Литмир - Электронная Библиотека

От стола Жиля отделял всего один шаг, но это был шаг в неизвестность. Впервые в жизни он почувствовал настоящий страх, какой испытывает человек в критический, переломный момент, когда приходится отбросить все свои прежние убеждения и остаться один на один с неизведанным. Однако к этому страху примешивалось и какое-то другое, еще более сильное чувство, которое профессор не мог точно определить. Возможно, это была надежда…

Гром неистово грохотал, и оконные стекла звенели при каждом раскате. Ослепительные вспышки молний проникали в комнату, несмотря на то что она была ярко освещена лампами. Створка окна, которую кто-то забыл закрыть, яростно колотилась о раму под порывами ветра.

Жиль взял свернутый листок бумаги, лежавший рядом с половинками медальона. Бумага была грубая, шершавая на ощупь. Боссюэ осторожно, почти с благоговением стал разворачивать листок. Бумага, раскрываясь, захрустела. Судя по ее виду, она была очень древней. Казалось настоящим чудом, что она сохранилась в таком хорошем состоянии. У Жиля от волнения едва не подогнулись колени, когда он увидел, что на листке было что-то написано. Дрожащими пальцами Боссюэ торопливо развернул его полностью.

Оглушительный удар грома заставил его вздрогнуть. Открытая створка окна забилась с еще большим неистовством, так же как и его сердце. Казалось, будто наступил конец света.

Посередине листа были видны блеклые бурые строки, выведенные изящным и аккуратным почерком. Во время чтения на лице Жиля стала проступать радостная улыбка, но, дойдя до конца тайного послания, он вдруг заметил, что по лицу его текут слезы. Бушевавшая на улице буря стала стихать, дождь стучал уже с меньшей силой, и Боссюэ почувствовал, что на душе у него тоже наконец стало легче. Более или менее успокоившись, он еще раз перечитал послание:

Пути Господни неисповедимы, и скрыты от нас, ничтожных рабов, его мудрые замыслы. Но, по своей неизмеримой милости, он подарил нам, недостойным, счастье лицезреть святую плащаницу, в которой Спаситель наш покоился во Гробе Своем, пока не воскрес на третий день в доказательство безграничного могущества Господа. И потому я приглашаю Вас, Великий магистр, приехать к нам в монастырь, дабы воочию увидеть то, что послал нам наш Господь Бог, и ваша мудрость, несомненно, превосходящая нашу, укажет нам, как следует поступить.

Монастырь Поблет, пятнадцатое сентября тысяча пятьсот четвертого года от рождения Господа нашего Иисуса Христа

15

1507, Гранада

К началу XVI века инквизиция приобрела в Испании небывалую силу, и суд ее стоял надо всем. Первым Великим инквизитором, выбранным католическими королями в конце XV века, был монах-доминиканец Томас де Торквемада, настоятель монастыря Святого Креста в Сеговии. Именно он сделал инквизицию той могущественной и вездесущей организацией, с которой не могла соперничать никакая другая. Дело Торквемады продолжил другой монах-доминиканец, Диего де Деса, архиепископ Севильи, возглавлявший инквизицию почти десять лет. Однако наиболее значительной и влиятельной фигурой в жизни и политике Испании был третий Великий инквизитор Франсиско Хименес, вошедший в историю как кардинал Сиснерос.

Кардинал Сиснерос был набожным и умным человеком с сильным характером и стальной волей. Он изучал теологию и право в Саламанке и Риме — авторитетнейших в то время университетах Европы. Будучи членом ордена францисканцев и поддерживаемый кардиналом Мендосой, Сиснерос стал духовником и главным советником королевы Изабеллы Кастильской, а затем и архиепископом Толедо. Он был так популярен при кастильском дворе, что после смерти королевы гранды Кастилии предпочли его Фердинанду Арагонскому, мужу Изабеллы, и избрали его регентом королевства. Однако Сиснерос отказался, не желая портить с Фердинандом отношения и считая, что власть в Кастилии по праву должна была принадлежать королю Арагона. За это он получил сан кардинала и в 1507 году был назначен Великим инквизитором.

