Да, она могла понять. Как молодая, влюбленная беременная женщина могла объяснить своему любовнику, что на свете существуют вампиры? Как она могла – в такие дни, в таком возрасте, вынести все эти испытания? Одна, с маленьким ребенком на руках, окруженная хищниками, без матери, без семьи, которая могла бы помочь... И при этом надо бежать, прятаться, чтобы спасать двух дочерей – родную и приемную. Как могла Марлен взять на себя заботу о младенце, которого по всей округе разыскивают вампиры, и защитить его – а заодно и своего еще не рожденного ребенка, и саму себя?

Дамали закрыла глаза и крепче прижала к себе Хранительницу. Ox, Map... Да, ей доводилось видеть на улицах совсем юных девушек, уже ставших матерями. Девушек, у которых не было ни денег, ни образования, которым некому было помочь, которые не умели зарабатывать на жизнь и не знали, как воспитывать своих детей. Готовые молиться на каждого парня, который остановит их, завалит и тут же бросит. Да, она была свидетельницей тому, как борьба за существование лишает этих юных девушек надежды и сил. Она видела это своими собственными глазами, но что-то удерживало ее от того, чтобы повторить их путь. Возможно, дар ясновидения, о котором она тогда не подозревала, помогал ей сделать верный выбор. Иначе как милостью Божьей это не назовешь. Она вполне могла оказаться в таком же положении, как Марлен. Сама еще ребенок... маленькая, одинокая, запуганная... ни денег, ни образования, ни работы. Беззащитная, вынужденная полагаться только на свою волю и способности. Господь Всемогущий, как бы повела себя она сама, окажись хоть на час в шкуре Марлен?

Обнимая Хранительницу, Дамали похлопывала ее по спине. Будем надеяться, что у Марлен еще осталась энергия, которая питает ее сверхвосприятие, и она почувствует в ее прикосновении желание исцелить боль, услышит безмолвное прощение, которое Дамали передает ей. Да, воистину... Марлен учила ее очень правильным вещам. "Не судите, да не судимы будете". Кто знает, какие раны скрыты в потаенных глубинах души человека, что заставляет его поступать тем или иным образом? Дамали вспомнила историю Райдера, вспомнила, что рассказывал ей о своем детстве Большой Майк. Еще была печаль, которая живет в душе Хосе. И тайная боль, которую Шабазз прячет так глубоко, что всех деталей не знает никто в команде. И одному Богу известно, что довелось пережить в Лаосе Джей Элу.

Ее мысли постепенно обратились к Карлосу. Интересно, какие душевные раны заставили его выбрать путь, которому он теперь следует. Наверно, это долгая история...

– Map, мне очень жаль, что именно я... освободила душу Рейвен, – пробормотала Дамали, склонясь над ее головой.

Ей даже не заставить себя произнести это слово. Она не может говорить о гибели Рейвен, используя те словечки, которые в таких случаях походя отпускают ее ребята – чтобы хотя бы словесно разделить себя и свои действия. Разве она может сказать: "Map, я "завалила"... "пришила"... "убрала"... "шлепнула"... "замочила"... "кокнула" твою дочь? Вот еще один пример правоты Марлен. Слова обладают силой. Лексикон играет важную роль. Может быть, людям в самом деле следует называть вещи своими именами, и никак иначе. Тогда сама мысль о том, чтобы "уделать" кого-то, заставит остановиться и подумать дважды, прежде чем лишить жизни другого человека. Но есть еще одно, что разрывает сердце старой Хранительницы: ее дочь уже нельзя назвать человеческим существом.

– Мне очень жаль, – повторила Дамали. – О, Map... я даже представить не могу, каково тебе.

– Ничего страшного. Спасибо, девочка, – Марлен всхлипнула. – Ты просто подарила душе моей дочери покой. Я бы не смогла. У меня бы просто не хватило сил. Поэтому я была такой нерешительной. Знаешь, я все время видела ее личико – какое у нее было, когда она только училась ходить... Я вспоминала, как она вечерами забиралась ко мне в кровать, а я читала ей сказки... как она гордилась первой золотой звездой, которую получила в школе... – Марлен коротко выдохнула, – Знаешь, когда ты – мать... ты всегда думаешь о хорошем и не понимаешь, почему все получилось так плохо... И все ломаешь голову: где ты ошиблась... как ты могла допустить, чтобы ею завладели силы зла... И как после этого я могу называться Хранительницей? Я не смогла сохранить даже собственную дочь.

