— Почему?
Он пожимает одним плечом.
— Иногда она думала, что это яд. Иногда, что они были моими — украденными или что-то вроде того.
Отмахивается, как будто всё это неважно и неинтересно.
— Сначала врачи помогали, но это случалось всё чаще. В тот месяц они отказали. Сказали, если с ней настолько трудно, нам следует подумать о предоставлении ей проживания с уходом.
— Что это значит? Дом престарелых?
Он кивает.
— Вроде того. Я сказал социальному работнику, что нашёл лекарства, и ей уже лучше. У нас не было денег на большее. Я наивно полагал, что аптекарь не заметит недостающую баночку таблеток от кровяного давления.
— Но ты поранился. Твоя рука.
— Я собирался выскользнуть в окно подачи для машин. Аптека была закрыта, но хозяин был внутри. Он опустил окно прямо на мою руку. Стекло разбилось... — Адам замолкает, неопределённо показывая на белый шрам на внутренней стороне предплечья.
— Мне жаль, — снова повторяю я.
Это вызывает смех. Циничный.
— Не стоит. Это было глупо, и мне чертовски повезло, что он не пристрелил меня.
— Адам, все люди совершают ошибки.
— Ага, но большинство людей не совершают краж со взломом.
Я хочу опровергнуть это, но понимаю, что не сработает. По каким-то причинам он хочет помнить о том, что сделал. «Что за чепуха» тут не прокатит. Но будь я проклята, если он будет справляться с этим в одиночку.
— Да, это было глупо, — соглашаюсь я, поднимая руки. — Прекрасно. Ты был дураком. А теперь двигайся дальше. Попроси помощи, чтобы помочь ей. Ты вообще рассматривал этот вопрос?
Адам усмехается, расслабленно прислоняясь к закрытой двери.
— Посмотри вокруг, Хло. Мы тут не разбрасываемся деньгами и альтернативами.
— Но ведь существует огромное количество социальных программ для пожилых. Так почему бы и нет? Она что, нелегальная иммигрантка или что-то вроде?
— Ты не понимаешь, верно? — Он поднимает голову и прикрывает глаза. — У меня нет другой семьи.
— Знаю, ты заботишься о ней...
— Забочусь о ней? — Адам практически смеётся над этим. — Да, Хлоя, забочусь. Но я не Мать Тереза, и здесь речь идет не о семейной преданности. Если они узнают, насколько она плоха, мы оба закончим в Системе.
Качаю головой, всё ещё не понимая. Он наклоняется ближе.
— Дом престарелых для неё. Приемная семья для меня. Прощай, Риджвью Хай и её достаточно приличная академическая программа. Привет, приемные семьи и школы с металлоискателями.
Я сглатываю комок в горле, который собирается вырваться из моей груди.
— Ты украл лекарства, потому что не хотел, чтобы тебя отдали в приёмную семью.
— Да. И потому что я не хочу, чтобы моя бабушка умерла. Она неидеальна, да. Но я — всё, что у неё есть.
Он, должно быть, принимает моё молчание за осуждение, потому что скрещивает руки на груди и лицо становится непроницаемым.
— Это не круто, Хло. Но это так, как есть. И неправильно втягивать в это тебя.
— Я понятия не имею, что правильно.
С усилием тяну его за полы пальто, потому что он настолько высокий, что просто подняться на цыпочки будет не достаточно.
Я целую его, и поначалу его губы напряжены и неподатливы. Я знаю, что это только попытка сопротивления, и поэтому игнорирую ее. Отличный выбор, потому что через пару секунд руки Адама падают на мои плечи, и он целует меня так, как будто изголодался. Вскоре я чувствую, что лекарства понадобятся именно мне.
Когда мы наконец отстраняемся, его глаза закрыты, а дыхание выходит маленькими судорожными вздохами. Не могу до конца поверить, что я одна способна сделать такое с ним. Это ошеломляет.
— Я пытаюсь сказать, что не лучшая компания для тебя, — выдыхает он низким и хриплым голосом.
— Ну, я никогда не была хорошим слушателем.
Его губы изгибаются в ухмылке.
— Мило. Но, Хло, это нечто большее. Есть вещи...
— Мне плевать, — обрываю я, качая головой. — Ничего из сказанного тобой не заботит меня. Не сейчас.
