— Прошу Вас, Джон, всего один рассказ. Я прикрыл глаза и вздохнул:

— Есть одна история, в правдивости которой я могу Вам поклясться.

— О чем она? Стекла очков Винсента отражали свет из окна, отчего напоминали две ярко горящих точки.

— Она о леопардах.

— Но позвольте, — усомнился мой юный слушатель, — Бермудские острова в большинстве своем коралловые и имеют вулканическое происхождение. И ученые доказали, что там нет крупных хищников.

— Я расскажу то, что видел своими глазами, а как это объяснить, уже Ваше дело. Винсент торопливо извинился и обратился в слух, а я откинулся на спинку кресла и начал свое повествование…

В те времена мне едва минуло двадцать. Прямиком с университетской скамьи я попал на палубу «Мэри Джейн» и провел многие недели в морском путешествии, целью которого являлся маленький тропический остров, чье название никто не удосужился перевести на английский, а местное наречие оказалось для меня чересчур трудно. Как и Винсент Монтгомери, я пребывал во встревоженных чувствах — страх перед неизвестностью чудным образом смешивался во мне с любопытством и юношеской жаждой приключений. Теперь-то мне стало совершенно ясно, что смерть в прямом смысле ходила за мной по пятам. Я мог умереть от жары, от лихорадки, укуса змеи, пищевого отравления. Я мог заблудиться или утонуть. Не самое лучшее начало карьеры для молодого амбициозного врача. Я тешил себя мыслью, что сюда направляют только самых лучших, но в действительности почетная командировка оказалась завуалированным аналогом ссылки. Британии были нужны специалисты на самых отдаленных ее землях, а у меня не нашлось покровителей, имевших бы возможность освободить меня от суровой повинности. Но как бы то ни было, я освоился в британском поселении и нашел общий язык с его немногочисленными жителями — одиноким охотником Гарретом Джонсом, супружеской парой Кингстонов и другими. Но самым удивительным было то, что мне удалось найти подход к племени таино, коренному населению острова. Однажды внучка старейшины упала с обрыва, сломав ногу и ключицу, а я помог ей правильно срастить кости. С тех пор я стал желанным гостем в поселке. Мне нравилось бывать там, слушать песни и старинные истории о богах и духах, славных воинах и вымышленных существах. Мифология индейцев таино была для меня, привыкшего в повсеместному распространению античной культуры, необычайно сложна и запутана. Некоторые вещи ставили меня в тупик, некоторые восхищали, но большинство давали пищу для ума. Но всегда я мог с уверенностью сказать — ни в одну из этих сказок я не верил. Мой сосед Джонс после двух порций хорошего бренди, ценившегося здесь на вес золота, сочинял небылицы и не хуже, к примеру, о том, как в первый свой год на острове едва не пристрелил огромного леопарда, но зверюга словно растаяла в воздухе, даже крови не осталось. Я уже тогда знал, что на острове не водится никаких леопардов, ягуаров и иже с ними.

Разве что Джонс перепутал его с оцелотом, слегка переоценив его размеры. Так или иначе, мне нравилось бывать среди таино. Она даже дали мне прозвище — Макори, что означает «чужеземец». В тот вечер было нестерпимо жарко, даже по меркам тропического климата. Я изнемогал от жары и потому отправился к Гаррету Джонсу раньше обычного, дабы воспользоваться его гостеприимством и заодно душем, что он соорудил у себя за домом. Я не силен в подобных делах и не был уверен, что смогу повторить у себя такую сложную конструкцию, и довольствовался тазом и кувшином с водой.

Однако проклятая духота вконец меня одолела. Джонс принял меня радушно, с самого моего появления на острове он словно бы взял меня под свое крыло. Он был одним из первых переселенцев.

Долгими вечерами мужчина любил рассказывать мне об опасностях, что им пришлось пережить в те годы, о том, что не все дожили до сегодняшнего дня. Особенно часто он вспоминал своего товарища, тоже охотника, которого якобы задрал гигантский леопард. Но о страсти Гаррета Джонса приукрашивать свои рассказы я уже упоминал. Мы пили холодный чай на веранде (которой, к слову, моя убогая хижина похвастаться не могла), когда со стороны лесной тропинки показался мальчишка из деревни таино. Путаясь в словах, мешая воедино родной язык и ломаный английский, он попросил меня пойти с ним в деревню. С трудом, но мне удалось понять, что пропала девушка и возможно ей понадобится моя помощь. Джонс вызвался пойти со мной, и скоро, захватив мой медицинский чемоданчик, мы были уже в деревне, где оставались лишь женщины, дети и старики.

