— Ясно. И что будем делать? Если хочешь, можешь позвонить Анне с моего телефона. Или мы можем пообедать, а ей позвонить, когда вернемся.

Я открыла рот, чтобы ответить, но он меня опередил:

— Или я с превеликим удовольствием вломлюсь к тебе в дом за тебя. Если ты еще не передумала.

— А ты сможешь с ограды закинуть ногу на перила? — спросила я. Шутя.

Но он не шутил:

— Естественно, смогу.

— Не надо. Я пошутила. Поедем обедать.

— Нет уж. — Бен уже стаскивал пиджак. — Я настаиваю на том, чтобы ты позволила мне это сделать. Так я продемонстрирую свою храбрость и ты будешь считать меня героем.

Он подошел к ограде и оценил взглядом расстояние.

— Не близко. И ты пыталась это сделать сама?

Я кивнула:

— У меня слабый инстинкт самосохранения и отвратительный глазомер.

— Ладно, я сделаю это, — сказал Бен, — но ты должна мне кое-что пообещать.

— Что именно?

— Если я упаду и что-нибудь себе сломаю, то дай слово, что не позволишь врачам позвонить по номеру, забитому в моей мобиле для экстренных случаев.

— Почему? — улыбнулась я.

— Потому что это номер моей мамы, а я продинамил ее сегодня, чтобы встретиться с тобой.

— Ты продинамил свою маму ради меня?

— Видишь? В этом свете ты тоже будешь выглядеть перед ней не очень. Так что? Договорились?

— Договорились, — уверенно кивнула я и протянула ему руку для рукопожатия.

Бен торжественно пожал ее, глядя мне в глаза, а потом на его лицо снова вернулась улыбка.

— Ну что, поехали?! — воскликнул он, с легкостью забрался на ограду, ухватился за перила веранды и перекинул через них ногу. — Готово! Теперь что?

Мне не по себе было озвучивать следующую часть своего плана. Ведь я совсем не подумала о том, как он будет пролезать через отверстие для собаки.

— О… ну… эм… я собиралась… я собиралась влезть в дом через отверстие в двери, — наконец сказала я.

Бен бросил взгляд в сторону и вниз. Наблюдая за выражением его лица, я поняла, что отверстие меньше, чем мне казалось.

— Через отверстие для собаки?

— Да. Прости! Наверное, стоило тебе сказать об этом сразу.

— Я не протиснусь, не.

— Ну… Ты можешь помочь мне забраться туда, — предложила я.

— Угу. Или я могу спрыгнуть, после чего мы позвоним твоей подруге Анне.

— О! Точно. — А я и забыла об этом варианте.

— Ладно. Раз уж я тут, то можно хотя бы попробовать. Подожди.

Бен перелез через перила и нагнулся у двери. Голова его прошла отлично, и он полез весь. Его рубашка сбилась и задралась, обнажив живот и пояс трусов. Любуясь открывшимся видом, я осознала, насколько сильно меня влечет к Бену физически, насколько красиво он сложен: плоский живот, рельефный пресс, крепкая спина. Согнутые руки, на которых играли мускулы, казались сильными и… умелыми. Меня никогда до этого не привлекала мысль о том, чтобы находиться под чьей-либо защитой, но тело Бена выглядело так, будто могло меня защитить, и я была поражена реакцией, которую оно вызывало во мне. Как я докатилась до такого? Я едва знала мужчину, влезающего сейчас в мой дом, но уже видела в нем объект своих желаний. Бен умудрился протиснуть оба плеча внутрь, и я услышала сначала его приглушенное бормотание: «Кажется, у меня получилось», а потом громкое «Ой!», и его зад и ноги исчезли в доме. Я подбежала к своей входной двери как раз, когда он распахнул ее, сверкая улыбкой и приветственно разведя руки. Я словно в сказку попала. Из тех, где сильные рыцари спасают слабых принцесс. Всегда считала глупыми дурочками женщин, которых привлекает в мужчине сила, но Бен на мгновение стал моим героем.

— Добро пожаловать! — провозгласил Бен.

Это была настолько сюрреалистическая версия начала нашего свидания — полная противоположность того, каким я его себе представляла, — что я развеселилась. Совершенно невозможно было предугадать, что же случится дальше.

Я вошла в дом.

— Недурственная квартирка, — оглядевшись, заметил Бен. — Чем ты занимаешься?

