– Тебе срамно, а мне нет, – усмехается Забавушка. – Я бы с радостью надела сейчас холщовый сарафан – в нем не жарко. И лапти надела бы – в тонком сафьяне по траве да песку ходить неловко. Самоцветы шею жмут, венец голову давит, серьги уши тянут! Не в том глупость моя была, что я пешей пошла, а в том, что нарядилась, будто на званый пир! И всю свиту свою уморила. Тебе, вельможа Юпишка, тоже следовало бы не в кафтане парчовом со мной пойти, а в сорочке холщовой. Вот в такой, погляди! – Забавушка подняла с песка Иванушкину рубашку: – А что, ежели мы тебя сейчас в нее переоденем?
– Да что ты, княжна, неужто пузо вельможное в такую малую сорочку уместится? – усмехнулся один из стражников. – С него, поди, пудов шесть прежде стесать надобно!
Вельможа Юпишка зло сверкнул на охальника глазами и спесиво вскинул голову:
– Шутки шутишь, княжна? Обидеть желаешь? Да чтобы я, вельможа Юпишка, какую-то ветошку[5] на себя напялил?!
– Да какая же это ветошка? – возразила Забавушка. – Холст выбелен, сшит прочно. А вышивка на сорочке такая красивая, что залюбуешься! Говорят, я вышивальщица знатная, но мой поясок не столь искусным узорочьем украшен!
Она сняла свой поясок и начала сравнивать вышивку на нем с вышивкой на Иванушкиной сорочке.
Внезапно вокруг сгустился мрак. Послышался дальний грозный свист: казалось, что-то огромное стремительно летело сюда!
Забавушка и стражники испуганно бросились друг к другу, а вельможа Юпишка с удивительным проворством метнулся в кусты. Пал на песок, зарылся в него чуть не с головой и замер. Он-то знал, что бывает, когда вот так сгущается мрак и в небе нарастает грозный свист! Тогда спасаться надо – как можно скорей! Вот вельможа Юпишка и кинулся спасать себя, забыв и о дочке княжеской, и обо всех других.
А между тем такой вихрь пронесся над лесом, что деревья полегли, по реке пошли огромные волны, словно по морю-океану! Людей на берегу диким ветром сбило в клубок, а небо закрыло черной тучей.
Но нет, не туча это, не вихрь и не ветер – разметались над рекой черные крылья страшного чудовища! Промелькнуло оно над испуганными людьми, камнем упало за лес, снова взлетело, а за ним тотчас поднялся в небо столб огня и пламени, и в этом жарко-красном кружении ныряло, кувыркалось черное ширококрылое чудище, словно любовалось пожаром.
Потом оно опять метнулось вниз, хвостом по песку хлестнув, а когда поднялось, в его когтистых лапах бились жалкие, маленькие фигурки людей. И вот уже не осталось никого на берегу: ни стражников, ни Забавушки, ни зловещей крылатой тени… Только узорчатый поясок сиротливо свернулся на песке, да сорочка скомканная, ветром по куст занесенная.
Иванушка выскочил из кустов, напялил свою рубаху, ошеломленно озираясь. Увидел узорчатый поясок, подобрал, прижал к себе:
– Где же люди? Где красавица?!
– Их унес Змей Горыныч! – спокойно сообщил Горынчик.
– Там пожар вдали! – вгляделся Иванушка. – Кто возжег его?!
– Змей Горыныч! – равнодушно сказал Горынчик.
– Но там мое село! – в страхе закричал Иванушка. – Моя матушка! Там же все сгорит!
– Сгорит, – кивнул Горынчик: – Родитель мой ничего не оставляет. Он вчера еще похвалялся: десять сел дотла пожег, а завтра, мол, за большой лес полечу – еще жечь. Вот и прилетел. Вот и пожег.
– Родитель?! Так это чудище, которое сюда налетело, – и есть твой родитель?! Твой батюшка?! – в ужасе спросил Иванушка.
– Да, – гордо заявил Горынчик. – Мой родитель – Змей Горыныч.
