— Совершенно согласен с вами, майор.
— А что вам еще делать? Следите за ходом моего рассуждения. Итак, что у вас было? Адрес конспиративной типографии коммунистической газеты. Как вы его получили? Вам его продал — заметьте, я не стесняюсь этого слова, подполковник, — начальник сыскной службы макаронников барон Помпили, не так ли? А как адрес оказался у барона?
— Я же вам рассказывал, майор. К барону Помпили пришел…
— Совершенно верно. Пришел какой-то тип, как его?..
— Коммерсант Паскутти.
— Не коммерсант, а спекулянт, которого по законам военного времени давно надо было бы вздернуть на самом высоком платане. Но не в этом дело. Этот тип заявил, что он может продать, заметьте— «продать», адрес подпольной типографии. Так что представляет собой это явление согласно научной криминалистике: донос, предательство или счастливый случай? Скажем, счастливый случай. А результат? В ваше отсутствие к дому номер пятнадцать, где, как вы предполагаете, находится типография, подкатывает обер-лейтенант СС или его призрак, ибо он не возвращается. А в «типографии», кроме грязи и пары рваных ботинок, ваши доблестные солдаты ничего не находят. Возникает вполне естественный вопрос: не сунули ли вам, доблестный мой коллега, господина Паскутти в качестве вольного или невольного, я допускаю и это, провокатора, а потом разыграли с вами красивый спектакль? Кстати, о спектакле. Вы знаете, что сегодня вечером в театре «Одеон» эти полуголодные голодранцы из миланского «Нового театра», приехавшего на гастроли, ставят «На дне». Вы слыхали об этой пьесе, подполковник?
— Признаться, нет.
— Плохо. Надо знать и искусство врагов. Это сочинение Максима Горького, «великого пролетарского писателя», как его называют. У вас, конечно, уже нет сомнений, подполковник, что пьесу ставят в знак протеста против нашего с вами пребывания в Вечном городе. Я дал распоряжение не отменять спектакля. Пусть повеселятся. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним, верно ведь? Мной подготовлен хороший сюрприз господам артистам… Что же нам делать с господином Паскутти? Что вы лично предлагаете, подполковник?
— Арестовать…
— Ни в коем случае! Вы же сами говорили, что ваш друг барон Помпили «давал гарантию» надежности этого человека и так далее и тому подобное. Зачем нам ссориться с Помпили? Видимо, Паскутти снабжает его не только секретами, но и краденым золотом. Нет, Паскутти займусь я лично. Вы уж мне не мешайте, подполковник. Далее. Ваш агент «Орхидея». Мне доставило истинное удовольствие познакомиться с этим «цветком». Вы утверждали, что она никчемный агент. А я вам говорю, что она гениальный агент. У нее аналитический ум. Но со старухой надо творчески работать. На кого она обратила особое внимание, когда докладывала мне о своих клиентах? На русского человека по фамилии Южин. По слухам, он потерпел от большевиков. Кажется, какой еще можно желать визитной карточки? Но он русский, и у него дочь Людмила, которая часто куда-то отлучается. Куда? Это я узнаю в самое ближайшее время. Можно было бы еще много чего рассказать вам, подполковник, и вашему уважаемому заместителю майору Коху о тех скрытых резервах, которые вы не использовали в борьбе с римским подпольем. Из Берлина пришла директива начать операцию против этого подполья. Я покажу вам, подполковник, как надо работать…
Шея специального уполномоченного начала наливаться кровью.
— Я вполне уверен в успехе, майор, и готов содействовать вам от всего сердца. Нам не надо ссориться. Я согласен отдать все лавры и сделать все, чтобы прекратить этот неприятный разговор накануне дня рождения коменданта Рима Эберхарда фон Маккензен. Кстати, мы думаем отметить этот знаменательный день. Вы придете?
— Безусловно. И надеюсь, у вас будет на столе кое-что существенное, помимо той мерзостной кислятины, которую итальяшки почему-то называют вином…
— Конечно, будет. Во всяком случае, Кох обещал угостить нас отличным французским коньяком. Не так ли, Петер?
