Кличку свою ротный получил за то, что из всех положенных ему наградных планок и побрякушек признавал только знак «Гвардия», спасший хозяина когда-то от смерти. От касательного удара осколком знак прогнулся вовнутрь и напрочь утратил центральную красную звезду.

Капитан Асс принюхался и мрачно заметил:

– Вы чё лыбитесь, как параши, а? Думаете, на курорт приехали? Перегаром от вас несёт – страшно спичку зажечь, чтоб не взорваться к дебеням. Сегодня в палатку второго взвода ночью зашёл – пять коек пустых! Где вы были, я спрашиваю? Мы сюда приехали, чтобы вы занимались боевой учёбой, а не в посёлок бегали девок портить и винище местное жрать. Я вас научу Родину любить, раздолбаи! Вы у меня на дембель поедете худые и звонкие, а не раскабаневшие, как депутаты Госдумы. С сегодняшнего дня буду лично проверять все злачные места в посёлке. Если кого поймаю – пеняйте на себя. Разойдись!

– Как думаешь, Гвардия врёт, что будет нас в посёлке ловить? – спросил Димка.

Мязин пожал плечами:

– Да кто же его знает? Если шлея под хвостом – так, может, и попрётся. А тебе чего?

– Хотел сегодня туда за водкой сбегать. Повод есть.

– И что за повод?

Ярилов ответил не сразу.

– У деда сегодня годовщина смерти. Три года. Я же родителей своих не помню, меня дедушка растил.

– Сирота, значит, – подытожил Мязин. Сказал без сочувствия или какой-то окраски, просто констатировал факт.

Дима сделал вид, что его не зацепило равнодушие товарища. Сегодня настроение было особенно хреновым. И даже в заветном карманном календарике Ярилов с утра не стал зачеркивать крестиком очередной день, приближающий к дембелю. Там, в Питере, его никто не ждал.

Хотелось уткнуться в дедушкину старую клетчатую рубашку. Почувствовать знакомый с детства особенный запах воска, старых книг и сердечных капель.

Мязин понял, что приятель нуждается в поддержке. Нарочито бодро сказал:

– Ну, друзья же остались, девчонки. Дембельнёшься – и всё будет путём.

– Да какие друзья, – махнул рукой Димка, – так, приятели из университета. Один мне своими руками татуху набил, на память. Как раз перед тем, как я сессию завалил.

– Восстановишься, – беспечно сказал сержант. – Вам, питерским, прёт с рождения. А ты тем более рыжий. Рыжие – они везучие. Кстати, что за татуха? Покажи.

Дима расстегнул куртку. Слева, над сердцем, пылал солнечный диск, внутри которого приготовилась к нападению кобра. Мастер смог передать в татуировке напряжение змеиного тела, холодный огонь в глазах пресмыкающегося… Сбоку столбиком были набиты незнакомые, странные буквы.

– Зачётная татуха, – заметил Мязин, – надпись по-китайски?

– Нет, – ответил Ярилов, застёгиваясь, – кажется, по-тибетски. Что-то про войну со временем, которое пожирает солнце и человеческие жизни. Не помню точно. А мастер этот потом пропал куда-то, не переспросить…

– Ладно, – Мязин затушил окурок, поднялся на ноги. – Пойдём, а то лейтенант Дыров там обыскался уже нас, наверное. А в посёлок спокойно сбегаешь, не будут они никого ловить.

«Уазик» ротного лихо притормозил, подняв тучу пыли. Капитан Асс и лейтенант Дыров выбрались из раскалённого нутра, поднялись на крыльцо кафе «Лебёдушка» – центра культурной жизни шахтёрского посёлка.

– Это ты, Коля, правильно придумал, – взводный Дыров продолжил начатый ещё в машине разговор, – засаду здесь, в кафе, устроить. Если наши раздолбаи попрутся в посёлок на гулянку, то точно мимо не пройдут.

– А то, – заметил Асс, – у меня же стратегическое мышление. Мне вообще место в Генштабе, да только начальство ходу не даёт.

– Почему? – удивился Дыров.

– Завидует, – рассмеялся Асс.

Внутри пустого, замызганного помещения было чуть прохладнее, чем на улице. Пока Дыров рассматривал написанное от руки меню, Асс пытал буфетчицу в бывшем белом халате, подозрительными пятнами навевавшем размышления то ли о забойном цехе мясокомбината, то ли о кабинете стоматолога-садиста.

