Я не знаю. Не знаю, что я имела в виду. Я вообще не знаю, что делаю. Убраться подальше от Блейка в топе моего списка желаний. Я слышу слова Мэгги в моей голове. Разве я убегаю? Это именно то, что происходит?

— Не знаю, — честно признаюсь я. — Просто мне нужно некоторое время, чтобы со всем разобраться.

— Конечно, Хлоя. Я дам тебе время. Ты знаешь, я всегда буду рядом.

Слова как будто из кинофильма, но его лицо остаётся безэмоциональным. Как будто он никудышный актер, который играет свою роль не по сценарию.

И я бы хотела знать, какой придурок написал его.

Мы спускаемся по лестнице. Он полон вежливости, когда приобнимает меня возле двери.

— Уже уходишь? — спрашивает мама.

Её взгляд мечется между нами. Чувствует проблемы в раю? Возможно. Боится сказать слово «неприятность»? Определённо.

— Да, — отвечает Блейк, почёсывая затылок. Сейчас он выглядит более расстроенным, и чутьём я понимаю, что это тоже напоказ. Как будто всё это для её блага. — Я внезапно очень устал.

— Тогда будь внимательным за рулем, — предупреждает мама. — Скажи Дэниелу, что мы передавали привет.

Мои глаза расширяются, а кровь ощущается как ледяная вода. Я поворачиваюсь к ней.

— Дэниел?

— Его отец, — напоминает мама. — Серьёзно, Хлоя, где твоя голова в последнее время?

Ошеломлённая своим ляпом, я ничего не говорю. Блейк тоже замечает это, потому что я вижу, как тонкая пленка грусти отходит от его лица, открывая первое выражение, которому я поверила в этот вечер.

Подозрение.

Глава 14

На этот раз я колочу в дверь. Это не деликатный стук. Не скромное топтание на приветственном коврике или там, где был бы приветственный коврик, будь это место хоть немного приветственным. Я просто переполнена самой гнусной ложью, которую когда-либо говорила родителям. Чтобы быть здесь в одиннадцать вечера, я сказала им, что иду на школьную вечеринку, и теперь моё терпение действительно на исходе.

Я как раз собираюсь прокричать имя Адама или бросить камень в окно, когда дверь резко открывается, и в проёме появляется старая женщина. Чёрт.

На ней надета рубашка в цветочек, которую не стирали уже целую вечность. Жидкие белые волосы неаккуратно свисают по сторонам широкого морщинистого лица. Эта женщина не имеет ни одной общей черты с Адамом. Начиная от водянистых зелёных глаз до белой, почти просвечивающей кожи, она совершенная противоположность Адаму, имеющему резкие черты и пронзительные глаза.

Ко мне наконец возвращается голос.

— Простите, что побеспокоила вас.

Она ничего не отвечает, просто смотрит на меня, будто понятия не имеет, что мне нужно. Или не понимает ни единого слова из того, что я говорю. Что вполне вероятно, если исходящий от неё запах выпивки — признак того, как она провела вечер.

— Адам дома?

Он появляется в поле зрения, натягивая рубашку. Краем глаза я вижу кусочек золотистой кожи над джинсами и усилием воли поднимаю глаза к его лицу. Его волосы ещё влажные после душа, он стоит босиком на ковре.

— Я разберусь с этим, ба, — говорит он.

— Глория? — спрашивает она, смотря на Адама намного более мило, чем на меня.

— Нет, ба, это я. Адам.

— Адам, — бормочет она, прикасаясь к его руке.

— Да. — Он мягко разворачивает её обратно в дом. — Тебе нужно вернуться. Сейчас холодно.

Её лицо морщится, черты сминаются, и она выглядит как бесцветная виноградина.

— Сукин сын! Сукин сын!

У меня отваливается челюсть от её внезапной враждебности. Крики переходят в надсадный кашель, а потом она уходит прочь, ковыляя по дому и продолжая ругаться. Адам какое-то время смотрит на неё, потом поворачивается ко мне. Он абсолютно спокоен.

А я, должно быть, выгляжу отчаянно, потому что он поднимает руку и снимает свою куртку с крючка возле двери. Задерживаю взгляд на его босых ногах, обутых в наполовину зашнурованные кеды. Он выходит ко мне, его дыхание вырывается клубами пара в темноте.

