– Значит, никакого опыта у тебя не было! – резюмировал Волк и стал снова снимать с Ольги футболку, не переставая целовать девушку.

Расстались они спустя два часа и то только потому, что у Волка проснулась совесть и нужно было идти в клуб, помогать паковать вещи и аппаратуру.

Абсолютно счастливая Красная Шапочка одна добрела до дома, наскоро приняла душ на кухне, стоя в тазу и поливая себя из чайника, и сразу легла спать.

Утром со всех сторон к клубу стягивались члены съемочной группы. Операторы и двое похмельных мужиков из местных засовывали в минивен с надписью «Киносъемочная» софиты, фильтры, кинокамеры, километры проводов и остальную технику.

Деловитый, с портфелем и туго набитыми пакетами, но сонный Альберт Евгеньевич предстал перед съемочной группой, когда погрузка уже была закончена, и все сделали вид, что не заметили этого. Директор картины никогда при своих очень редких опозданиях не появлялся без «выполненных штрафных санкций».

Через пять минут после Альберта Евгеньевича появилась разрумянившаяся тетя Нина. Села она рядом с подругой Сказительницей, та уже откровенно плакала, утирая мокрый нос. Она мысленно расставаясь со съемками, хоть и в эпизодической роли, и с ощущением кинодивы в своей деревне, и со всеми людьми, к которым привязалась.

Деревенские дамы, от детей до старушек, горько рыдали, даже мужики сурово хмурили брови и украдкой смахивали скупую мужскую слезу.

Красная Шапочка сегодня была накрашена больше обычного. От желания нравиться она перестаралась, и Волк, если подходил близко, чихал от запаха ее духов. Наблюдая за девушкой, он изумлялся все больше. Она надела ажурное платье, еле прикрывающее стройные ноги, и, несмотря на неудобство, продолжила вышагивать на пятнадцатисантиметровых каблуках.

Все были заняты своими делами, только Красная Шапочка мешалась всем, пытаясь помогать.

Сидящие в сторонке Лев Львович и Плотва сосредоточенно смотрели в монитор розового ноутбука, вычитывали текст.

– Вот тут вот я указала вашу первую премию, еще 2001 года за короткометражку о возрождении цветоводства в Зеленограде в Подмосковье…

– Вот этого не надо. – Лев Львович поправил ковбойскую шляпу и достал из кармана летней джинсовой куртки сигару. – Я этой работой не горжусь. И… Дорогая Эльвира, у меня есть личная, так сказать, интимная просьба…

– Я согласна!

Подскочив на своем пластиковом стульчике, высокая и тощая Плотва даже протянула руки, чтобы удобнее повиснуть на шее режиссера, бывшего сантиметров на десять ниже ее. Но Лев Львович, привыкший к реакции актрис, желающих всеми способами, вплоть до недостойных, привлечь к себе внимание, вовремя отскочил от начинающей журналистки. Сняв шляпу, Львович помахал ею перед собой, «охолаживая» Плотву.

– …Пока никому не говорить о моем отцовстве. Могут возникнуть сложности в общении с продюсерами.

Опустив поднятые руки, Плотва надула губки, подкрашенные в ее любимый перламутровый цвет.

– Намек поняла, хотя для меня это сложно… Моя артистическая натура требует реализации – слушателей, зрителей на худой конец…

– Я тоже намек понял, у нас в сериале есть небольшой эпизод с гламурной девушкой. Девушка потерялась в лесу, чуть не утонула в болоте… Смешно.

Поправив лямку топика на совершенно плоской груди, Плотва взяла с белого пластикового стола свою сумочку и открыла ее, ища сигареты.

– Я готова в лес прямо сейчас.

– Не стоит, эту сцену мы доснимем осенью. Знаете, листья на деревьях красочные, дождик, лужи… Красота… Правда, вода в болоте холодная…

Если Лев Львович хотел напугать Плотву, то добился обратного эффекта. Серые рыбьи глаза Эльвиры закатились от счастья.

– Как я люблю дождь и осенние пруды! Я даже в своей джакузи включаю холодную воду. А если бы вы видели, какой роскошный у меня отрастает хвост! – Эльвира достала сигареты и прикурила тонкую цветочную «Мариэтту». – Я же не только человек по отцу и рыба по бабушке, я еще немножко Акула по маме.

– Хвост? – Профессионально оглядев плоскую и длинную Эльвиру, Лев Львович хищно улыбнулся. – А вот это интересно.

