глазах Адама, точно расплавленное серебро. Он уделил особое внимание сначала одной набухшей ягодке, потом другой, и тело Алексы неистово отзывалось на его искусные манипуляции.
Крепко обхватив ее за талию, чтобы она не могла отдалиться, Адам начал покусывать темный треугольник, который манил его, суля сказочные наслаждения. Он чувствовал, как ее тело сотрясается от изысканного удовольствия, которое он ей дарит, и не мог больше оставаться в стороне. Затвердевший и сгорающий от желания, он быстро вошел в Алексу. С каждым рывком тело Алексы пульсировало сладким, терзающим наслаждением, пока ее окончательно не заполонило волшебное безумие. Она хватала воздух губами, стонала, безотчетно выкрикивала его имя. Потом он освободил ее заревом лопающихся звезд и взрывающихся огней и утонул в нем вместе с ней.
После оба молчали, потрясенные пламенем, которое словно воспламенило и вернуло к жизни каждый случай, когда они бывали вместе. Адам был ошеломлен и растерян, но Алекса, более чуткая и прозорливая в сердечных делах, сразу поняла, в чем причина этого изумительного, пылкого отклика на ласки графа. Любовь! Против ее воли любовь прокралась к ней точно вор в ночи и похитила ее сердце! Она была одержима любовью и страдала от ее боли. Перед тем как уснуть, Алекса поклялась, что никогда не доставит Адаму такого удовольствия и не обнажит перед ним всю глубину своих чувств к нему. Его издевательства станут непереносимыми, если он узнает, что она его любит, с тоской думала Алекса, наконец уступая сну.