— Так точно. Мой приятель интендант Брюкке, я говорил вам о нем, господин подполковник, обещал прислать ящик настоящего «Курвуазье». И жулики же эти интенданты! Мне пришлось пообещать ему пять картин каких-то древних итальянцев из реквизированных ценностей. Я вам тоже об этом докладывал.
— Да, да, я помню. Итак, майор Хенке, мы ждем вас на вечер. Я протягиваю вам руку и надеюсь, что мы станем с вами настоящими друзьями.
— Посмотрим… А пока я начинаю шахматную партию с господином Серебряным. Думаю, что ничьей не будет…
* * *
В роскошной ванной комнате азиатского консульства журчала вода. Падре Стефано, посещая своего друга, не мог отказать себе в удовольствии пополоскаться в небесно-голубой ванне консула.
Серебряков нервно ходил по коридору. Подошел к двери, постучал.
— Ты скоро, Стефан?
Вода перестала журчать.
— Рад бы скоро, да грехи никак не отмою.
— Хватит балагурить! Дело очень серьезное и срочное.
Минут через десять оба подпольщика сидели в кабинете. На плечах у Стефана болтался, как на вешалке, необъятно широкий, но прикрывавший только колени дорогой пушистый халат из гардероба консула. Сквозь опущенные жалюзи в комнату врывался шум города. Вдалеке прозвенел трамвай. Серебряков молча протянул Стефану пачку сигарет. Тот вытащил одну, наклонился к зажигалке, с удовольствием затянулся.
— Хорошо-то как! Не верится, что война.
— К сожалению, война, Стефан. И не всегда в нашу пользу. Марио сообщил, что адрес типографии передал гестапо барон Помпили, который получил его от Паскутти. Чуяло мое сердце, что он предатель. Марио удалось подслушать бурное объяснение между подполковником Капплером и бароном. Капплер кричал, что барон его подвел, что вместо осведомителя сунул ему «партизана», а Помпили уверял, что Паскутти «честнейший» человек и что он «еще кое-что знает». А знает он о траттории «У Лозы» и о военнопленных. Кстати, те трое, которых ты спас, просили передать тебе их глубочайшую благодарность. Мы их перевели в безопасное место. Тратторию придется временно законсервировать, пока мы не избавимся от Паскутти. Трибунал штаба Сопротивления приговорил его к смерти.
— Я готов исполнить приговор.
— Нет, эту операцию мы берем с Бальдо на себя. Бальдо он знает и расшифровывать кого-либо другого вряд ли имеет смысл. Я буду подстраховывать Бальдо. Он сообщил Паскутти, что на одну из римских окраин должны перебросить десять русских военнопленных, и попросил помочь перевезти их в Монтеротондо. Паскутти клюнул на это, сказав только, что с ним будет помощник — шофер, как ты сам понимаешь, видимо, полицейский агент. Расчет у нас простой: Паскутти наверняка постарается втереться к нам в доверие, чтобы узнать побольше. Поэтому заранее никому ничего рассказывать не станет. А нам терять с ним времени нельзя. В общем, на окраине машину буду ждать я… Теперь о тебе. Прошу и приказываю, Стефан, не предпринимать в эти дни никаких шагов. Посиди в своем «Руссикуме» и подумай, как можно обезвредить майора Хенке. Он начинает доставлять слишком много хлопот, и командование Сопротивления предложило с ним покончить. Далее, в связи с расстрелом немецкой комендатурой нескольких заложников полковник Молинари планирует на днях ответную акцию против эсэсовцев. Мы в ней не участвуем, но надо помочь его ребятам достать взрывчатку.
— Поможем. У Луиджи есть небольшой запас…
— Очень хорошо. У тебя еще есть какие дела на ближайшее время?
— Есть. Нужно побывать в театре «Одеон» и посмотреть, как ребята разбросают в конце спектакля антинацистские листовки. Текст я уже передал Людмиле. И как это немцы разрешили дать «На дне», понять не могу!
— Они, наверное, никогда не читали Горького.
— Сомневаюсь. Наши противники из гестапо — люди грамотные. Кстати, Людмила говорила, что к ней настойчиво пристает с разговорами старая торговка из винной лавочки: «Девушка, ваши соотечественники проливают кровь за свободу, а вы, молодая, полная энергии, сидите сложа руки».