За год до этого назначения кардиналу Сиснеросу стала известна история о том, как Гонсало Фернандес де Кордова обнаружил в Неаполе таинственную святыню. Эту историю рассказал ему старый солдат Великого Капитана, вступивший по возвращении в Испанию в орден францисканцев. Он не знал, что именно было найдено во дворце, где укрывался Чезаре Борджиа, но, по его словам, видел, как на стене подвала появилось изображение — лицо мужчины с длинными волосами и бородой. Согласно рассказу солдата, все присутствовавшие при этом пали на колени, сочтя видение за лик Иисуса Христа. Фернандес де Кордова, узнав об этом чуде, приказал всем солдатам тотчас покинуть дворец. Затем он в сопровождении лишь своей личной охраны, принадлежавшей к ордену Святого Иакова, спустился в подвалы, чтобы увидеть лик своими глазами. Вскоре после этого рыцари Великого Капитана вынесли из дворца деревянный ящик, и двое из них незамедлительно отправились с таинственной находкой в Испанию.

Этот рассказ чрезвычайно заинтересовал кардинала Сиснероса: он был не только заинтригован, но и подозревал Великого Капитана в вероломстве, поскольку тот не сообщил испанским религиозным властям о своей находке. «Возможно, — подумал Сиснерос, — он поставил об этом в известность короля Фердинанда, но тот предпочел утаить эту находку от церкви. Конечно, со стороны короля это тоже было не слишком похвально, но в любом случае монаршая власть была его надежной защитой от всякого порицания».

Бывший солдат Великого Капитана назвал также имена тех двух рыцарей, которым было поручено перевезти таинственный ящик в Испанию. Кардинал провел расследование, но его людям удалось найти лишь одного из них: сменив шпагу на сутану, он жил в монастырском уединении. О местонахождении другого рыцаря ничего выяснить не удалось. Когда в следующем году Сиснерос был назначен Великим инквизитором, ему представились еще большие возможности для продолжения расследования. Облеченный столь огромной властью, он надеялся, что сможет наконец распутать эту загадочную историю.

В это время отношения между Фердинандом и Великим Капитаном окончательно испортились. Король утратил доверие к одному из вернейших слуг королевства и талантливейшему военачальнику своего времени, из-за чего Фернандес де Кордова лишился титула вице-короля Неаполитанского и вынужден был вернуться в Испанию.

По возвращении ему стало известно, что его верный рыцарь Бартоломе де Сепеда был схвачен инквизицией. Великий Капитан знал, что Бартоломе происходил не из старой христианской семьи, а был потомком обращенных в христианство евреев. Фернандес де Кордова подумал, что, возможно, это и было причиной ареста; практика же судов инквизиции была такова, что предъявляемые человеку обвинения можно было узнать лишь в самый последний момент — во время публичного оглашения аутодафе.

Великий Капитан не мог допустить, чтобы инквизиция расправилась с одним из лучших его рыцарей, не раз проявившим свое бесстрашие и надежность в самых рискованных ситуациях. Поэтому, узнав об аресте Бартоломе, Фернандес де Кордова тотчас отправился в Гранаду. Людей, которых ждал суд инквизиции, держали там в подземелье дворца, служившего также резиденцией Великого инквизитора, когда тот находился в Гранаде.

Инквизиционные процессы были настоящим кошмаром. Человека арестовывали без всякого объяснения причины и бросали в тюрьму, чтобы сломить его дух. Через несколько дней начинались допросы, которые проводил прокурор в присутствии секретаря. Человеку не выдвигали никаких обвинений: он сам должен был признаться в своих «преступлениях».

Брата Бартоломе продержали в тюрьме два дня, прежде чем подвергнуть первому допросу, однако это не могло запугать мужественного, закаленного в сражениях рыцаря. Комната, куда его привели на допрос, была маленькая и мрачная, без окон, и освещал ее всего один закрепленный на стене факел. Секретарь сидел за простым грубым столом, на котором находились толстая книга с чистыми страницами, перо, чернильница, перочинный нож и колокольчик. Место прокурора находилось в глубине комнаты, на небольшом возвышении под слепой аркой, благодаря чему фигура его была окутана полумраком. Оба монаха были одеты в коричневые сутаны ордена Святого Франциска, головы их скрывали капюшоны. Фигура прокурора практически сливалась с темнотой, и отчетливо была видна лишь белая веревка, служившая ему поясом, — отличительная черта францисканцев.

16
{"b":"547167","o":1}