Будучи еще ребенком, Анджелина умела «работать на камеру»

Вот к подростковому возрасту Энджи уже всерьез отличалась от большинства своих сверстниц. К ее одиннадцати годам семья вернулась в Лос-Анджелес, и девочка поступила в престижную Высшую школу Беверли Хиллз. И… именно здесь-то и оказался широчайший простор для развития бесчисленных подростковых комплексов.

Прежде всего, ее мать никогда не была богата, а отец, несмотря на свой звездный статус, нередко отказывался от «денежных» ролей, если ему не нравился сценарий, и в целом даже гордился тем, что его дети «знают цену деньгам». В школе же одноклассниками Энджи были пафосные «золотые» дети с родительскими кредитками в карманах, они дорого одевались, дорого проводили время… Энджи одевалась в магазине секондхенд. Вдобавок, как бы трудно ни было в это поверить сегодня, она считала себя чудовищно некрасивой. Подростковая угловатость, нескладность и худоба, на фоне которой особенно выделялись крупные черты лица, слишком большие, по ее мнению, глаза, слишком полные губы… Кстати, в действительности, если посмотреть на детские фотографии Анджелины, можно убедиться, что и ребенком она была очень красивым, но – не типичным, отличным от многих, и именно это, конечно, в таком возрасте очень болезненно. В том юном возрасте все, что выделяет человека из массы, все, что составляет его индивидуальность и отличает от других, воспринимается как уродство и приносит немало огорчений. Кстати, некоторое время она носила очки и зубные скобы.

Азиаты и афроамериканцы еще со школьных лет окружали Джоли

Впрочем, «уродство» девочки косвенно подтверждали и окружающие, в том числе и взрослые. Например, многие одноклассницы Энджи в то время подрабатывали моделями, ее же модельная карьера долгое время не клеилась – агенты называли ее то слишком маленькой, то слишком худой, то находили еще какие-то недостатки.

Впрочем, Энджи, всегда отличавшаяся сильным и независимым бунтарским характером, не собиралась подстраиваться под большинство. Она ненавидела себя, но делала все наперекор всему миру. Как будто стремясь еще больше подчеркнуть и усугубить свое «уродство» – отличие от всех, она выкрашивала волосы в красный цвет, одевалась в нарочито поношенную одежду, слушала рок и панк-музыку В рваных джинсах и мешковатом пиджаке она чувствовала себя комфортнее, чем в каком-либо ином наряде – во всяком случае, наверняка много лучше, чем если бы попыталась изобразить из себя нечто похожее на своих гламурных одноклассниц. Она просто не собиралась никем притворяться или подчиняться чьим-либо правилам, предпочитая искать свои собственные. Сверстники – а зачастую и учителя – побаивались ее, считая дикой, необузданной и странной, и в большинстве своем не предполагая, сколько в действительности неуверенности в себе может скрываться за такой «ощетиненной» внешностью. Она будто предпочитала предупредить весь мир: «Не подходи!» – и нападала на весь мир, просто из детского страха, что иначе мир может напасть первым…

В то же время Анджелина весьма успешно учится на актерских курсах (в том, что ей действительно нравится, она всегда дисциплинированна и целеустремленна!). Впрочем, проучившись два года в актерской школе Ли Страсберга, она бросила ее, решив, что у нее еще недостаточно эмоционального опыта, чтобы играть как следует.

Анджелина всегда отличалась бунтарским характером

Ее яркий и сильный характер требовал действительно неординарных эмоций, впечатлений, обычная жизнь казалась пресной.

Когда Анджелине было 14 лет, она впервые всерьез влюбилась – в парня на два года старше. И, разумеется, ее бойфренд тоже не вписывался ни в какие рамки и правила – он был таким же «диким» и «сумасшедшим» панком.

И вот здесь Маршелин Бертран приняла решение, которое осудили бы многие матери. Она не стала пытаться предотвратить раннее начало сексуальной жизни дочери. Более того – позволила молодому человеку Энджи жить в своем доме. Она предпочла не бороться, а контролировать.

«Она знала, что я нахожусь в том возрасте, когда ребенок начинает испытывать различные соблазны. И либо это произойдет при каких-то странных обстоятельствах, либо в моем доме и в моей комнате», – рассказывала потом Анджелина.

Кстати, отец Анджелины отнюдь не был доволен происшедшими в жизни дочери переменами и попустительством ее матери. Однако сделать он ничего не мог, и ему оставалось только наблюдать за событиями со стороны, что бы он о них ни думал.

Можно осуждать позицию Маршелин или аплодировать ей. Так или иначе, ее главная цель была достигнута: в том самом возрасте, когда многие девочки-подростки отдаляются от родителей и заводят некие тайны, ей удалось сохранить полное доверие дочери. С любыми своими проблемами – в том числе и с неизбежно возникающими проблемами в отношениях с молодым человеком – Энджи приходила в первую очередь именно к матери, с которой можно было поделиться чем угодно. Более того – ей не было необходимости «тусоваться» в каких-нибудь сомнительных заведениях или подворотнях: ведь все то, что традиционно для подростков запретно и тем более сладко, было у нее под рукой. Они с бойфрендом включали в своей комнате громкую музыку, танцевали вдвоем до изнеможения, занимались любовью и, в общем, жили на полную катушку.

Анджелина со своей первой любовью Крисом Лендоном

Однако одного, увы, и Маршелин с ее то ли потворством, то ли мудростью не могла предвидеть – неуемной страсти Анджелины, ее жадности к чувству, неутолимого эмоционального голода, потребности ощущать жизнь с максимальной яркостью… Обычный секс не мог насытить этой жажды. И однажды в порыве страсти она схватила нож и провела им по коже своего возлюбленного… тот в ответ сделал то же самое. Так началось болезненное увлечение, продолжавшееся два года и оставившее многочисленные шрамы на теле будущей голливудской красавицы. Садомазохистский секс заставлял ее чувствовать полнее и глубже. Возможно, именно на краю смерти она могла по-настоящему и в полной мере ощущать жизнь. Однажды эти игры и впрямь едва не закончились трагически: истекающую кровью Энджи увезли в больницу. Она едва не перерезала себе яремную вену. Кроме того, тяга к саморазрушению заставляет ее пробовать наркотики.

«Я коллекционировала ножи и всегда имела подобные вещи вокруг себя. По каким-то причинам ритуал нанесения ран самой себе и ощущение боли от этого, возможно, ощущение самой себя живым существом, ощущение некоего освобождения были терапией для меня»[1], – рассказывала она.

«Сейчас я думаю, что, если бы кто-то взял меня, четырнадцатилетнюю, и отправил куда-нибудь в Среднюю Азию или в Африку, я бы поняла, насколько я эгоистична и что существуют реальная боль, реальная смерть и другие реальные вещи, с которыми нужно бороться. И я бы не стала тратить столько сил на борьбу с собой», – говорит Анджелина об этом периоде своей жизни.

Кстати, в этот же период намечаются и первые победы на пути будущей карьеры, Анджелина возвращается в актерскую школу Ли Страсберга, играет в театре, появляются наконец первые заработки в качестве модели, удается даже сняться в нескольких музыкальных клипах. Девочка также начала брать уроки актерского мастерства у своего отца.