— Тебе не следует быть здесь.

Боже, я думала, что у меня была паранойя, но этим вечером Адам меня переплюнул. Он рассматривает парковку, расхаживая туда-сюда на крошечном пятачке цемента перед дверью.

— Ты когда-нибудь слышала о телефоне?

Он высматривает девушку? О боже, он же только что принял душ. Он, возможно, собирался на свидание, а я вот так просто заявилась сюда.

Я чувствую слабость в животе. Слабость во всём теле, если честно.

— Прости. Я не могла… мне нужно было… — Я даже не могу подобрать слова.

Тоже оглядываюсь, опасаясь прихода девушки, которая в моих мыслях никогда не существовала. А должна бы.

— Просто скажи, что тебе нужно. И побыстрее, Хлоя. Это не... — Он не заканчивает, просто вздыхает и смотрит на меня в ожидании.

Я не знаю, как соединить все события, которые привели меня сегодня к его двери. Мой разговор с Мэгги? То, что я подслушала доктора Киркпатрик? Тот факт, что случившееся со мной не было несчастным случаем или болезнью, и тот факт, что отец Блейка и, возможно, сам Блейк к этому причастны?

У меня миллион причин быть здесь сегодня.

— Похоже, я порвала с Блейком.

По-идиотски. Потому что этого нет в списке важных вещей, которые мне нужно сказать Адаму.

Но, очевидно, это важно для него, так как он перестаёт оглядываться. Смотрит прямо на меня до тех пор, пока у меня не остаётся сомнений, что нет никакой девушки, собирающейся прийти. Здесь вообще нет девушек. Ни одной, кроме той, что стоит прямо перед ним.

Воздух между нами ощущается горячим и холодным одновременно. Наэлектризованным до такой степени, что, кажется, сейчас ударит молния.

— Ты говорила, что это было бы огромной ошибкой, — произносит он, на шаг приближаясь ко мне.

Его глаза скользят вниз, на мои губы, и боже помоги мне, но этот взгляд отдаётся у меня в коленках. Возможно, прямо в моих костях.

— Говорила?

Мой голос хриплый. Я тоже придвигаюсь к нему. Адам кивает, и его восхитительные изменяющиеся глаза впитывают меня, как будто он наконец дорвался.

Это неправильно. Каждая частичка меня понимает, что я не должна скользить в объятия нового парня спустя жалкие три часа после того, как порвала с бойфрендом.

Но я не могу противиться этому. Или, возможно, просто не хочу.

Мои руки взлетают на его грудь, и он наклоняется так близко, что своим лбом я чувствую его влажные волосы. Он закрывает глаза, а я сминаю пальцами его рубашку.

— Ты должна уйти. — То, как изломлено звучат эти слова, доказывает, что он заставляет себя произнести их.

— Я не хочу уходить. И не думаю, что ты этого хочешь.

— Ты должна, — с мукой в голосе повторяет Адам и отступает от меня.

Мои пальцы отрываются от его рубашки, а он снова начинает оглядываться. Проверяет свой телефон.

В моей груди слишком тесно, сердце слишком большое. Что бы я ни чувствовала к нему, это слишком. Ненавижу это чувство. Оно затмевает всё, что я чувствовала раньше, и я не думаю, что готова. Я не знаю, как мы до такого дошли.

Нет, возможно, знаю, но кто-то украл у меня все воспоминания.

Слёзы прочерчивают горячие дорожки на моих щеках, и я не могу остановить их.

— Кто-то сделал это со мной, Адам. Кто-то сделал так, чтобы я забыла, и я знаю, что это каким-то образом связано с учебной группой. И с доктором Киркпатрик…

— Хлоя, я не могу, — обрывает он.

Я вижу боль в его глазах, но он качает головой и отходит назад. Он как будто связан по рукам и ногам. Молчит, бегло проверяя улицу.

— Отлично, тогда не надо. Но дай мне зацепку, Адам! По крайней мере, расскажи о том, что произошло между нами.

— Ничего, — отвечает он, но выражение тоски на его лице говорит мне об обратном.

— Лжец.

Я подбегаю к нему, беру за обе руки и притягиваю к себе. Чувствую запах свежести, мыла и корицы. Вижу, как его тело напрягается под моими прикосновениями.