— Ванька, кончай подрывать мой авторитет. Уши надеру.
— Сразу — уши надеру...
— Быстрей собирайтесь. Если вовремя вас не доставлю, нагорит мне от председателя.
— А что случилось-то, Тихон Михайлович? — спросила ласковым голоском Лариса.
Тишу редко кто называл по имени и отчеству, хотя все знали, что он это очень любит. Когда к нему обращались по имени и отчеству, он не мог отказать в просьбе.
— Дело важное, Лариса Петровна. — Тиша вдруг понял уловку девочки и стал официальным. — Вот тебе записочка от отца. Записочка лично тебе. Читать надо без свидетелей.
Тиша отвел в сторону Ларису и вручил ей записку от Петра Петровича. Федя и Ваня стояли в сторонке и с любопытством глядели на Ларису. Она прочла записку и сказала:
— Собирайтесь, ребята. Правда, надо быстрее ехать.
— Чего там стряслось-то? — полюбопытствовал Лопушок.
— Не знаю, но отец велит скорее ехать в деревню.
Тиша гнал «с ветерком». Лопушок пробовал с ним заговорить, но Тиша отмалчивался: делал вид, что очень уж обижен.
Возле дома Храмовых шофер резко затормозил и сказал Топорку:
— Начальник, срочно приведи себя в порядок. Умойся, причешись. Надень парадный костюм. Десять минут тебе на сборы. Стариков твоих дома нет.
И укатил на другой край Заречья: повез Лопушка.
Топорок стоял, опешивший, и ничего не понимал.
— Иди переодевайся, — сказала Лариса. — Через десять минут выходи на улицу.
— Зачем переодеваться-то?
— Не знаю. Но папа пишет, чтобы слушали Тишу.
Лариса заторопилась домой.
Когда Топорок вышел из дому, Лариса уже ждала его. Она переоделась, причесалась. Федя невольно загляделся на нее. Лариса смутилась и спросила:
— Чего ты?
— Да так. — Топорок радостно улыбнулся.
Распугивая кур и нетерпеливо сигналя, к ним подъехал «газик». Тиша лихо развернулся и затормозил.
— Прошу, — шофер распахнул дверцу.
На заднем сиденьи сидел Лопушок. Он был в новой рубашке.
— На людей стали похожи, — сказал с усмешкой Тиша, оглядев оценивающе всех своих пассажиров. — Теперь помчались, а то опоздаем.
— Куда ты нас везешь-то? — спросил Лопушок.
— Везу, куда надо. Много будешь знать, скоро состаришься.
— Лучше скажи, а то не поеду. Выпрыгну на ходу. Ты меня знаешь.
— Чего ты ко мне пристал? Я сам не знаю, куда и зачем вас везу. Велено доставить вас на большак. Там Петр Петрович ждать будет. Может, в райцентр зачем-нибудь повезут вас. Цирк, говорят, туда приехал.
Тиша «выжимал» из «газика» самую предельную скорость. Теперь он не разговаривал с ребятами, а врос в баранку и весь превратился во внимание.
Вот уже позади луговая дорога, вот уже въехали в лес и помчались по большаку. Мелькали деревья, столбы... Состояние шофера передалось ребятам. Они тоже стали серьезными и сосредоточенными и также пристально следили за дорогой. Наконец, за деревьями стало проглядываться шоссе. В обе стороны по нему мчались автомобили. И сейчас казалось, что Тишин «газик» торопится к широкой асфальтовой дороге, чтобы побежать вместе со своими собратьями. Ему надоели будни на трудных проселках.
Но Тиша не пустил «газик» на шоссе, где пели автомобильные колеса. Шофер заставил автомобиль въехать на лесную придорожную опушку, сбавить скорость и послушно остановиться напротив автобусной остановки. На опушке уже стоял колхозный агитавтобус. «Газик» подъехал к нему, остановился, недовольно задрожал и обиженно затих.
— Приехали, господа, — сказал Тиша. — Можете выходить.
Первое, на что ребята обратили внимание, — это на яркий плакат на борту автомашины. На плакате написано: «Добро пожаловать, дорогие гости!»
Возле агитмашины стояли Селиванов, старики Храмовы, секретарь колхозной комсомольской организации Люся Богомолова.