– Змей Горыныч?! – Иванушка не поверил своим ушам. – Огниво рассказывал про Змея Горыныча! Но я всегда думал, что это сказки да байки, что это лишь в старину случалось, а уж нынче никак быть не может. Но вот, значит, опять нагрянул Змей Горыныч на землю Русскую! Давний, страшный ворог! А я дружбу завел с его сыном?! Почему же ты мне сразу не сказал, что родитель твой – Змей Горыныч, что он села наши жжет?
– А что такого? – удивился Горынчик. – Это родителево дело. Его родитель жег, и он жжет. Так испокон веков ведется.
– Его родитель жег? И он жжет? Выходит, что и ты будешь? Вот как…
Иванушка круто повернулся и бросился прочь.
– Ты куда?! – изумленно окликнул Горынчик. – Разве мы больше не будем веселиться?
– Веселиться?! – гневно обернулся Иванушка. – Там люди гибнут, а тебе лишь бы повеселиться?! Эх, ты… Знал бы я, кто ты такой, – сроду не стал бы тебя спасать. Предатель!
И он скрылся в лесу.
– Ива… нушка!.. – отчаянно, пронзительно вскрикнул Горынчик и заплакал, роняя большие зеленые слезы.
На крик из кустов осторожно выглянул вельможа Юпишка, но при виде Горынчика со страху повалился без чувств. А Горынчик, ничего не заметив, побрел прочь, повесив голову, уныло волоча крылья и змеиный хвост по песку и жалобно постанывая.
В чаще переглянулись испуганные лесовуны.
– Ты слышал? – пролепетал Михрюська.
– Слышал! – кивнул Пинь Ушастый.
– Что же теперь будет? – вытаращил глаза Михрюська.
– Не ведаю… – покачал ушами Пинь.
* * *
Ой, горе, горе на всей Русской земле! Чудище поганое Змей Горыныч жжет леса, города, села, гонит в полон людей. А степным поганцам, которых пригрел он под своими черными крылами, и счету нет! И они, вороги, топчут нашу землю копытами конскими, тычут в нее копья острые, льют кровь русскую, как светлую водицу!
…В приземистой избушке неподалеку от Стольного града жила старенькая колдунья-ведунья[6] Мухомориха. Могла вылечить болезнь былками-травками[7], могла и судьбу предсказать.
Как-то раз перебирала она свои травы да напевала над ними немудрёную песенку:
– Собирала я вас на заре и в ночь,
Травы чудные, чародейные.
Мне без вас ворожить-колдовать не в мочь,
Отворите тайны Вселенной мне.
Ты, Перунов цвет, клады все открой,
Помоги понять речь звериную,
Перелет-трава, птицей в небо взмой,
В ночь Купальскую, воробьиную!
А ты, Разрыв-трава, замки отопри,
Без ключа оковы сними-сломай,
Отведи глаза, ты, Нечуй-трава,
Одолень-трава, одолей врага!
Вот тирлич-трава, зелье оборотней,
Приворотная улика-трава,
Баранец, орущий громким голосом,
Нечуй-ветер
[8], тот, что усмирял ветра…
Вдруг слышит Мухомориха – кто-то пытается открыть дверь в ее избушку. А дверь разбухла от сырости, покосилась от старости. Человек пыхтит, толкает дверь, злится, ворчит…
Ну, коли не может человек сам открыть, надо ему помочь. Махнула Мухомориха рукой – и дверь распахнулась так внезапно, что человек не устоял на ногах, влетел в избушку и упал.
Это был чиновный[9] толстяк – вельможа Юпишка. Он попытался подняться, да не смог – брюхо мешало. Мухомориха поглядела-поглядела на него, потом снова махнула рукой – и вельможа Юпишка тотчас вскочил, грозя Мухоморихе кулаком:
– Ну, погоди, ведьма старая! Шутки со мной шутишь нехорошие! Да я тебя… Апчхи-и-и!
Вельможа Юпишка начал неудержимо чихать, и продолжалось это до тех пор, пока Мухомориха вновь не махнула рукой. Незваный гость чихать перестал, но еще какое-то время не мог заговорить: только рот открывал да шумно пыхтел.
– Хочешь сказать что-то? – как ни в чем не бывало спросила Мухомориха.