Да, перед таким соблазном устоять невозможно. Карлос обнаружил, что его взгляд снова устремляется в том направлении, куда смотреть нельзя. Теперь можно было разглядеть тонкую пленку пота у нее над бровями. Потом Дамали облизнула губы, раскинула руки, сжимая оружие, и откинулась назад. Немыслимо.

Если я умру со славой, скажут: «круто, в натуре!»

Но я решила жить – не выживать в овечьей шкуре.

Так храни свой свет и не давай места тени,

Скажи им: не кляни того, кто свет зажег на сцене!

Потому что...

С истиной я от них оставлю лишь дым,

Все, что я скажу тебе, станет твоим.

Если еле-еле ползешь по хайвею,

Не спрашивай меня, чем рискует твоя шея.

Я не читаю мораль, не шучу, не лезу в битву.

То, что бабушка сказала – вот твоя молитва.

– Слушай, братик... сходил бы ты, проветрился... – обеспокоенно проговорил Алехандро. – Правда, правда. У тебя уже руки трясутся. Ты уже слишком завелся, и...

– Заткнись! – рявкнул Карлос. Характер музыки снова изменился, Дамали отступила в глубь сцены, предоставив барабанам отработать соло.

Приятели смерили его тяжелыми взглядами. Хуан, Хулио и Мигель, которые стояли за спиной у Карлоса, шагнули вперед и встали рядом с ним, но Алехандро покачал головой. Его брат дышал часто, выталкивая воздух из легких резкими толчками, плечи словно налились силой. Потом Карлос снова вздрогнул и вытер нос тыльной стороной ладони. Рот наполнился слюной. Карлос с трудом сглотнул и почувствовал, как набухают десны. Он зажмурился, запрокинул голову и глубоко вдохнул.

– Это уже через край, – предупредил его брат. – Принесите ему поесть.

– Я не нуждаюсь в отбросах! – огрызнулся Карлос.

Юноши замялись, и Алехандро сделал им знак. Шторм стоило переждать. Они по-прежнему стояли у него за спиной, но теперь держались на безопасном расстоянии. Дамали перешла к последнему куплету, и Карлосу пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Позабыв о собственном решении, он снова открыл глаза и не отрываясь следил за ней.

Я оставлю только дым – следи за тылами!

Ночь приходит, и твари приходят за нами.

Скажи свое слово, выйди на свет,

Нанеси удар без промаха – второго шанса нет.

Это не треп – это бой за все, что есть,

Ошибешься в выборе – считай, тебе конец.

Убирайся с хайвея, крадись по низине,

Ты летишь, но лишь когда я дую тебе в спину...

Прожектора вспыхнули, посыпались искры, взвыли клавишные и гитара, и на Дамали хлынул ливень ультрафиолета. Толпа истошно завопила, и Карлосу пришлось отвернуться. На миг свет ослепил и оглушил его, словно оплеуха. Его приятели заслонили глаза и зарычали. Но эта боль отрезвила его, словно сама реальность дала ему пинка. Ультрафиолет, окатив кожу Дамали, ненадолго выжег из воздуха молекулы опьяняющего запаха, и это помогло Карлосу выйти из транса.

– Вниз, живо!

Карлос обежал своих помощников и бросился к лестнице, которая вела на нижний уровень.

– Эй, парень, но мы...

– Она будет освещена всего несколько минут, – Карлос шел прочь от сцены, едва переводя дух. Остальные направились следом, не отставая от него ни на шаг. – На большее батареек на поясе не хватит. У нее еще две песни, а потом... И кто будет объяснять Нюиту, где мы были, когда она провалилась под сцену? Если ее сцапает какой-нибудь демонюга или вампир, он нам поотрывает головы. Так что делайте, что сказано!

Его приятели последовали за ним без пререканий. Карлос тоже не мог больше произнести ни слова. Расстояние между ним и Дамали становилось все больше. Пронзительная боль требовала вернуться. Но если он не уйдет немедленно, на дальнейшее его уже не хватит.

При их появлении вампирша с блокнотом в руках нахмурилась.

– Мы так не договаривались! И о настоящем серебре речи не было. Эта сука изменила сценарий!

Ее голос был хриплым, в горле клокотало. Карлос остановился.

Скажи это Нюиту. Это он велел сделать ее счастливой и дать все, что она захочет.