Полностью готовая к отъезду Мария Ивановна сидела на стуле, прижав к груди большой радикюль. На ее плече пристроилась летучая мышь Брателла, с первого мгновения проникшаяся любовью к бабушке. Мышь даже спала над ее кроватью.

А Красная Шапочка безостановочно рассказывала всем о своей «трагедии»:

– Так что я осталась без вещей и чемоданов. Они уплыли по ручью в неизвестном направлении, а Волк только смеялся.

– Что ты так беспокоишься из-за вещей? Купишь новые, – не понимала внучку бабушка.

Хмыкнув, как хмыкают киты, Плотва покачала головой.

– Как можно спокойно расстаться с вещами? У моей мамы Акулины собственный швейный цех, под Италию работают. Она забивает гардероб и только расширяет его, а вещи так и висят на сотнях вешалок и или убраны в коробки. Хватит шмоток на академический театр.

– И что в этом хорошего? – не понял восторженного тона Плотвы Волк, проходивший к минивену с очередной коробкой с проводами. – Моли, наверное, и пыли много.

– Ой, ничего ты не понимаешь в нормальной жизни. – Достав из сумочки журнал, Плотва сунула его в руки Красной Шапочке. – Пойдем, сядем вместе, посмотрим на новинки. А эта, как ее? Дочка Дерипаски, ты бы видела, в каком платье она явилась вчера на тусовку! Вот может же, когда хочет! И деньги есть, и стиль хороший. А Женя Линович соригинальничала и заявилась в летнем платье и в сапогах. Сапоги нормальные, но не для юбилея. Я сейчас тебе в их Инстаграме покажу.

Заметив подъезжающий автобус, вся съемочная группа вышла на дорогу.

Тут же началось прощание с местным населением, слезы, объятия женщин и рукопожатия мужчин. Киношники то забирались в автобус, то возвращались, чтобы еще с кем-то проститься. Хрюкастая Соня так и лезла с поцелуями к звукорежиссеру Семе, а Альберт до последней минуты что-то нашептывал тетке Нине, и она, вытирая носик от слез, рассеяно улыбалась.

Сказительница, то есть теперь уже только Лариса Степановна, так и продолжала реветь со вчерашнего дня и часто прикладывалась то к щеке Марии Ивановны для поцелуя, то к бутылочке из-под лимонада «Дюшес», конечно же, с иным содержимым – для успокоения расшатанных нервов.

Рассчитывающий довезти Красную Шапочку на своем «Харли Дэвидсоне» Волк раздосадованно наблюдал, как его любимую девушку уводит в другой конец автобуса ее болтливая подружка.

В Москве им тоже не пришлось даже обняться. Лев Львович усадил Красную Шапочку и Марию Ивановну в свой припаркованный на территории киностудии «Мерседес» и лично довез дочь и тещу до подъезда их дома.

В квартиру Лев Львович подниматься не стал, испугался встречи с Алиной Борисовной и отговорился срочными делами.

Расстроенный Волк снова оседлал своего «Харли Дэвисона» и отправился к себе в съемную квартиру. Он не знал, что Красная Шапочка всю дорогу до Москвы выглядывала его мотоцикл, но отпрашиваться «погулять» у бабушки и режиссера было невозможно, и она терпеливо ждала, когда выдастся свободная минута.

В девять часов утра со двора послышался звук мощного мотоцикла и сразу после этого три сигнала клаксона.

– Твой приехал, – сообщила бабушка, подошедшая к окну. – Ждет. Не забудь клюквенный морс, я утром сварила.

Уже накрашенная, в воздушном розовом платье, в красной шляпке и красных же лабутенах, Оленька подхватила сумочку, из которой торчали планшет и последний выпуск журнала «Hell».

Судя по всему, природа матушки-земли достигла-таки пубертатного периода и из предсказуемого и послушного отрока превратилась в строптивого подростка, находящего особое удовольствие в том, чтобы нарушать правила, переходить дорогу в неположенном месте, стоять под стрелой, в общем, развлекаться с бесшабашностью хулигана, вводя в ступор степенных сотрудников Гидрометцентра. Как правило, жаркий июнь сменялся более прохладным июлем, и люди с нетерпением ждали этой перемены, изнывая от жары в общественном транспорте и простужаясь под кондиционерами в офисах, но погода-подросток, криво ухмыльнувшись, сказала «Щаззззз» и даже не думала выключать филиал субтропиков.