Сказал – и исчез, растворился в воздухе. А те трое – Радомир, Родион, Хильда – так и остались лежать у могучих корней… И почва под ними вдруг разверзлась, и потянулась к телам огромная когтепалая лапа. Мокошь! Мать сыра земля.
– А-а-а!!! – проснувшись в холодном поту, Рад уселся на койке, безумно вращая глазами… Ничего вокруг не было – ни дуба, ни мертвых тел, ни лапы.
Рядом, на койке, лежала Хильда, которая, впрочем, вовсе не выглядела сейчас так плохо, как недавно в сквере… или, упаси Боже, под дубом. Просто спала.
А рядом, на стуле, кто-то сидел… Доктор!
– Ну, слава богу, очнулся, – с облегчением произнес Юрий. – Как это вас обоих-то угораздило? Вот что значит – с северов да сразу на юг. Не всякий организм выдержит.
Родион помотал головой:
– А что с нами было-то? Солнечный удар?
– Тепловой, – протянув руку, доктор заботливо поправил под Хильдой подушку. – Ничего особенно-то страшного нет. Укольчики вам сделал – поправитесь. Только вот завтра на солнце не выходите. Тут посидите, в теньке, телевизор у меня посмотрите, хорошая передача будет – про Высоцкого. Жаль, не посмотрю – снова в райцентр надо, лекарства для ФАПа выбивать.
– На «четвере» своей поедешь? – наконец пришел в себя Рад. – Я бы не советовал.
– Ха, на «четвере»! Я свой автомобиль сегодня завести не смог…
– Я ж сказал – трамблер менять надо. Да и карбюратор бы глянуть неплохо. Ты мне ключи-то завтра оставь.
– Нет! Завтра – только отдыхать.
Поправив очки, доктор взглянул на гостя с такой неожиданной строгостью, суровостью даже, с какой опера или следователи обычно смотрят на лиц, подозреваемых в совершении тяжкого преступления.
На Родиона, впрочем, взгляд этот впечатления не произвел абсолютно. Вот у Аттилы – у того взгляд! Даже у жреца Влекумера. Как сверкнет глазищами, как завопит – чур, меня, чур! Как покличет мать сыру землю – Мокошь.
– Так, значит, в райцентр завтра…
– С волости УАЗик пойдет – и я с ними. Родион покачал головой:
– А что же – вас лекарствами-то не снабжают?
– Почему же? Снабжают. Только сам знаешь, как. Целую зиму вон, арбидол пропихивали. А на что он, дорогущий такой? Люди-то у нас небогатые. Мне бы парацетамолу в ФАП, обезболивающего…
– Так ты нас на руках, что ли, сюда тащил?
– Почему на руках? – доктор неожиданно улыбнулся. – Пришлось попутку поймать… «Тойоту – Лэнд Круизер».
– Х-ха! – удивленно воскликнул Родион. – Это бандитский внедорожник, что ли?
– Да уж, какая попалась. Спасибо, не отказали, я ж главного бандита – администрации нашей главы – тещу от ларингита лечил. Да и Димка, сын его, в принципе, неплохой парнишка. В медицинский вроде бы в перспективе поступать намерен. Вот только – отпустит ли туда папаня? Засунет, скорей всего, на какойнибудь факультет управления.
– Уважает, значит, тебя власть-то?
– А то! Ладно, – Юрий поднялся со стула. – Не буду вам мешать, спите. И завтра утром со двора – ни ногой!
Пожелав гостям спокойной ночи, врач вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Честно говоря, Рад чувствовал себя довольно хреново – все еще кружилась голова, да и слабость какая-то нехорошая ощущалась во всем теле. А потому молодой человек, попив заботливо принесенного доктором Юрой соку, вновь растянулся на койке рядом с женой.
Тепловой удар. Ну, надо же! А вроде не очень-то и жарко было.
– Ты здесь, милый? – Хильда открыла глаза.
– Здесь, родная моя, здесь. Не спишь, что ли?
– Давно уже не сплю. Боюсь! Такой жуткий сон снился! – приподнявшись, красавица прижалась к мужу и, хлопнув ресницами, прошептала: – Знаешь, мне Влекумер-навий привиделся. И мы с тобой… возле старого дуба.
Молодой человек непроизвольно дернулся:
– Та-ак! Только одни мы?
– Еще парубок какой-то. С белой ногой. Хороший такой парубок, на тебя похож чем-то.
– Та-ак…
Родион не знал, что и думать. С чего б это им с Хильдой одинаковый сон приснился? Нехороший сон, нехороший – «Все умрете, все!». Жуть! И этот еще… Родионаватар… в реанимации. Гангрена. Это от перелома-то? Если у него вообще перелом был, может – просто сильный вывих. Шел, упал, очнулся – гипс.
