В первый день ноября открылись берега Бразилии. Поднявшись на салинг, Лазарев четко видел в окуляре зрительной трубы очертания раздвоенной оконечности мыса Фрио. Всматриваясь в прибрежную полосу, оглядывал горизонт.

Два месяца, как расстался он с Алексеем, где он сейчас, что с ним?

…В тот час отдали якоря на рейде Рио-де-Жанейро «Открытие» и «Благонамеренный». В двух кабельтовых, ближе к берегу, стояли два английских брига. От борта одного из них отвалил барказ, заполненный до отказа африканскими невольниками. С борта другого на большой плот сбрасывали какие-то странные серые мешки. Прибывший на корабль для проверки португальский офицер на ломаном английском языке пояснил, что это выбрасывают тела невольников, умерших во время перехода от берегов Африки. Не понимая толком до конца, что происходит, взволнованный Алексей пригласил португальца в каюту, угостил шампанским, и тот разговорился. Алексей и раньше слыхал о позорной торговле, но то, что рассказал португалец, заставило содрогнуться.

На судах, приходящих из Африки с невольниками, в трюмах были сооружены клетки с запорами, по одной на каждого невольника. В тесной клетке рабы находились весь путь. А набивали их в трюмы по восемьсот — девятьсот человек…

— Умершие лежали в своих норах по нескольку дней. — Португалец отпил вина. — Рабам бросали по одному кукурузному початку в сутки, а пить давали один раз через день…

Между невольниками бывают и беременные женщины, которые рожают прежде времени, и младенцы погибают в конуре, не увидев света…

Все это офицер рассказывал бесстрастно, видимо, работорговля для здешних мест была обычным делом…

Проводив португальца, взволнованный Алексей подошел к командиру:

— Глеб Алексеевич, не в службу. Дай шлюпку сходить на аглицкий бриг, — он кивнул на соседнее судно, — таких страстей португалец мне сказывал, что не верится.

Шишмарев улыбнулся в усы: «Молод, в новинку».

— Добро, возьми кого-нибудь с собой.

Авилова уговаривать не пришлось, согласился сразу.

Шлюпка вернулась к вечеру. Не заходя в кают-компанию, Алексей прошел в каюту, достал тетрадь. Слишком сильны были впечатления от всего увиденного и услышанного.

«Во время пребывания нашего у Рио-Жанейро, — торопливо начал он, — мы видели приход к оному судов из Африки, наиболее из Англии, с неграми и торг сими невольниками. Зрелище сие и участь сих несчастных возбудили в нас живейшее сострадание. Рассказ португальца дополнил увиденное. На одном судне я видел их 747, на другом 850 и еще на малом бриге 450. Воздух у них до такой степени был сперт, что, посетив однажды одно из таких судов, при всей моей крепости, я не мог сойти в трюм. По неимению у шхиперов большой команды негров из трюма во время плавания не выпускают ни для каких нужд и надобностей. После всего этого нужно ли еще упоминать о воздухе, которым алчное корыстолюбие осуждает дышать несчастных негров, вымениваемых большей частью на самые пустые мелочи или покупаемых за весьма низкую цену… Упоминая здесь о сем ненавистном торге, я говорю потому, что хозяева таковых судов и даже матросы бьют их без пощады, особенно если некоторые из шхиперов велят часть своих невольников выпустить на воздух. При выводе их наверх люди стоят перед ними в готовности к обороне; однако до сих пор еще бунта от негров на сих судах не случалось. Когда таким образом одни из них выводятся на воздух, то прочие очищают их нары от нечистоты; через два или три часа их ведут обратно и запирают, а на смену им ведут других. Должно заметить, что при выводе негров на палубу ставят их на навесы, устроенные над водой у гальюна или у кормы таким образом, что если они окажут хотя малейшие покушения к бунту, то в одно мгновение все будут за бортом».

…Вечером следующего дня у входа в залив раздались залпы пушечного салюта. На рейд втягивались «Восток» и «Мирный».

Не успел «Мирный» стать на якорь, как подошла шлюпка, и на борт поднялись Алексей с Авиновым. Братья крепко обнялись. До поздней ночи просидели в кают-компании гости, делились впечатлениями о перипетиях плавания.