Женщины громко рыдали и голосили, и мне показалось, что они не ждали увидеть Таниту, так звали пропавшую девушку, живой. Все племя заранее ее оплакивало. Потянулись долгие часы ожидания. В хижину вошел старейшина со своей внучкой. Я торопливо поднялся ему навстречу. Не смотря ни на что, я испытывал глубокий трепет перед этим суровым и мудрым человеком. Он не говорил по-английски, и мне пришлось прибегнуть к помощи его юной внучки. Девушка с интересом изучала язык переселенцев и вполне сносно изъяснялась для «дикарки», но я не мог понять, о чем она говорит.

— Что такое аниото? Я не понимаю. Девушка переглянулась с дедом и сказал одно слово:

— Зверь.

— Какой зверь? Хищник? — я лихорадочно соображал, как донести до нее смысл моего вопроса, но она и сама догадалась:

— Он убить Танита. Человек-зверь. Он убить Макори. Помни об осторожность. У бедняжки были такие большие испуганные глаза. Но что значит «он убить Макори»? Она говорила обо мне? Что мне надо остерегаться ходить в лес? Я едва сформулировал новый вопрос, как снаружи раздались громкие голоса. Кто-то из мужчин вернулся, но Таниты среди них не было. И в этот момент позади себя я услышал шорох и хриплое частое дыхание. Мужчины скрылись в густой растительности, а я, едва сдерживая дрожь, повернулся на звук. Ночь уже накрыла остров, и мне было сложно что-либо рассмотреть. Превозмогая страх, я подошел ближе и увидел на полу белого мужчину. Он истекал кровью, а из его плеча торчал наконечник копья.

— Господи! Кто Вы? Что с Вами? Раненый открыл глаза:

— Помогите… Я хотел позвать людей, но он остановил меня. Не было времени на споры, и я приступил к работе. Хвала Всевышнему, местные племена не смазываю оружие ядом, иначе даже своевременная помощь была бы напрасной. Мой внезапный пациент представился пропавшим много лет назад другом Гаррета Джонса.

— Тот, кого утащил гигантский леопард? — вспомнил я.

— Да, он самый. Я поднялся с колен, чтобы смыть с рук кровь, как снова услышал голоса снаружи. Они приближались. И в этот момент я почувствовал удар по спине. Злоумышленник метил в голову, но потеря крови лишила его сил. Тот, кого я пять минут назад спас от смерти пытался меня убить. Я швырнул в него таз с водой, но, кажется, лишь разозлил. Мне никогда не приходилось драться, если не учитывать редкие потасовки в детстве, и кто знает, чем бы закончилась бы для меня эта ночь, Но мне повезло. Мы едва сошлись в рукопашной сватке, как хижина наполнилась людьми.

Словно сквозь пелену я наблюдал за тем, как один из таино проткнул белого мужчину своим копьем. Меня окатило горячей кровью. Я пытался объяснить, что это друг Джонса, но охотник лишь покачал головой. Он видел этого человека впервые. На утро, когда страсти улеглись, я смог рассуждать здраво и пришел к выводу, что вел себя не как мужчина, а как доверчивый мальчишка. Никто не упрекал меня в слабости, но я и сам это знал. В лесу нашли останки несчастной Таниты, а на пальце белого незнакомца — ее деревянное колечко. Кроме этого Гаррет Джонс снял с его груди серебряное распятие своего товарища. Откуда у убитого все эти вещи, сказать трудно, но скорее всего мы имели дело с сумасшедшим убийцей. Но одного я никому не поведал.

Приводя себя в порядок в своем доме, я обнаружил на левом плече царапины от ногтей. Хотя правильнее было бы сказать, от когтей, ибо человек вряд ли бы сумел оставить такие глубокие рваные борозды. Был ли это прощальный «подарок» от аниото, человека-леопарда или просто отчаявшегося человека, одичавшего в лесной чаще, я не знаю и по сей день.