— Эти два предложения вместе означают: «Сколько ты зарабатываешь»? — спросила я. Без стервозинки. Во всяком случае, мне так думалось. Я поддразнивала его, и он ответил мне тем же:

— Мне просто не очень верится в то, что одинокая женщина способна позволить себе такие хоромы.

Я бросила на него деланно возмущенный взгляд, и он ответил мне таким же.

— Я библиотекарь.

— Понял. Значит, дела у тебя идут отлично. Это здорово. Я как раз искал мамочку.

— Мамочку?

— Ой, нет. Не просто мамочку. Как там называют женщину, которая платит за мужчину?

— Богатой «мамочкой»?

Бен очаровательно смутился. До этого момента он казался таким сдержанным и волевым, что его легкое и нескрываемое замешательство подействовало на меня… дурманяще.

— Да, я ее имел в виду. А не ту, у которой куча детей.

— Не думаю, что кто-то специально ищет таких.

— Верно. Просто иногда так получается. Но парни точно ищут богатых «мамочек», так что берегись.

— Я буду держать ухо востро.

— Ну что, идем? — спросил он.

— Конечно. Только дай мне захватить…

— Ключи.

— Я хотела сказать «кошелек»! Но да! И ключи тоже. Представляешь, если бы я опять их забыла?

Я подхватила ключи со стойки, но Бен мягко забрал их у меня из руки:

— Я сам буду заведовать ими.

— Если считаешь, что так будет лучше, — согласилась я.

ИЮНЬ

Вновь и вновь просыпаясь в этом жутком, отвратительном мире, я каждый раз крепко смыкаю веки, вспоминая, кто я и где я. К полудню я все-таки поднимаюсь с постели. Не потому что готова встретить день, а потому, что не в силах больше встречать ночь.

Я бреду в гостиную, где на диване сидит Анна.

— Доброе утро. — Она берет мою руку в свою. — Что я могу для тебя сделать?

— Ты ничего не можешь сделать, — говорю я ей правду, глядя прямо в глаза. — Ничего, что бы ты ни сделала, не облегчит мою боль.

— Я знаю это. Но могу же я что-нибудь сделать, просто чтобы… — Ее глаза блестят от слез.

Я отрицательно качаю головой. Не знаю, что сказать. Я не хочу, чтобы мою боль облегчали. Для меня существует только сейчас, и я не могу представить, что будет потом. Не могу представить, что будет вечером. Я даже не знаю, как переживу следующие несколько минут, не говоря уже о следующих нескольких днях. И, тем не менее, никто и ничто не сможет мне сейчас помочь. Что бы Анна ни делала, как бы усердно ни отдраивала мой дом, как бы ни была со мной нежна, что бы ни делала я сама — приняла бы душ, пробежалась по улице нагишом, выпила все запасы спиртного в доме — Бена мне не вернет. Его не будет рядом. Его больше никогда не будет рядом со мной. Боже, может, я и не смогу пережить этот день. Если Анна не останется приглядывать за мной, я не знаю, что с собой сделаю.

Я сажусь возле подруги.

— Ты можешь остаться здесь. Мне не станет от этого легче, но я не доверяю себе. Просто останься со мной. — Мне так страшно, что я даже не в состоянии заплакать. Лицо и тело одеревенело.

— Не волнуйся. Я здесь. Я с тобой и никуда не уйду. — Анна притягивает меня к себе, обняв рукой за плечи. — Может, поешь? — спрашивает она.

— Я не голодна. — И, наверное, никогда уже не буду. Что это за чувство такое — голод? Не помню.

— Я знаю, что ты не голодна, но тебе нужно поесть, — настаивает подруга. — Подумай, чего бы тебе хотелось? Всё, что угодно. Неважно, вредно это или дорого. Всё, что угодно.

Обычно на подобный вопрос я бы, не задумываясь, ответила: Биг-Мак. Раньше я бы никогда не отказалась от Биг-Мака, огромной порции картошки фри и внушительной горсти конфет с арахисовым маслом. Мои вкусовые рецепторы ничуть не привлекали деликатесы. Я не жаждала ни суши, ни шардоне. Слюнки у меня текли от картошки фри и кока-колы. Но не сейчас. Сейчас съесть Биг-Мак для меня было всё равно что съесть степлер.

— Я ничего не хочу. Ни куска не смогу в себя впихнуть.