Не смотря на шестой час вечера, Москва просто плавилась от жары. И хотя большинство автомобилей вместе с хозяевами удрало на лето загород, оставшихся хватало, чтобы их выхлопы собирались в удушливое облако, льнувшее к раскалённому асфальту. Москвичи разделись, наплевав на условности и почти позабыв приличия: мужчины до шорт и маек, бесстыдно обнажавших кривоватые и волосатые конечности. Женщины – до топов и белых полотняных брюк, сквозь которые нежно-розово светились символично задекорированные стрингами ягодицы. А иногда, когда их владелицы наклонялись или как-то присаживались, ягодицы выползали из-под спущенных на бёдра штанов подышать свежим воздухом.

Людмила этой моды не понимала – светить голой задницей из-под наполовину сползших брюк. И тихо радовалась, что её Соньке ещё мало лет, и пока её худая попка приобретёт такие вон, к примеру, как у идущей впереди девушки, формы, мода эта стриптизная, даст бог, сойдёт на нет. Девушка, шедшая впереди, вильнула полуоткрытыми ягодицами, мелькнула загорелой спиной – короткий топик больше походил на лифчик – и нырнула в метро «Боровицкая». Людмила пошла следом, и девушка, будто дразня, какое-то время так и маячила перед глазами. Но вскоре они разминулись: полуголая нимфа пошла на «Бровицкую», а Людмила, пройдя насквозь всю станцию «Библиотека имени Ленина» (можно было и верхом идти, но под землёй прохладнее), вышла к платформе «Александровский сад». Ей предстояло доехать до «Багратионовской» и у сценариста, умудрившегося схватить ангину в такую жару, взять сценарий фильма, с которым они сейчас возились.

Навстречу валила толпа с прибывшего поезда, но Людмила на него не успела – двери закрылись буквально перед носом. И она осталась ждать следующего, стоя на краю платформы. Та оставалась пустой совсем недолго: народу по случаю окончания рабочего дня валило порядочно, проходить к левому концу, тянувшемуся вдаль коридором, большинству было лень. И к тому времени, как с той стороны показался зелёный лоб прибывающего состава, за спиной у Людмилы топталась и жарко колыхалась плотная толпа желающих уехать. Она подумала, что после встречи со сценаристом нужно забежать на рынок, купить овощей для окрошки. Аркадий должен завтра приехать, а он ничего другого в такую жару есть не соглашается… И тут сильный толчок в спину сшиб её с ног.

Людмила свалилась вниз на рельсы, приземлившись на четыре конечности. Позади и сверху истошно завизжали, и дальше всё происходило одновременно: надвигавшаяся тёмная морда электровоза, всплывшие в памяти инструкции из газеты, что нельзя хвататься за край платформы – она под напряжением, и бросок ничком на шпалы, потому что спастись от отчаянно визжавшего тормозами электровоза можно было только у него под брюхом.

А потом вдруг сразу, как в кино или мультфильме, она оказалась не на воняющих чем-то техническим шпалах, а на стуле в небольшой комнатке. Перепуганная девчонка в серой униформе стояла перед ней со стаканом воды, а чья-то рука в белом рукаве совала под нос ватку, резко воняющую кошачьей мочой. Запах ударил, словно пощёчина, Людмила вздрогнула и отвернулась.

– Ну, слава богу, оклемалась! – сказала толстая тётка в белом халате. Рука с ваткой принадлежала ей.

– Г-где я? – Людмила силилась вспомнить, что это за люди, что за комната и почему у неё так сильно болят колени и ладони. Она посмотрела на руки: ладони были ободраны и кровоточили. Заглянула в запах цветастой юбки – колени кровоточили тоже.

– Здрасте-пожалста, не отошла, что ли? – посмотрела на неё тётка в белом. – В метро ты, деточка, из-под поезда тебя достали. Ты чего сиганула, жить, что ли, надоело?

– Сиганула? Нет! – Людмила наморщила лоб, вспоминая. Жара, полуголая девчонка, двери захлопнулись, толпа позади, сильный толчок в спину… – Меня столкнули, – недоумённо проговорила она, сама не веря своим словам.

– Эти могли, – тётка в белом ей, напротив, поверила. – Все и так полоумными здесь, в метро, делаются, а тут ещё мозги всем жарой пережарило. Ладно, деточка, отсюда выберешься, первым делом в церковь дуй, свечку ставь своему ангелу-хранителю.

