Он повалился мне в ноги, обнимая стопы, и уткнулся в сапоги.

– Отпустите меня, господин, невиновен я… – забормотал.

Я вырвался из его хватки и отступил на шаг. Когда же он поднял голову, я пнул его носком сапога в верхнюю губу и сломал носовой хрящ. Он завыл и схватился за лицо. Отполз снова под бочки, рыдая и причитая.

– Мне не нравится причинять тебе боль, но вижу, что мне придется всерьез взяться за работу.

– Не-е-ет!!! Господи, не-ет!

Я присел рядом и крепко прихватил его за плечо:

– Смотри на меня, Алоис! – приказал ему твердо. – И помолчи! – Я ударил его ладонями по ушам.

Он втянул с болезненным всхлипом воздух и замолчал.

– Я разговариваю с тобой здесь и сейчас только потому, что все говорят: ты человек честный и достойный уважения. Но я всегда могу взять тебя в подвалы Инквизиториума. А знаешь ты, что происходит с телом человека, когда его рвут раскаленными до красноты щипцами? А видел ты машинку для ломания костей, которая действует столь хитро, что кровь выдавливается вместе с костным мозгом? А знаешь, как танцует человек, поставленный на раскаленное железо?

– Прошу-у-у-у… – выдавил он из себя.

– Не позволяй мне сделать это, Алоис. Не вынуждай причинять тебе боль, – произнес я голосом предельно ласковым. – Кто был со Швиммером?

– Може-ет, его-о бра-а-атья-а-а, но я-а-а не зна-а-аю-у-у…

– Братья? Какие еще братья? Откуда взялись в Хезе?

– Из их села-а-а…

– Как называется? Только не пытайся меня обмануть, Алоис.

– Как-то оно… почти вспо-о-омнил…

Я видел, что он правда старается вспомнить, но ошеломлен страхом и болью, поэтому я решил дать ему минутку передышки. Отошел в сторону и присел на крышку забитого гвоздями сундука.

– Вспоминай, – сказал спокойно. – Получишь пару грошиков на вино – и забудешь обо всем этом. Спокойно, Алоис, у нас полно времени… Швиммер рассказывал тебе о своем селе?

– Да, господин. Как-то, кажется, Зитен, или Зиттард, или Зайнен. Как-то так…

– А какой город там неподалеку?

– Готтинген, господин! – выкрикнул он. Вскинул ко мне покрытое кровью лицо – и сейчас на лице этом проступила радость. – Господом Богом… Готтинген! Говорил, что на ярмарку туда ездил.

Ну это уже было что-то. Готтинген лежал в пяти-шести днях дороги от Хеза и был крупным торговым городом. Была у него своя крепость, и, насколько я помнил, находилось там одно из локальных отделений Инквизиториума. Принимая во внимание это, а также факт, что сельцо Швиммера звалось как-то на «З» и что родственники Швиммера владели мельницей, уже можно было попытаться найти место его рождения.

Вопрос был лишь в том, не приведет ли все это меня в тупик. Ведь Швиммер вовсе не обязательно прячется в родимых местах. Интересно и то, как он сумел перевезти девушку по трактам, что патрулировались людьми епископа, стражей местных феодалов и юстициариями. Ему понадобилась бы повозка, а Илону пришлось бы прятать среди товаров.

Но откуда бы такой бедняк, как он, нашел деньги на исполнение столь дорогого и сложного плана? Нет-нет, это почти наверняка был тупик. Вот если бы сельцо Швиммера оказалось в дне дороги от Хеза, ну пусть даже в двух днях, – тогда стоило бы рассуждать о таком способе транспортировки девушки. Но за шесть дней путешествия его, несомненно, схватили бы. Разве что Илона знала обо всем и на все согласилась, а этот весьма неправдоподобный вариант я, как ни крути, не мог исключить окончательно.

Получалось, что я совершенно зря напугал Риттера и Пимке и что ответы необходимо искать в Хезе. Разве что… возможно, братья Швиммера помогли ему с похищением, а потом просто вернулись домой. Сам же Швиммер спрятался с Илоной в некоем тайном месте. Но в таком случае – кто б носил им еду? Ведь не настолько же он глуп, чтобы появляться на улицах? Даже если приготовил запасы заранее, на сколько дней бы их хватило? А ведь Хез – город весьма любопытных людей. А юноша и девушка, которые ни разу не покинули своей комнаты, разве не вызовут любопытство соседей? Особенно если Лойбе пустил слух насчет похищения дочки.