— Смотрите, негры-лесовики пожаловали! — громко сказал Петр Петрович. — Молодцы, вовремя прибыли. Сейчас уже подойдет автобус.
Екатерина Степановна всплеснула руками и, закачав головою, напевно заговорила:
— Погляди, Семен, на нашего внучонка. А! Поджарился-то как на покосе. Это надо ж!
— В самый раз загорел.
— Еле довез, — пожаловался Тиша председателю. И, кивнув в сторону Вани, добавил: — Вот он особенно бунтовал.
— А зачем нас сюда привезли-то? Петр Петрович, зачем?
Селиванов улыбнулся и ответил:
— Делегацию встречать, Ваня.
— Делегацию? Какую-такую делегацию?
— Иностранцы к нам в гости едут.
— Иностранцы?! — Лицо у Лопушка вытянулось от удивления. — А как же мне быть-то?
— А что такое? — заинтересовался Селиванов.
— Да... а... Штаны у меня с латками.
Тиша закатился смехом. Петр Петрович еле удержался.
— Ваня, а где у тебя латки-то? — самым серьезным образом спросил он.
— Где-где? Известно где — на заду.
Теперь уже все засмеялись: и Храмовы, и Топорок, и Лариса, и Люся Богомолова, и сам Лопушок.
Все еще смеясь, старик Храмов посоветовал Лопушку:
— А ты, Вань... того... задом ты к иностранцам не становись.
Из-за поворота выехал рейсовый автобус. И сразу же встречающие забыли про Лопушкову беду. На лицах у всех появилось обостренное любопытство, наступила тишина ожидания. Никто не заметил, как Лопушок забежал за агитмашину и стал воровато выглядывать из-за нее.
Автобус подъехал к остановке. Вздохнули тормоза. Зашипели и открылись двери. Топорок открыл рот от удивления. Из автобуса вышел... их управдом Антон Антонович Горохов. И тут все вздрогнули, потому что из репродуктора агитмашины грянул марш.
Все дальнейшее, казалось Топорку, происходило как в сказочном кинофильме. На дорогу из автобуса стали выпрыгивать Ленька Рыжий, Плотвичка, Щавель-Щавелек, Витя Жихарев, Толя Скачков, Игорь Замятин... Ребята все выпрыгивали и выпрыгивали... А последними вышли родители Топорка и отец Леньки Рыжего. Они стали выгружать рюкзаки, а этим временем обе дворовые команды вдруг выстроились. И только теперь Топорок заметил, что на его друзьях новенькая футбольная форма: его команда в белых майках, на ребятах из Ленькиной команды — майки синие.
Автобус не отъезжал. Пассажирам интересно было посмотреть, что же произойдет дальше.
Ленька Рыжий подал команду:
— Смирно! — И срывающимся фальцетом прокричал: — Капитану нашей сборной Федору Топоркову физкульт-привет!
И обе команды ответили ему дружно, троекратно:
— Физкульт-привет! Привет! Привет!
Прокричав приветствие своему капитану, футболисты бросились к нему. Они стали его обнимать, хлопать по плечам, жать руку.
Автобус все еще стоял на остановке. Из репродуктора неслись бравые звуки маршевой музыки. Федя целовался с мамой и папой, жал руку управдому Горохову и Ленькиному отцу. Потом приехавшие стали знакомиться с Селивановым, Храмовыми, Ларисой, Тишей, Люсей Богомоловой. Было шумно, весело. И в этой праздничной суматохе все забыли про Лопушка. А он стоял, понуро опустив голову, за агитмашиной, еле сдерживал слезы обиды. Ему хотелось уйти отсюда, чтобы не слышать веселых голосов, не слышать счастливого беззаботного смеха, но он все чего-то ждал.
Топорок был счастлив. Он никогда не думал, что Петр Петрович приготовит ему такой неожиданный подарок. Но что-то мешало ему радоваться в полную меру, что-то тревожило его. И вдруг он понял, что именно мешает ему предаться радости без остатка. Рядом с ним нет Лопушка, нет рядом с ним его нового верного друга. Федя стал искать его глазами. Лопушка нигде не было. И тогда, забыв про всех, Топорок неожиданно и громко закричал:
— Ваня-я-я! Лопушо-о-о-к! Где ты?