– А поезд … не доехал? – теперь Людмиле вспомнилась тёмная морда электровоза, и по спине пробежал озноб.

– Почти доехал, у него тормозной путь длинный, твоё счастье, что ты сиганула возле первого вагона. Хорошо, что сообразила лечь вдоль рельсов, как раз поездом тебя слегка накрыло, но не зацепило.

– На пятнадцать минут напряжение отключали, пока вас вытаскивали. Я так испугалась, думала – всё! – подала голос девушка в униформе и нервно глотнула воды.

– Думала она, – фыркнула тётка-врач. – Много вас развелось таких вот, думающих. Вон, прыгунья наша цела-целёхонька, синяки и ссадины не в счёт, а я на всяких впечатлительных полбутылки корвалола извела. Тебе ещё дать, что ли?

– Не надо, я уже в порядке, – дёрнула шеей дежурная.

– Здравствуйте! Сержант Никишкин, – сказали от двери, и Людмила медленно перевела взгляд на вошедшего в комнату милиционера. – Что же вы, гражданочка, под поезда прыгаете? Знаете, какие убытки несёт метрополитен из-за таких граждан, как вы?

– Нет, – Людмила не знала. Сержант тоже точно не знал, и поэтому сымпровизировал.

– Миллион… долларов… в минуту.

– Вы что, хотите их с меня удержать? – вяло удивилась Людмила.

– А у вас что, есть что удерживать? – весело сдвинул фуражку на затылок милиционер.

– Нет. Меня столкнули…

– А вот про это вы мне сейчас подробно всё расскажете, а я запишу. Лен, ты бы шла на платформу, там поезда без тебя отправляются, как бы опять чего не вышло.

– Ой, – сказала дежурная, поставила стакан на стол и исчезла.

– Фамилия, имя, отчество? – спросил Людмилу сержант, пристроив на краю стола чистый лист бумаги, и приготовился записывать.

– А воды мне можно? – Людмила перевела взгляд на врача. Та кивнула и плеснула в оставленный дежурной стакан газировки из пластиковой бутылки. Людмила залпом выпила тёплую воду.

– Так как вас зовут? – терпеливо дождался милиционер.

– Людмила Романова… То есть, нет, Людмила Богатова…

– Так Романова, или Богатова? – не понял сержант Никишкин. – Паспорт можно ваш посмотреть?

– Паспорт? Он в сумке, – Людмила оглянулась, отыскивая свою летнюю сумку из светлой соломки.

– Украли, – понимающе кивнула врач. – Вот сволочи, мародёры проклятые.

– Проживаете где, вы москвичка? – продолжал милиционер.

– Да, – кивнула Людмила. И тут сожаление по украденной сумке и обида на неизвестных сволочей-мародёров, которые её обворовывали, пока она лежала на рельсах и ждала смерти, острым лезвием вспороли ватную тупость, забивавшую голову. Её затрясло, и она обеими руками зажала рот, стараясь удержать полезшие наружу рыдания.

– Так, пошла реакция, – вздохнула врач и протянула Людмиле таблетку, – на, проглоти, успокоительное.

Людмила помотала головой. Чтобы проглотить таблетку, нужно было убрать руки от губ. И в этом случае, она чувствовала, крик, который она сейчас глотала и которым давилась, вырвался бы наружу и некрасиво бы бился о стены этой небольшой комнатки.

В открывшуюся дверь заглянула девушка-дежурная.

– Вот, пассажиры под скамейкой нашли, мне отдали, – она протягивала сумку из светлой соломки. – Ваша?

«Моя», – кивнула Людмила, всё ещё удерживая крик руками. Крупная дрожь постепенно превращалась в мелкую тряску.

– Разрешите? – спросил милиционер, она опять кивнула, и он раскрыл сумочку, заглянул и потряс над столом. Из сумки выпала одинокая визитка – единственное, что оставили Людмиле неизвестные мародёры. Кошелёк, мобильник, паспорт, ключи от квартиры и косметичка – всё это кануло в неизвестность.

– Муж на час, любые услуги, профессиональный подход, цены доступные, – прочитал сержант и присвистнул. – Ничего себе, люди деньги зарабатывают.

– Это мастер, он мне смеситель ставил, – истерика прошла, и Людмила смогла заговорить. – Там, на обороте его имя и телефон записаны.