Пробили вторые склянки, офицеры вышли на палубу.

— Изволь, Мишель, взглянуть. — Алексей кивнул на черный силуэт английского брига, освещенный тусклым светом якорного фонаря. — Сей купец промышляет гнусною торговлей человеческим товаром. Вчера довелось наблюдать мне, сколь бесчеловечны сии алчущие купцы…

— Не в новинку сие мне. В прошлый вояж на «Суворове» такие же мерзости наблюдал, на сих же местах…

На следующий день братья договорились вместе съехать на берег, побродить по городу.

Дорога от пристани вела прямо на большую дворцовую площадь. Как раз в это время проходил развод королевского караула. Стража была одета неряшливо, неуклюжие движения караульных вызывали улыбки у моряков.

Новая часть города произвела благоприятное впечатление, а дальше, за площадью Святой Анны, тянулись узкие, неопрятные улицы, застроенные одно- и двухэтажными домами.

В старом городе жили купцы и мастеровые. В нижних этажах почти каждого дома размещались лавки. Между двумя проулками высился длинный, похожий на конюшню, каменный сарай. Войдя в широко распахнутую дверь, Лазаревы поняли, что набрели на один из невольничьих рынков.

Большими кучами, по двадцать — тридцать человек, на земляном полу сидели почти нагие негры. Около каждой группы стояли надсмотрщики в широкополых шляпах. То в одном, то в другом углу раздавались вопли, щелкали длинные, жесткие бичи, опускавшиеся на спины зазевавшихся или заговоривших негров.

Не успели братья остановиться, как владелец рабов подмигнул надсмотрщику, и по его знаку все негры немедленно вскочили, начали улыбаться, плясать перед новыми посетителями.

Не сговариваясь, Михаил и Алексей выскочили на улицу. Когда они отошли дальше, Алексей взял под руку старшего брата.

— По сравнению с приспешниками графа Аракчеева сии работорговцы выглядят натуральными демонами, а невольники более походят на страдальцев ада, нежели на человекоподобных существ.

— Пожалуй, ты прав. У нас российские помещики не милуют мужиков, однако сего изуверства явного не встретишь, разве в провинции, вдали от глаз людских…

Они молча прошли в конец проулка и вышли к заливу. На рейде трепетали на ветру вымпелы родных шлюпов, чуть поодаль стоял тот самый английский бриг, который привез «живой» товар. Только что рядом с ним бросила якорь португальская шхуна, прибывшая с таким же грузом.

— Таковые предприятия выгодны не только тому купцу, — Алексей кивнул в сторону каменного сарая, — а и служителям, и офицерам морским, кои сих несчастных вылавливают и отвозят.

Михаил согласно кивнул:

— В толк не возьму, как делами сими мерзкими прельщаться возможно. Мундир и флаг отечества поганить без зазрения совести. Слава Богу, — старший Лазарев вздохнул, — Российский флот поступками такими не запятнан. Ты и сам видишь, местные жители к нам дружелюбны.

Вернувшись на корабль, Алексей долго не мог успокоиться, делился виденным с товарищами, а когда сосед по каюте уснул, опять вынул из шкафчика заветную тетрадь.

«Надобно заметить, что слава русского имени, приобретенная громкими, блистательными победами и бескорыстным участием в судьбе угнетенных народов, перелетела и через необозримые пространства великих морей. Даже и те народы, к коим едва прикоснулся луч просвещения, знают о нас по слуху и уже заочно бывают нам преданны. — Алексей вздохнул. Из распахнутого оконца тянуло терпкой прохладой, — Не имея, подобно англичанам, французам и голландцам, всемирной торговли, почти всегда сопряженной с алчностью, и не нося на своей совести упрека за какие-либо притеснения и кровопролития в странах Нового Света, мы бываем везде принимаемы с особой приязнью, какой никто из других наций не пользуется».

Ночная прохлада, напоенная ароматами весны, струилась с гор и растекалась по бухте.

Кругом все благоухало, тропическое лето только начиналось. Здесь оно и зимой щедро дарило тепло солнца. А там, в далеких холодных широтах, на счету был каждый день короткого полярного лета. Время торопило мореплавателей.