— Думаю, тебя обеспокоит это.
— Нет. — Я прижимаю пальцы к его губам. Я делаю это, потому что мне всё равно. Или, возможно, я просто не готова услышать от него что-то ещё.
Я вижу боль в его глазах, но, в конечном счёте, он смягчается. Целует подушечки моих пальцев, прежде чем взять мою руку в свою.
— Ты всегда всё делаешь по-своему, да?
— О да. — Я прижимаюсь к нему.
Руки Адама сжимаются вокруг меня, и я чувствую себя замечательно. Стресс и страх покидают меня, как песок сквозь решето. Я прижимаю лицо к его груди, и его подбородок легко прижимается к моей голове.
— Ты хотела ещё чего-то добиться от меня? — спрашивает он, его дразнящий голос мурлычет возле моей щеки.
Вздыхаю в его объятьях, мечтая, чтобы этого было достаточно. Если я останусь здесь, в его руках, мне будет достаточно. Но вокруг целый мир, с которым нужно иметь дело. Школа, родители и...
— Вообще-то, есть одна вещь, которая мне нужна.
— Назови её.
— Мне нужна твоя помощь, чтобы спасти Джулиен Миллер.
Глава 25
Я объясняю всё за огромным куском пиццы с сыром. Это место я помню из момента с газировкой Ред Поп. В перерывах между жирными укусами я рассказываю ему обо всём. О нас с Мэгги. О Блейке и его выслеживающем телефонном звонке. Дополняю всё рассказом о Джулиен и даже о нашей так называемой Злой Ведьме, докторе Киркпатрик.
Наконец я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, хватаю ещё один кусок пиццы и жду, что ответит Адам. Жду некоторое время, но вижу, что он ещё обдумывает мой рассказ. Я сама до сих пор не разобралась в этом, а у меня было несколько дней.
Но, в то же время, ожидая его ответ, я спрашиваю себя, что за выражение написано на его лице. Шок? Отрицание? Страх? Последнее кажется верным, но не имеет никакого смысла. Чего бы ему, чёрт возьми, бояться?
— Может, хоть что-нибудь скажешь? — спрашиваю я, ударяя случайные кубики льда соломинкой.
— Не уверен, с чего стоит начать, — отвечает он, и я слышу жужжание входящего сообщения на его телефоне.
— Полагаю, что-то вроде «Боже, Хло, я не верю тебе» может сработать. — Мой голос звучит не так легко и беззаботно, как я думала.
Адам отталкивает тарелку и откидывается назад в кабинке. Его телефон жужжит снова, и он раздражённо что-то нажимает, чтобы убрать звук.
— Ну, я не думаю, что ты можешь помочь Джулиен. Шизофрения никуда не денется, Хло. И это не сибирская язва. Ты не можешь использовать её как оружие.
— Может, это и правда, но откуда мы знаем, что это шизофрения? Откуда нам знать, что это не одна из тех странных штук с гипнозом, которые доктор Киркпатрик проделывала с нашей группой?
— Я знаю, потому что был в группе. И ни разу она не просила нас лечь на кушетки и начать обратный отсчёт.
Медленно киваю, очищая руки салфеткой.
— Ты не веришь мне. Я поняла.
— Это не вопрос доверия к тебе, Хло. Я знаю эту женщину. Она немного зациклена на глубоком дыхании, но она не второе пришествие Чарльза Мэнсона.
— Ладно, господи, я надеюсь, она в курсе, что может позвонить тебе для показаний в суде присяжных.
Его выражение лица меняется. Он снова выглядит напряжённым. Может, нервным. Боже, это не может быть правдой. Если он нервничает, значит, я выставила себя полным психом. Я вздыхаю и переплетаю свои пальцы с его на столе.
— Прости. Я знаю, это несправедливо. Мне просто нужны ответы.
— Знаю. Но я не хочу видеть, как ты выдумываешь то, что не сможешь проверить.
— Что это значит?
— Это значит — будь осторожна и не кидайся обвинять невинных людей, потому что уже отчаялась найти причину всему происходящему.
— Этому есть причина, Адам. И Джулиен думает, что я знаю эту причину.
— Джулиен — шизофреничка, которая, вероятно, верит во множество разных вещей, Хло.