Заметим, что при высоком общественном положении Марии Павловны положение материальное оставляло желать лучшего – из-за того, что в свое время русская сторона наделала ряд ошибок при урегулировании финансовой стороны брака. Все деньги уходили на содержание дома, а вот на себя у герцогини оставалось совсем немного. Как она будет вспоминать, во время поездок в Париж она не могла заказывать одежду у парижских кутюрье, как когда-то ее тетка (многие дамы семейства Романовых были поклонницами модного дома Ворта и других прославленных мастеров той поры), а покупала готовые платья в «Галери Лафайет». Разумеется, тогда Мария Павловна и подумать не могла, что когда-нибудь столкнется с миром высокой моды, и очень близко, причем смотреть на него будет не как клиентка, снаружи, а изнутри…

Но до этого было еще далеко. Пока же они вместе с мужем переехали в новый, просторный, светлый и гораздо более уютный по сравнению с дворцом дом, чему Мария Павловна была очень рада. Пытаясь себя занять, она поступила в школу живописи – идея, которая не нашла понимания в королевской семье, зато сама она отправлялась на занятия с большой охотой.

Однако взаимоотношения внутри ее маленькой семьи теплее не становились – с мужем у них по-прежнему было очень мало общего. Когда весной 1911 года стало известно, что на коронации короля Сиама следующей зимой Швецию должны будут представлять герцоги Зодерманландские, Мария Павловна задумалась над тем, уж не хотел ли король Густав с помощью этой дальней длительной – шесть месяцев – поездки в экзотическую страну попытаться наладить отношения между нею и своим сыном.

Если и так, то из этой затеи ничего не вышло. Само по себе путешествие оказалось замечательным, о таком можно было только мечтать. Восток предстал перед Марией Павловной во всем своем великолепии – фантастические пейзажи Сиама, Индокитая, Индии, роскошные приемы и развлечения, экзотические подарки… Впоследствии немало будут обсуждать то, что главным приключением Марии Павловны в этом путешествии стали вовсе не посещения джунглей и древних развалин, а далекие от платонических отношения с герцогом Фернандом-Франсуа де Монпансье. Беллетристы и некоторые биографы будут со вкусом описывать то, как женщина, чьи отношения с мужем были холодными и скучными, открыла для себя радости плотской жизни с повстречавшимся ей привлекательным пылким мужчиной. Не будем поддаваться соблазну и пытаться заглянуть в замочную скважину. То, что происходило, если оно происходило, между Марией Павловной и герцогом, на самом деле касается их самих и их семей, но никак не широкой общественности, алкающей пикантных подробностей. Поэтому скажем коротко – результат у этих отношений был только один, и далекий от романтики. Герцог понял, что вредит не только репутации невестки короля Швеции, но и своей собственной, а Мария Павловна, по всей видимости, окончательно осознала, что счастья в браке ожидать уже совершенно бессмысленно. Бесповоротно чужим казался муж, чужим было и все, что ее окружало.

Впоследствии она будет вспоминать, что очень терзалась в то время – сделала ли она сама все, что могла, чтобы наладить отношения с супругом и его родственниками? Сложный вопрос, особенно если учесть, что ей было тогда всего двадцать два и ей не на кого было опереться или попросить совета. Отец, Павел Александрович – он тогда как раз получил разрешение жить в России, и она его там навещала – был против развода, и не только потому, что это было крайне серьезным шагом, а и потому, что тогда дочь осталась бы одна. Не лучшее положение для молодой неопытной женщины.

А между тем жизнь с Вильгельмом становилась все более невыносимой. Он оставался равнодушным к тому, что восхищало ее. Она пыталась радоваться – он впадал в меланхолию. К тому же – коснемся деликатной темы – уже на склоне лет Мария Павловна признается сыну, что его отец был неважным любовником. Что ж, где нет любви и привязанности, там вряд ли будет и настоящая страсть.

