С помощью карты мисс Тернер я нашел первую каменную стену, обозначавшую ферму. Старые дороги к ней заросли и практически исчезли, но, определив местоположение ручья у подножия горы, я смог начать путешествие, пройдя около полутора километров на север. Там, затерявшись среди валунов, лежала груда камней, когда-то бывшая забором фермы моего прадеда.

Мне не верилось, что я нахожусь на ферме. Я долго сидел на старых серых камнях, глядя на лес, на крутую гору, говоря себе: «Сейчас, должно быть, воскресный день, идет дождь, и папа пытается утихомирить нас рассказами о ферме прадеда; он рассказывает так подробно, что я практически вижу ее».

А потом я сказал:

— Нет. Я здесь, потому что никогда не был так голоден прежде.

Я хотел добежать до библиотеки и рассказать мисс Тернер о том, что нашел ферму. Отчасти потому что она была бы рада это узнать, отчасти потому что вспомнил папины слова: «Если найдешь место, скажи кому-нибудь в Дели. Я, может, как-нибудь тебя навещу». Конечно, он шутил, потому что был уверен в том, что я вернусь на следующий день, но через несколько недель, может быть, он понял, что я сдержал свое слово и на самом деле захотел бы меня увидеть.

Однако я был слишком голоден, чтобы возвращаться. Я взял самодельную удочку и вернулся к ручью у подножия горы.

Мне попалась большая зубатка. В приподнятом настроении я обратно перелез через каменную стену.

Смеркалось, поэтому я не пытался осмотреться и сразу же приступил к разведению костра.

Решил, что даже если у меня не останется времени, чтобы нарезать ветвей для ночлега, я приготовлю рыбу на огне, который будет согревать меня в прохладные ночные часы. Май не из самых теплых месяцев в Катскильских горах.

При свете пламени я написал следующее:

Дописав последнюю строчку, я вспомнил, что не знаю фамилии старичка, поэтому сунул письмо в карман, сделал себе кровать из веток и листьев в выемке каменной стены и тут же заснул.

Я должен рассказать об этом первом костре. Он был волшебным. Из мертвого трута, травы и веточек появилось живое согревающее пламя. Костер трещал, щелкал, дымился и наполнял лес теплом и светом. Он осветил деревья и сделал их по-домашнему уютными. Пламя было высоким и ярким. Оно отгоняло темноту. О, эта ночь была не похожа на ту первую, внушающую страх, которую я провел в темноте. К тому же я досыта наелся зубатки. С тех пор я стал лучше ее готовить, но никогда больше не ел такой вкусной еды и никогда уже не чувствовал себя настолько независимым.

На следующее утро я проснулся, потянулся и осмотрелся, С деревьев слетали птицы, маленькие поющие птахи перелетали и прыгали с ветки на ветку.

— Должно быть, певчие птицы мигрируют, — сказал я и засмеялся, потому что вокруг их было очень много. Никогда раньше я столько не видел. Мой громкий смех прокатился по лесу, голоса птиц, казалось, вторили ему.

Птахи ели. Три или четыре из них, расположившиеся на клене рядом со мной, прыгали по ветке и ловили что-то вкусное на дереве. Я задумался, есть ли здесь что-нибудь съедобное для голодного мальчика. Я потянул за ветку, и все, что увидел, — это листья, побеги и цветы. Я съел цветок. Не очень вкусно. В одной из прочитанных книг говорилось о том, что нужно наблюдать за тем, что едят птицы и животные, чтобы понять, что в лесу съедобно, а что — нет. Если живое существо ест что-то, то людям это тоже можно. В книге также предполагалось, что, скорее всего, предпочтения енота примерно схожи с нашими. Конечно, птицы не были образцом для подражания.

Потом я подумал, что, наверное, они едят то, чего мне не видно, к примеру, крошечных насекомых. В любом случае, что бы это ни было, я решил поймать для себя рыбы. Взяв бечевку и крючок, я спустился к ручью.

