– Общеевропейскую войну за свободу не следует понимать так, будто Германия ведет войну для Европы. Выгоду из этой войны должны извлечь только немцы.

Далее Гальдер записал о том, что кольцо окружения восточнее Белостока вот-вот замкнется, а также замыкается кольцо, которое создают танковые группы Гота и Гудериана восточнее Минска. Не ускользнуло из поля зрения Гальдера и такое: «Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен». И еще Гальдер отмечает: «Войска группы армий «Юг», отражая сильные контратаки противника, успешно продвигаются вперед. Противник несет большие потери».

Напомню читателям о тех боевых действиях, которые я описал выше, и о том, что именно здесь на второй день войны уже начали наносить контрудар наши механизированные корпуса под руководством Жукова и Кирпоноса. Как видим, они были настолько ощутимы, что попали в поле зрения начальника Генерального штаба сухопутных войск.

Подводя итоги за 24 июня, Гальдер пишет: «В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, а, напротив, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу вклинившимся германским войскам. При этом верховное командование противника, видимо, совершенно не участвует в руководстве операциями войск».

25 июня Гальдер делает подробные записи об успешных действиях на всех фронтах и опять особо отмечает действия тех частей, где, как мы знаем, находился Жуков: «На фронте группы армий «Юг». Сражение еще не достигло своей наивысшей точки. Оно продлится еще несколько дней… Танковое сражение западнее Луцка все еще продолжается». И как итоговую оценку или, точнее, как признание умелого руководства в такой сложнейшей и невыгодной для нас обстановке приведу еще одну запись Гальдера за 26 июня. Характерно также и то, что раньше Гальдер делал записи, как и полагается, начиная с левого фланга: «Север», «Центр», затем «Юг», а вот 26-го, видимо, возникла такая озабоченность, что он, нарушив эту последовательность, сразу пишет о действиях наших войск против группы армий «Юг», то есть там, где был Жуков. «Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери. У противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина».

Вот эти слова, мне кажется, и объективно, и достойно оценивают результативные действия не только Жукова, который организовывал контрудары, но и Кирпоноса с его штабом.

Все же Гальдер как начальник генерального штаба мыслил и записывал, конечно, крупномасштабно, некоторых деталей он или не знал, или не считал нужным их фиксировать. А вот что пишет находившийся ближе к боевым действиям генерал Гот, командующий одной из немецких танковых групп: «…Оперативный прорыв 1-й танковой группы, приданной 6-й армии, до 28 июня достигнут не был. Большим препятствием на пути наступления немецких частей были мощные контрудары противника».

В записях Гальдера не раз отмечается, что ему непонятны действия нашего Верховного Командования. Какую улыбку и удивление вызвала бы директива № 3 нашего Главнокомандования, которая поставила задачу на контрнаступление и выход наших наступающих частей к Люблину, на территорию противника.

Жуков по этому поводу в своих воспоминаниях пишет: «Ставя задачу на контрнаступление, ставка Главнокомандования не знала реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало действительного положения дел и командование фронтов. В своем решении Главное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы. В сложившейся обстановке единственно правильными могли быть только контрудары мехкорпусов против клиньев танковых группировок противника. Предпринятые контрудары в большинстве своем были организованы плохо, без надлежащего взаимодействия, а потому и не достигли цели».

Добавим здесь от себя, что механизированные корпуса из-за своего расположения в глубине от границы не были готовы для нанесения этих контрударов, им для контрударов пришлось совершать длительные марши, в ходе которых выходила из строя техника не только от бомбежек, но и по техническим причинам, и поэтому они вступали в бой уже сильно ослабленными. Следовательно, в самой группировке наших войск в приграничных округах не было заложено идеи о возможности ударов под основание клиньев, ударов, которые пробивали бы бронетанковые группировки противника. А предвидеть такие действия врага и подготовить свои войска к таким контрмерам были все возможности, потому что тактика действий гитлеровцев в Польше, Франции, да и в других боях была уже хорошо известна. Но, к сожалению, войска не были обучены конкретным действиям, по конкретной тактике врага и не находились в необходимой группировке в приграничной полосе.

Сталин вскоре понял свою ошибку с отправкой начальника Генерального штаба на передовую. Управление войсками за эти дни так и не было налажено. Сведения, поступавшие из действующей армии, были не только не утешительные, но просто катастрофические. Пришло сообщение, что под Рославлем окружены две армии и вот-вот замкнутся клещи вокруг Минска, захлопнув в окружении еще несколько армий. В этих условиях Сталин явно растерялся, ему нужен был рядом твердый человек, таким он считал Жукова, и Жуков действительно был таким.

26 июня И.В. Сталин позвонил на командный пункт Юго-Западного фронта в Тернополь и, когда пригласили к аппарату Жукова, сказал:

– На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где, маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?

– Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших действиях и выеду на аэродром, – ответил Жуков.

Поздно вечером 26 июня Жуков прилетел в Москву, и прямо с аэродрома его повезли к Сталину. В кабинете Сталина стояли навытяжку нарком С.К. Тимошенко и первый заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами.

Здесь до прихода Жукова произошел, как говорится, крупный разговор. Сталин поздоровался с Жуковым лишь кивком головы и сразу же раздраженно сказал:

– Не могу понять путаных предложений наркома и вашего зама. Подумайте вместе и скажите: что можно сделать?

Сталин при этих словах показал на карту, развернутую на столе. На карте была обстановка Западного фронта. И по жесту, и по тону Сталина Жуков понял: Верховный находится в таком состоянии, когда ничего путного из разговора не получится, надо было дать ему остыть, а потом уже говорить о деле. Поэтому Жуков, стараясь подчеркнуть свое спокойствие и как бы призывая к тому же Сталина, сказал:

– Мне нужно минут сорок, чтобы разобраться с обстановкой.

– Хорошо, через сорок минут доложите! – все так же раздраженно бросил Сталин.

Жуков, Тимошенко и Ватутин вышли в соседнюю комнату. Без долгих слов, обменявшись лишь понимающими взглядами по поводу происшедшего в кабинете Сталина, они начали анализировать обстановку на Западном фронте.

Западнее Минска были окружены и дрались в окружении остатки 3-й и 10-й армий Западного фронта. Остатки 4-й армии отошли в Припятские леса. Остальные части, понесшие большие потери, отходили к реке Березине. И вот на эти ослабленные и разрозненные войска фронта наступали мощные группировки противника.

Через полчаса они вернулись к Сталину и предложили немедленно занять оборону на рубеже Западная Двина – Полоцк – Витебск – Орша – Могилев – Мозырь и для обороны использовать 13, 19, 20, 21 и 22 армии. Кроме того, срочно приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже на линии Селижарово – Смоленск – Рославль – Гомель силами 24-й и 28-й армий резерва Ставки. Помимо этого, срочно сформировать еще 2–3 армии за счет дивизий Московского ополчения.