Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В наши дни пожелание Жукова о детальной разработке оперативной целесообразности контрударов механизированных корпусов широко и достаточно полно осуществлено в специальной военной литературе. Но мне бы хотелось и здесь хотя бы частично реализовать пожелание маршала о более детальном разборе причин срыва вражеского плана стремительного прорыва к Киеву.

В середине дня 22 июня в штабе Юго-Западного фронта было уже ясно, что происходящее на границе не провокация, как об этом предостерегали из Москвы, а настоящее крупное наступление, то есть война. Под непрерывным воздействием вражеской авиации, когда все вокруг горело и рушилось, части собрались по боевой тревоге и вскрыли хранившиеся в каждом штабе пакеты особой секретности на случай войны. В этих пакетах был приказ – кто, что и в какие сроки должен делать. Выполняя эти указания, части двинулись к границе или в район, определенный для сосредоточения.

На пути они подвергались частым бомбардировкам, рассредоточивались, уходя с дорог, а потом опять собирались, строясь в колонны и продолжая двигаться в сторону границы, при этом части несли большие потери и тратили много времени.

6-я, 5-я и 26-я армии Юго-Западного фронта прилагали все силы, чтобы остановить противника, продвигающегося по нашей территории, но силы его были так велики, напор так стремителен, что, несмотря на самоотверженность и героизм бойцов и командиров, остановить врага не удавалось. В одиннадцатом часу вечера 22 июня штаб Юго-Западного фронта получил новую директиву. В ней приказывалось: «Прочно удерживая государственную границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин, силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, и к исходу 24.6 овладеть районом Люблин…»

В Москве, в Генштабе, не имея достоверной информации, явно не представляли, что делается на западной границе – указывают номера армий и корпусов, не зная, что происходит с этими соединениями в действительности, ставятся задачи по овладению Люблином, который находится за нашей границей (!), идет разговор о «всей авиации фронта», а ее уже нет, этой «всей авиации», она понесла колоссальные потери.

Как позже написал маршал Баграмян в своих воспоминаниях, командование Юго-Западного фронта, получив такую директиву, глазам не поверило! Но приказ есть приказ, и его полагается выполнять. В кабинете командующего фронтом генерал-полковника Кирпоноса произошел следующий разговор.

– Что будем делать, Михаил Петрович? – спросил Кирпоноса начальник штаба фронта генерал-лейтенант М.А. Пуркаев. – Нам бы, дай Бог, остановить противника на границе и растрепать его в оборонительных боях, а от нас требуют уже послезавтра захватить Люблин!

Кирпонос ничего ему не ответил, молча поднял трубку телефона и позвонил члену Военного совета Н.Н. Вашугину.

Когда пришел Вашугин, Кирпонос молча подал ему директиву. Член Военного Совета прочитал ее и, довольно-таки оптимистически глядя на присутствующих, бодрым голосом сказал:

– Ну и что же, товарищи, приказ получен, нужно выполнять.

– Но мы сейчас не готовы к этому, Николай Николаевич, – с еле скрываемым волнением сказал Пуркаев. – Нам пока приходится думать об обороне, а не о наступлении. – И начштаба изложил имеющиеся в штабе сведения об огромных силах противника, наступающих на нескольких направлениях. – К тому же следует учесть, – продолжал он, – что враг сегодня ввел в сражение лишь первый эшелон своих сил и в последующие дни, безусловно, будет – и значительно быстрее, чем мы, – наращивать силы… Нам, товарищ командующий, – заключил Пуркаев, – остается только доложить в Москву о сложившейся обстановке и настоятельно просить об изменении задачи. Мы сейчас можем только упорными боями сдерживать продвижение противника, а тем временем организовать силами стрелковых и механизированных корпусов, составляющих наш второй эшелон, прочную оборону в глубине полосы действий фронта. Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления… Именно такое, единственно разумное, решение я вижу в создавшейся обстановке.