Капитан наседал:

– Так приходят солдатики к вам сюда? Какие, когда? Узнаёте кого-нибудь?

Асс протянул буфетчице смартфон с фотографиями подчинённых:

– Этот был? Или, может этот, Мязин его фамилия?

Буфетчица лениво глянула в экранчик, плавно махнула рукой:

– Ой, да разве же кого упомнишь? У меня память-то девичья! – и прокуренно рассмеялась.

Капитан понял, что толку не добьётся. Сердито сказал:

– Мы тут по службе, а не от балды. Будем сидеть, пока не придёт кто-нибудь.

– Да и сидайте, хлопчики, – обрадовалась хозяйка, – я пока пивка вам налью. Или водочки сразу? Графинчик, из холодильничка, поллитра?

– Но-но! – строго поглядел на неё Асс. – Мы при исполнении. Максимум – триста граммов!

– Да як скажете, – легко согласилась хозяйка. Выскочила из-за стойки; ловко сдёрнула со столика скатерть неопределённого цвета, стряхнула прямо на пол крошки, перевернула и снова расстелила, разглаживая широкими ладонями. Пригласила: – Сидайте, сейчас всё будет!

– Всё будет, – задумчиво повторил Дыров. – Всё, кроме счастья и любви.

К вечеру над посёлком нагнало фиолетовые, беременные влагой тучи. Такие низкие, что казалось: сейчас они распорют себе брюхо о трубу поселковой ГРЭС и вывалят тонны воды на пересохшую от жары землю. Было душно, вдалеке погромыхивало.

Асс и Дыров, поддерживая друг друга, выбрались на крыльцо «Лебёдушки».

– Хорошие у нас бойцы, дицилипри… диспиц… Хорошие, короче, – заметил Дыров. – Так никто и не пришёл в кафе-то.

– Это да, – согласился капитан, – молодцы. А всё почему? Потому как воспитываем. И-и-и… И в том числе личным примером.

– Пример-то у нас Медведев. Пример-министр-р-р, – невпопад вставил лейтенант. И пошёл, шатаясь, к «уазику».

– Погодь! – остановил его ротный. – Погодь, пьяными не поедем. Нельзя за руль пьяными. Пошли пешком, тут пара километров.

– А и пошли, – легко согласился Дыров, – проветримся заодно. Только под грозу бы не попасть. Вот так срежем, – и рубанул воздух ладонью, показывая направление.

– Правильно показываешь? – засомневался Асс. – Не заблудить бы.

– Блуд – это грех, – заметил Дыров, – с блудом у меня напряжёнка. Не любят меня, сучки. Хотя вот если скажем, например, про эту буфетчицу…

– Я говорю – дорогу-то найдём? – вернул на землю приятеля ротный.

– Конечно! – твёрдо сказал лейтенант. – Там же ориентир. Каменная баба на пригорке. До неё доберёмся, а потом направо – и в лагерь. Мимо бабы не пройдём.

– Ты, как чуток выпьешь, так мимо ни одной бабы не пройдёшь, – осуждающе покачал головой ротный. – Ладно, двинулись.

Офицеры повернулись в нужном направлении и целеустремлённо пошагали в степь. Капитан шёл молча, мерил степь длинными лосиными ногами. Дыров бултыхался позади, сипел прокуренными лёгкими.

Поднялись на пригорок с каменным истуканом, остановились отдышаться. Капитан положил руку на статую и тут же отдёрнул – камень показался неожиданно холодным.

Над головой грохнуло, яркий ветвистый шрам молнии распорол небо. И, словно отвечая ему, сиреневым засветилась каменная баба.

Пронзительный свет вспыхнул, выжигая глаза. Что-то испуганно прокричал Дыров. Капитан почувствовал, как его закручивает спиралью, отрывает от земли и швыряет в дышащее обжигающим холодом сияющее облако.

Димка вскрикнул, расстегнул куртку, посмотрел на грудь: татуировку над сердцем будто жгло огнём. Показалось даже, что изображённая на фоне солнечного диска кобра зашевелилась, свиваясь в тугие кольца перед прыжком. Осторожно потрогал кожу, успокоился – показалось.

Ярилов вышел из лагеря, когда стемнело. В кафе «Лебёдушка» можно было достать водку круглосуточно, а ночь гарантировала от неприятностей с командованием.

Димка торопился, боясь попасть под дождь – в небе громыхало всё чаще, и уже несколько раз били крупные молнии. Цикады в траве притихли, зато ветер набирал силу, наваливался рывками.