Странно это все, очень странно.
– Слышь, милая, а давай, завтра в церковь местную сходим. Я видел, тут, на холме, есть. Неблизко, правда, но и не очень-то далеко. С утра – пока не жарко – пойдем… Эй, эй, родная. Ты спишь уже? Спит…
Осторожно укрыв жену простынею, молодой человек растянулся рядом и неожиданно для себя тут же уснул, словно бы провалился в глубокую черную яму. Спал крепко и на этот раз, слава богу, без всяких сновидений, лежащих вокруг старого дуба тел, прыгающего жреца и всего такого прочего.
Утром снова сияло солнце. Оно врывалось в окно, по-хозяйски усаживаясь на столе, отражаясь в принесенном доктором Юрой графине, нахально лезло Раду в глаза и с ухмылкой щекотало спящей красавице пятки. Вот, отразившись в старом, висевшем на стене, зеркале, принялось будить гостей уже с удвоенной силой, веселилось, словно бы кричало: подъем, подъем, подъем!
Супруги распахнули глаза разом. Посмотрели друг на друга и дружно – в голос – расхохотались.
– Смотрю, встали уже, – доктор Юра заглянул со двора в распахнутое настежь окно, прикрытое от комаров да мух марлей. – Ну, я в райцентр. Чайник на плите, колбаса в холодильнике… Да что я говорю – и так все знаете. Как спалось, кстати?
– Как в яме, – честно признался Рад. – Темно, глухо и безо всяких снов.
Врач хохотнул:
– Ну, еще бы – успокоительного-то я вам вчера вкатил с избытком. Ладно, поехал, машина ждет уже. Завтра выходной – борщ наварим… или ботвинью сладим – посмотрим.
– Лучше ботвинью… Слышь, Юра, ты ключи-то оставь все-таки. Я бы тут, во дворе, в тенечке, и повозился бы в свое удовольствие. Ну, не могу без всякого дела сидеть – тошно!
– Понимаю – сам такой. Коль уж так хочешь – ключи в столе, в ящике. Только ты это… без фанатизма, ладно?
– Договорились!
Вскочив с койки, Родион вышел во двор, почистил зубы, умылся и зашел в комнату доктора – забрать от машины ключи. На письменном столе, возле раскрытого ноутбука, лежала набитая закладками книжка с простым и без всяких коммерчески выверенных изысков названием – «Чума».
Молодой человек едва не сплюнул – нет, чтоб, скажем, Шукшина или Чехова почитать, или хоть тех же разрекламированных донельзя Коэльо, Мураками, Брауна. Впрочем, вместо последних, наверное, все же лучше – «Чуму».
Родион машинально пролистнул книгу. Приятное, между прочим, чтиво, особенно – названия глав. Простые и ясные – «Происхождение чумного микроба и возникновение его подвидов», «Роль сусликов в поддержании природной очаговости чумы»… или вот, совсем хорошо – «Взаимоотношения кровососущих членистоногих переносчиков и возбудителей бактериальных инфекций теплокровных животных». Все ясно, конкретно, понятно – не какой-нибудь там женский «ероничско-любовный детектив» под названием «Огненный зов вагины».
Взяв ключи, Рад, опасаясь разбудить женушку, пока не стал запускать двигатель, а просто внимательно осмотрел подвеску и кузов – благо, машина стояла в тенечке, под развесистым платаном. Выделил для себя требующие неотложного ремонта места, каковых, к удивлению молодого человека, отыскалось не так уж и много – задний левый «солдат» приварить покрепче да подтянуть рулевое, вот, в принципе, и все. Всякие там брызговикибампера-сальники Рад за ремонт не считал.
– Ого! – вышла на крыльцо томная спросонья Хильда. – Решил самобеглую коляску сделать?
– Да уж хозяину нашему помогу.
– Уж помоги, коль сможешь, человек он добрый, – подойдя ближе, женушка чмокнула мужа в щеку и тут же пожаловалась: – Знаешь, а мне опять Влекумер-навий привиделся.
Ключ на тринадцать, выскользнув из руки Родиона, со звоном упал наземь.
– Навий приснился? Опять?
– Ну, вот под утро уже, – пояснила Хильда. – Вначале темно все перед глазами было, а потом… Влекумер словно бы разогнал морок, руками так поводил, да опять про смерть начал. Мол, все трое умрем очень скоро. И почему – трое? Может, того парня вспомнил? И еще сказал – мол, ждут нас. Черная смерть кругом, мор страшный… и будто бы только мы с тобой это поветрие остановить можем!