Наступила долгая тягостная тишина. Кирпонос молчал. Первым заговорил корпусной комиссар Вашугин:

– Все, что вы говорите, Максим Алексеевич, с военной точки зрения, может быть, и правильно. Но политически, по-моему, совершенно неверно! Вы мыслите, как сугубый военспец: расстановка сил, их соотношение и так далее. А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете! А вы подумали, какой моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора! Вы еще предлагаете допустить фашистов в глубь советской земли! Знаете, Максим Алексеевич, друг вы наш боевой, если бы я вас не знал как испытанного большевика, я подумал бы, что вы запаниковали.

Молчание стало еще тягостнее, на этот раз его прервал Кирпонос. Видимо, желая снять накал в происшедшем разговоре, он медленно заговорил:

– Думаю, что вы оба правы. Против оперативной целесообразности ваших предложений, Максим Алексеевич, возразить нечего. У них одна уязвимая сторона: старые укрепленные районы не готовы принять войска и обеспечить им условия для успешной обороны. Но не лишены логики и соображения Николая Николаевича. Приказ есть приказ: его нужно выполнять. А если каждый командующий, получив боевой приказ, вместо его неукоснительного выполнения будет вносить свои контрпредложения, то к хорошему это не приведет. Конечно, взять к концу двадцать четвертого июня Люблин мы вряд ли сумеем. Но попытаться нанести мощный контрудар по вторгшимся силам противника мы обязаны. Для этого мы сможем привлечь до пяти механизированных корпусов.

Далее Кирпонос стал излагать, как наиболее целесообразно, с его точки зрения, следует сосредоточить механизированные корпуса для нанесения контр-удара. Закончив, он поглядел на собеседников и, не дожидаясь их мнения, сам сказал:

– Молчание – знак согласия. Вижу, что мое решение вам по душе.

Корпусный комиссар Вашугин бурно выразил свое одобрение. Пуркаев молча кивнул головой.

Именно в этот час в штаб Юго-Западного фронта прибыли генерал армии Жуков и назначенный членом Военного совета фронта Хрущев.

Жуков попросил Кирпоноса доложить обстановку. Командующий фронтом изложил только что принятое – во исполнение полученного из Москвы приказа – решение о нанесении контрудара.

Жуков одобрил это решение и предложил, не теряя времени, отдать приказы войскам о подготовке контрудара. Затем Жуков коротко ознакомил всех присутствующих с теми сведениями, которые ему были известны. Начал он с юга, где наши части, а именно 9-я армия, удерживали государственную границу. Может быть, этим Жуков хотел создать хорошее настроение у тех, кто его слушает. Но на Западном фронте обстановка складывалась совсем по-другому. Жуков предположил, что противник там наносит главный удар. В направлении Брест-Литовска противник глубоко вклинился на нашу территорию, но и там сейчас наши соединения тоже готовят контрудар.

Попросил командующего фронтом и штаб приложить все силы для скорейшего сосредоточения механизированных корпусов для нанесения контрудара по основной группировке, прорвавшейся в районе Сокаля.

Затем Жуков связался по ВЧ с Генеральным штабом и спросил у оставшегося за него Ватутина, какова обстановка. Ватутин доложил:

– К исходу 22 июня, несмотря на предпринятые энергичные меры, Генштаб так и не смог получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о наших войсках и о противнике. Сведения о глубине проникновения противника на нашу территорию довольно противоречивые… Генштаб и нарком не могут связаться с командующими фронтами генерал-полковником Кузнецовым и генералом армии Павловым, которые, не доложив наркому, уехали куда-то в войска. Штабы этих фронтов не знают, где в данный момент находятся их командующие… Попытка штабов фронтов связаться непосредственно с войсками успеха не имела, так как с большинством армий и отдельных корпусов не было ни проводной, ни радиосвязи.

22
{"b":"546538","o":1}