Королю Густаву, по-видимому, было ясно, что его надежды на улучшение отношений между младшим сыном и невесткой не оправдались, и он решил, что наилучшим вариантом будет отправить Марию Павловну к своей супруге, которая лечилась на Капри.

Там она и познакомилась с «доктором М.», который лечил королеву Викторию Баденскую, и между ними постепенно зародилась дружба. Мария наконец нашла кого-то, с кем могла поделиться своими переживаниями, и она честно делилась с ним, ожидая поддержки и совета. Надо сказать, что ее надежды на то, что этот человек поможет распутать клубок, в который сплелись все ее проблемы, не оправдались. Скорее доктор М. увидел, что, пользуясь своим опытом, положением старшего и тем, что называется «знанием жизни», он может влиять на молодую женщину и, более того, стать единственным ее наставником. Он убедил ее в том, что она серьезно нездорова, что у нее проблемы с почками (впоследствии диагноз не подтвердился), что ей нужно как можно больше времени проводить вне Швеции, в теплом климате. Ни одна проблема не была решена, но зато появились новые – по шесть месяцев жить вдали от сына, лечиться, оставаться в уединении… Мария Павловна чувствовала себя несчастной, больной и, по сути, загнанной в ловушку.

В 1913 году в России отмечали трехсотлетие Дома Романовых, и Мария Павловна должна была, разумеется, посетить торжества. Встреча с возмужавшим братом и радость от общения с остальными родственниками явились краткой передышкой. Возможно, именно она и дала силы Марии Павловне собраться с духом, встряхнуться и взять судьбу в собственные руки. Как она будет потом признаваться, толчком послужило еще и то, что доктор М., как оказалось, втайне от нее направился в Россию, на встречу с Елизаветой Федоровной. Если бы ему удалось сделать ту своей союзницей, то тогда Мария Павловна лишилась бы и этой поддержки.

Но она и так уже фактически была ее лишена, так что оставался только один выход – обратиться за помощью к отцу. «Чтобы мой уход прошел легче и чтобы избежать ненужных сцен, я решила поехать с принцем в Берлин, как и было договорено, и по приезде туда сообщить о своих намерениях. Затем вместо того чтобы поехать в Италию, я поеду к своему отцу во Францию». Так и случилось, и герцог Вильгельм узнал о том, что жена намерена с ним расстаться, только когда они уже покинули Швецию.

Уезжать, конечно, было нелегко. «Я попрощалась, как полагалось, с королевской семьей и своими друзьями и в последний раз бросила взгляд на все, что покидаю, на все, что окружало меня в моей жизни более пяти лет. Мысль о том, что я покидаю своего сына, была почти непереносима, но я надеялась вскоре обрести его, не предвидя, что обстоятельства будут мешать этому в течение многих лет» (встретились они только в 1921 году).

Павел Александрович был против этой затеи, но отговорить дочь не смог. Когда он понял, что переубеждать ее бесполезно, то поддерживал, как мог – встретил в Париже, вел всю необходимую переписку. Вскоре брак между Марией Павловной и герцогом Зодерманландским был признан недействительным, и в январе 1914 года она вернулась в Россию.

В своих мемуарах Мария Павловна будет писать о том, что, несмотря на возвращение, ее будет томить неясное чувство опасности, какой-то надвигающейся страшной грозы. Было ли это действительно предчувствием, или же, когда она в зрелом возрасте вспоминала прошлое, ей просто стало казаться, что она ощущала, как надвигается катастрофа? Сложно сказать. Как бы там ни было, гроза действительно разразилась, и не только над Россией – началась Первая мировая война.

Не желая бездействовать – любимый брат уехал на фронт – Мария Павловна решила внести и свою лепту в общее дело, став сестрой милосердия. Получив теоретическую и практическую подготовку и сдав соответствующий экзамен, она получила право работать. И это стало ее первой победой, первым осознанным выбором, чем-то очень настоящим: «Жизнь поманила меня, и я не могла себя жалеть». Мария Павловна, как ни странно это прозвучит, отправлялась на войну с радостью в сердце, потому что знала – она будет помогать другим.