Я почесал в затылке, поскольку дело, о котором полагал, что его можно решить в два счета, становилось все сложнее. А значит, отдалялось и получение моего гонорара.

– Как выглядят братья Швиммера?

– Да что я, смотрел на них? Я только раз на них наткнулся, когда они втроем шли куда-то. Такие, типа как он…

– Светлые волосы? Высокие? Плечистые?

– Вы их знаете, господин? – В его глазах отразилось удивление.

– Ну, Алоис, – сказал я, даже не собираясь отвечать на его вопрос. – Ты сумел послужить доброму делу. А теперь – вали отсюда!

Я сунул руку в карман и бросил ему трехгрошик. Будет ему на пивцо, чтобы подлечить последствия вчерашней ночи и нынешнего полудня. Он рассыпался в благодарностях и, согбенный, непрестанно кланяясь, взобрался по ступеням, после чего я услышал только быстрый топот его сапог. Для него дело Йоханна Швиммера уже закончилось. Правда, за свое знание о похищении он заплатил сломанным носом и пальцами, но можно сказать, что заплатил дешево. И вправду, сказано ведь: «Ничтожному опасно попадаться меж выпадов и пламенных клинков могучих недругов», как писал в одной трагедии мой приятель Риттер.

Выходя из подвала, я наткнулся на Корфиса, который стоял на пороге трактира с хмурым видом.

– Приветствую, – кивнул я ему.

– Мордимер… – Корфис снизил голос. – Видал я, как ты этого обработал. Не хочу, чтобы начали говорить, будто в моей гостинице такое происходит… Это что ж, подвалов у вас нет?

– Тебе стоило бы прикинуть затраты и выгоды. – Я равнодушно пожал плечами, поскольку и вправду были у меня куда большие проблемы, чем забота о мнении клиентов насчет корчмы Корфиса. – Ты ведь знаешь: мне руки будут целовать, чтобы дать место для жилья. – Я глянул ему в глаза. – Мне выехать, Корфис?

Он отвел взгляд и сплел пальцы так, что хрустнули кости.

– Нет, что ты, Мордимер, я вовсе не хотел тебя обидеть.

– Ну так пришли мне наверх бутылочку лучшего вина за счет заведения и забудь об этом разговоре, – сказал я, усмехаясь.

Я отправился на второй этаж, слыша только бормотание Корфиса – и было оно не очень-то вежливым. Впрочем, бутылку он не просто прислал – сам принес ее в мое скромное обиталище, чтобы мы могли поболтать за кубком-двумя неплохого пойла (пусть даже слово «неплохой» в этом случае и было изрядным преувеличением).

– Тяжелые времена, Мордимер, – вздохнул он, когда мы чокнулись кубками. – Налоги растут, клиентов все меньше, так и по миру можно пойти…

– Ага, прямо вижу это… – пробурчал я и опорожнил кубок.

Потом достал с полки копченую колбасу и сыр, что остались после завтрака. Мы закусили и выпили еще по кубку. Эта порция уже пошла чуть лучше, чем предыдущая.

– Так и есть, – отер он усы. – Епископу плати, императору плати, цеховые взносы – плати… – прервался на миг. – Парням из города – плати… – Он махнул ладонью. – Вот она, жизнь.

– И ничего с ней не поделать. – Мы снова чокнулись.

Допили бутылку, и Корфис крикнул вниз, чтобы принесли еще пару. Слуга же принес не только питье, но и виноград с апельсинами.

– Все дорожает, – вздохнул Корфис, глядя на миску с фруктами. – А епископ желает еще ввести и налог на двери. Представляешь?

– Как это – на двери? – спросил я удивленно, поскольку человеку со столь мизерными доходами, как у меня, размеры и особенности налогов мало что говорили.

– Да вот так. Если держишь лавку, трактир или мастерскую, посчитают у тебя каждую дверь. Дороже будет, если выходит прямо на главную улицу, как оно обычно и случается, дешевле – если на какой-нито закоулок…

Я рассмеялся, хотя моему хозяину наверняка было не до смеха.

– Но у тебя же есть выход как раз на закоулок, – сказал ему.

– Ага, но он же не в зал, а на склад и в подвалы.

– Ну так замуруешь главные двери, вместо них поставишь вывеску с указателем, где искать вход, а вход сделаешь с закоулка, – пожал я плечами. – В чем проблема?