Плечи Марлен задрожали. Дамали крепче сжала ее в объятьях и стала баюкать, как маленького ребенка. Острые лучи солнца пронзили плотную серую пелену облаков, и небо разродилось новым днем. Дамали могла лишь гладить Марлен по голове, давая ей выплакаться.

– Тебе надо возвращаться к ребятам, – пробормотала Марлен. – Этой ночью никому толком не удалось поспать, база разгромлена... а я ничего не вижу. Когда я накладывала руки на Хосе, у меня почти не было сил, а потом пришлось с боем уходить с базы и... Рейвен. Я слепа, Дамали. Когда я пытаюсь смотреть вторым зрением, я вижу только тьму. Тебе от меня никакого толку. Я не могу пересилить боль, чтобы сосредоточиться.

Марлен отстранилась, но руки Дамали все еще лежали у нее на плечах.

– Map... неужели я ценю тебя только за то, что ты провидица и умеешь драться? Ты – это не только то, что ты умеешь. Неужели ты так и не поняла? – рука охотницы начала ласково поглаживать щеку Марлен, – Я люблю тебя, Map. И прекрасно понимаю, почему ты меня отсылаешь. Тебе просто надо побыть одной, отдохнуть, прийти в себя. Это тяжело, я знаю. Давай поменяемся ролями – ненадолго. Я буду о тебе заботиться, следить, чтобы с тобой ничего не случилось...

– Видеть, как твои дети взрослеют... и принимать это как должное... наверно, это труднее всего на свете, – прошептала Марлен, вытирая слезы. – Я уважаю твой выбор...

Она перевела дух и кивнула.

– Я горжусь тобой, Дамали... Спасибо, что не возненавидела меня.

– Ненавидеть? – Дамали медленно покачала головой. – За то, что ты – человек? За то, что у тебя жизнь, и ты хочешь получить от нее хоть капельку удовольствия? Ну что ты.

Их взгляды встретились, и женщины улыбнулись. Они понимали друг друга без слов.

– Идем. Давай побудем с ребятами.

Они молча зашагали по коридору. Обнимая Марлен за плечи, Дамали вела ее туда, где сидели остальные Хранители.

Их лица были печальны. Надежда напоминала гостя, который почувствовал себя неуютно и осторожно, бочком, пробирается к выходу. Ночь выдалась нелегкой, и это давало себя знать. Все были измотаны, обессилены схваткой, едва не потеряли одного из своих и остались без крова.

Дамали помогла Марлен сесть, потом повернулась к друзьям.

– Слушайте, ребята, – она говорила, тщательно подбирая слова. – Нам всем нужно отдохнуть. Последняя ночь была... Это было худшее, с чем мы до сих пор сталкивались.

Райдер и Большой Майк кивнули. Шабазз взял Марлен за руку, Джей Эл погладил ее по спине. Лицо Дэна казалось пустым, и Большой Майк обнял его за плечи.

– О'кей, – Дамали тяжело вздохнула. – Пару человек придется оставить здесь, в больнице, с Хосе. Может, ты, Map?

Она взглянула на Марлен. Та коротко кивнула в ответ, отвернулась и стала смотреть в окно.

– Ему нужны твои молитвы, Марлен... даже если ты не видишь.

– Она не видит? – прошептал Райдер.

Дамали покачала головой, и Шабазз опустил глаза.

– Жаль, – пробормотал Шабазз. – Можно, я останусь с ней и Хосе?

Охотница кивнула.

– Джей Эл, Дэн... Ребята, вы мне нужны. Надо съездить на базу и привести в порядок компьютеры и охранные системы, а заодно сотворить что-нибудь для концерта. Мы должны добиться, чтобы генераторы работали стабильно, а сеть...

– Ты все о концерте, сестренка? – Большой Майк погладил свой лысый череп и тяжело вздохнул.

– Ага, – Дамали говорила спокойно, хотя чувствовала, что закипает. – После того, что случилось с Хосе, а теперь еще и с Map, не говоря уже о тех, кого мы потеряли... мы должны отправиться в Новый Орлеан, чтобы полазить по логову при свете дня... Если мы не найдем то, что ищем, придется дать концерт, чтобы нанести им удар в спину. Это единственный способ вытащить Хосе и вернуть зрение Марлен. Может быть, даже дать покой кое-кому из наших ребят, которых мы потеряли.