Из-за нее мы сидим здесь, как в духовке! И в соседних логовах то же самое, хотя их на время запечатали! Всюду, куда доходит звук, всюду, где транслируется концерт с этим гребаным освещением! Она распродала палочки, которые светятся ультрафиолетом, и...

– Предложи сделать что-нибудь, что подпортит ей настроение, и Нюит свернет тебе шею, – спокойно ответил Карлос. – Пусть хоть все порталы в мире накроются, ему плевать, если это поможет ему заполучить Нетеру. Ты поняла? Никаких вывертов на поверхности, даже когда это шоу закончится, иначе будешь иметь дело со мной. Я ясно выразился?

Вампирша улыбнулась.

– Обещаешь? – проворковала она.

– Забей на нее, парень, – вмешался Алехандро, потянув брата за руку. – У нас дела.

Карлос кивнул, шагнул мимо вампирши и направился вниз по лестнице. Он мог слышать, как там, наверху, Дамали заканчивает свой первый номер. Ее запах в тесном закутке возле лифта был невыносимо сильным. Карлос начал расхаживать кругами. Все, что угодно... только бы сделать этот запах слабее, а еще лучше – убрать его совсем.

– Спокойно, парень, скоро все будет нормально. Мы здесь совсем чуть-чуть задержимся.

Он закрыл глаза. Дамали стояла прямо над ним. Сейчас у нее будет медленная баллада. Звуки ясно доносились сюда, и он не сомневался: это послание предназначено для него лично, не только для публики. Он замер, привалившись к стене, и слушал. Гитара и клавиши, вторя друг другу, пели о чем-то печальном. Скрипка Марлен, казалось, вскрывает ему грудную клетку, чтобы добраться до самого сердца. Он шел на зов флейты и бубенцов, ловил тихий перезвон колокольчиков, чтобы вернуться туда, где он когда-то нашел ее. Мягкий пульс бас-гитары Шабазза наполнял пространство, соединяя все воедино.

Не надо, пожалуйста...

Вспомни, детка,

Какими мы были в те дни...

Она пела тихо, нежно, полуговорком, словно обращаясь к каждому в зале.

Пока не пришли эти беды...

Мы были свободны... мы были детьми.

Я знаю, мы должны идти сквозь свет и тень,

Жизнь такова.

Я не могу помочь вернуть вчерашний день —

Ни раз, ни два.

Ты просто помни, детка,

Какими мы были в те дни,

Пока не пришли эти беды...

Мы были свободны... мы были детьми.

Пожалуйста, детка... не забывай!

Голос Дамали взлетел, подхваченный скрипкой, бередя память, словно поворачивая вонзенное в грудь лезвие... И шепотом она повторила:

– Пожалуйста, детка... не забывай.

Карлос взглянул в черноту закулисья. Здесь было прохладно, свет прожекторов превратился в голубоватую дымку. Отсюда можно было разглядеть шар, оклеенный зеркалами, который разбрасывал тысячи звезд по всему стадиону. Карлос закрыл глаза, чтобы увидеть ее внутренним взором и приобщиться к ее чувствам. Вот она стоит в центре голубой вселенной, звездного скопления, вся в серебре, опустив меч, словно в защитной стойке, сжав в левой руке кинжал. Голова запрокинута, веки опущены, и слезы блестят в уголках глаз. И она все поет и поет – как всегда, поет сердцем. Конечно, он помнит. Как можно такое забыть? Она стояла в сердце его мира, она была его вселенной.

– Да не слушай ее, – пробормотал Алехандро. – Это было слишком давно, hombre. Теперь все иначе. Власть, деньги, женщины... она просто не понимает, в чем смысл жизни.

– Не бери в голову, братишка, – озабоченно посоветовал Хулио. – Перед тобой все пути открыты. Оставь прошлое в прошлом, и пусть оно покоится с миром.

– Вот-вот, – с возрастающим беспокойством подхватил Алехандро. – Сейчас надо помнить только одно: мы должны доставить ее в целости и сохранности.

– Именно, – отозвался Мигель.

Его лучший друг, его кузен, его брат...

Карлос не стал их перебивать. Не стал он и убирать руку Мигеля, которая лежала у него на плече. Он сделает то, что должен, что обязан сделать. Но ее слова были как эхо, как шепот, который не покидал его... Все, что ему осталось – это помнить. Помнить обо всем.