Я прилег на бревно и закинул удочку в прозрачную воду. Не клевало. Голод становился сильнее. В животе урчало. Знаете, когда очень хочешь есть, действительно становится больно.

Предполагается, что в ручье полно еды. Это самое простое место для того, чтобы добыть много еды при малом количестве времени. Мне нужно было что-нибудь поесть и немедленно, но что? Заглянув в ручей, я увидел в иле следы мидий. Я обошел бревно, вернулся на берег, разделся и прыгнул в ледяную воду.

Я быстро собрал кучу мидий и начал заворачивать их в свитер, чтобы отнести в свой лагерь.

«Но мне ведь никуда не нужно их нести, — подумал я. — Огонь у меня в кармане, стол мне не требуется. Я могу сесть и поесть прямо здесь, у ручья». Так и поступил. Я завернул мидий в листья и приготовил их на углях. Они не так хороши, как ракушки — я бы сказал, мидии обладают достаточно специфическим вкусом, — но, съев три, я забыл, каковы ракушки на вкус, и знал лишь то, как приятны свежие мидии. Наконец я наелся.

Вернувшись на ферму прадеда и начал все осматривать. Большую площадь занимали клены и буки, чуть меньшую — ели, кизил. Тут и там рос роскошный гикори. Я сделал набросок фермы на своей карте и пометил крестиками места, где рос гикори.

Для меня это были золотые деревья. Осенью у меня будут орехи. Из побегов гикори можно сделать соль. Я срезал один и мелко покрошил ножом. Потом я сложил все в свитер.

Земля была неровной, уходила то вверх, то вниз, и я задумался о том, как вообще прадед ее обрабатывал. Через ферму бежал ручей, которому я обрадовался, потому что это означало, что мне не придется спускаться к подножию горы к запруде для того, чтобы поймать рыбы или набрать воды.

Около полудня я наткнулся на то, что было фундаментом дома. Мисс Тернер была права. Остались одни руины: несколько камней по периметру, некая пародия на подвал, а деревья росли прямо там, где раньше была гостиная. Я прогуливался, изучая, что еще осталось от дома Грибли.

Через некоторое время я нашел яблоню. Поспешил к ней, надеясь найти зрелое яблоко. Под деревом яблок не оказалось. Однако в полуметре от него я нашел высушенное яблоко в стволе другого дерева; туда его спрятала белка и забыла. Я съел его. Было невкусно, но, надеялся, питательно. Я нашел еще одну яблоню и три грецких ореха. Их тоже отметил на карте. Находки были чудесны.

Я прошелся по фундаменту в надежде обнаружить старые железные орудия труда, которые я мог бы использовать. Но ничего не было.

Слишком много листьев упало и сгнило, слишком много деревьев выросло и умерло над старым домом. Я решил вернуться, когда сделаю себе лопату. Свистя, ища еду и место для ночлега, я поднялся в гору вдоль каменной стены и узнал много нового о своей собственности. Я набрел на болото. Там рос рогоз и аронник — полезные питательные растения.

После полудня я обнаружил в горах луг. В центре его стоял огромный валун. На противоположном конце луга росли белые березы. На западе были клены и дубы, а справа от меня возвышался тсуговый лес, в который я и отправился по мягкой траве.

Никогда, никогда прежде я не видел таких деревьев. Они были огромны — старые, старые гиганты. Им наверняка столько же лет, сколько и всему миру.

Я начал ходить по лесу. Я не слышал своих шагов, настолько плотным покровом легли опавшие иглы. Среди деревьев были огромные валуны, поросшие травами и мхами. Они казались малюсенькими камешками по сравнению с этими деревьями.

Когда я стоял перед самым старым, большим и величественным деревом, мне в голову пришла мысль.

Летом Катскильские горы полны людей. Хотя ферма прадеда и была чуть поодаль, туристы, охотники и рыболовы слонялись около нее.