Правильное направление движения на судне показывает хорошо выверенный компас, а достоверность места судна обеспечивается точностью хронометров и секстанов.

Еще с гардемаринской поры Лазарев приучил себя проверять исправность мореходных инструментов, чтобы, будучи в море, быть уверенным в них.

Унковский же распоряжался загрузкой товаров Российско-Американской компании, приводил корабль в порядок. За две недели в Кронштадте многое не успели сделать, да и увидели далеко не все изъяны.

На переходе выяснилось, что добрая половина вант и бегучего такелажа оказалась подгнившей и требовала замены. Спустившись через три дня после выхода в море в носовой трюм, командир почувствовал резкий запах плесени. На дне трюма поверх бочек с пресной водой покоился многомесячный запас сухарей, позеленевших от плесени, их пришлось выкинуть. В корпусе кое-где показалась небольшая течь, в палубе местами зияли щели, часть шпангоутов в местах соединения с бимсами расшаталась.

Вернувшись, Лазарев вечером в кают-компании сказал Унковскому:

— Завтра же, Семен Яковлевич, опять отбуду в Лондон, надобно многое успеть, раздобыть материал для работ. — Лазарев озабоченно нахмурился. — Комиссионера Молво как ветром сдунуло, придется заняться и продовольствием. Ты, пожалуй, продолжай ремонтирование и вводи сам корабль в гавань.

Через неделю Лазарев возвратился, заручившись в адмиралтействе разрешением на покупку леса, пеньки, смолы.

— Погляди, Семен, книги знатные раздобыл по Голландии, Тасмании, а это, — он протянул книгу в тисненом переплете, — особливо любопытна — записки знаменитого капитана Кука о втором его плавании к Южному полюсу, то-то будем время коротать с пользой.

Лазарев открыл плетеную корзину, доверху наполненную книгами.

— Решил обзавестись библиотекой на «Суворове», надобно господам офицерам и штурманам объявить о добровольных вложениях в нее, да и компанейским служителям она не без пользы будет.

В каюту зашел Швейковский. Лазарев посмотрел на него, прищурился, что-то вспоминая.

— Совсем забыл. Завтра после обеда, Сеня, бери Павла и айда с ним в Лондон на недельку. Он ведь в этих местах не бывал. Покажи ему все диковинки, не забудь про театр.

Утром после подъема флага Лазарев обратился к матросам и офицерам:

— Нерадивость прежняя немало выявила упущений на корабле. Сие исправить надлежит добротно и споро. Море спуску не дает, расплата быть может суровой, — командир улыбнулся краешками губ, — и грехи замаливать некому будет на том свете. Потому, — он глянул на боцмана, — каждый сплесень, дюйм конопатки проверять самолично, а после мне доложить на поверку. Авось в третий раз ошибки не будет.

Матросы трудились на совесть, с огоньком. Многие усердствовали и потому, что нет-нет да и подумывали о заветной чарке перед обедом, которую получали только в море.

Дело спорилось, и корабельные работы быстро шли к концу, несмотря на жесткость спроса командира. Тем более приближалось Рождество.

Довольные поездкой, появились у Лазарева офицеры.

— Побывал с Павлушей всюду, как ты наказывал, — отчитывался Унковский. — Осмотрели Сент-Джеймс, аббатство в Вестминстере, Тауэр. Дважды смотрели представление в театре. Девочек лондонских лицезрели в балете «Лебеди».

— Наверно, не токмо на сцене, — захохотал Лазарев.

Унковский, ухмыльнувшись, посмотрел на Швейковского и продолжал:

— Съездили в Чатам, эскадру нашу навестили, славно погуляли на моем прежнем корабле, «Мироносце». Появились там в два часа ночи, однако через час в кают-компании пировали. — В руках Унковский держал увесистый сверток. — Приобрел в писчей лавке добротные тетради. Ты же знаешь, решился я вести дневниковые записи.

Лазарев узнал о замыслах товарища еще в Кронштадте.

— Валяй сочинять. Ты не одинок. Наш младший штурманец Российский тем же увлекается. На сие способности потребны. Глядишь, в писатели выйдешь, — не то в шутку, не то всерьез подтрунивал Лазарев. — Не сейчас, так потомки воздадут должное. А впрочем, Сеня, Джеймс Кук тем же прославился.

К Рождеству в основном закончили ремонт, и сразу же после встречи нового, 1814 года «Суворов» вытянулся из гавани и отдал якорь на рейде. Что ни день — пасмурило, частенько шел снег вперемежку с дождем. Матросы вооружали мачты, тянули ванты и тали.

Все вечера до позднего часа Лазарев просиживал над лоциями и описаниями районов предстоящего плавания. В Южную Атлантику, Индийский и Тихий океаны он шел впервые. В его возрасте еще ни один мореплаватель не рисковал отправляться самостоятельно в кругосветное плавание. Потому он тщательно не раз штудировал «Путешествие вокруг света» капитана 1-го ранга Ю. Ф. Лисянского.

В конце января на корабль привезли последние выверенные астрономические инструменты и хронометры. Казалось, все было готово к плаванию, однако выход корабля задерживал комиссионер Молво.

Неделями он пропадал в Лондоне и наконец прислал письмо, где, ссылаясь на торговые операции, сообщал, что раньше чем через две недели не сможет закончить свои дела.

Лазарев зашел в каюту Унковского:

— Вот так-то, Семен Яковлевич, в чужом хомуте воз тащить. И не волен я нынче повелевать Молво. Видимо, загуливает прохиндей в трактирах.

— Поставь ему в убытки стоянку. — Унковский пересел на койку, уступая место капитану. В открытый иллюминатор порывы ветра заносили редкие снежинки, и они таяли на разложенной карте.

— Я и то сам подумываю, надобно проведать о цели его в Лондоне. — Лазарев взял циркуль, прищурился. — Мыслю, что к Горну нам нынче не попасть. — Он прочертил циркулем на восток, сжал губы. — Пойдем на восток, к Новой Голландии[59], в Джексон, оттуда поднимемся к Алеутам в Новоархангельск[60]. Слыхал я о плавании капитан-командора Головнина — сей славный капитан месяц полный, почитай, у мыса Горна противоборствовал штормам, однако в конце концов повернул к Доброй Надежде.

Унковский кивнул согласно. Неделю назад он разговаривал с Швейковским об этом варианте, но не было случая объясниться с капитаном.

Минули все сроки, а комиссионер не появлялся. Возмущению Лазарева не было предела, когда он приехал в Лондон. Как он и предполагал, Молво шастал по увеселительным заведениям и не думал отправляться в плавание.

— Даю вам два дня сроку, ежели не явитесь с грузом и документами, пеняйте на себя — корабль уйдет вместе с конвоем.

Внушение подействовало, все грузы спустя два дня были доставлены на борт. Как раз вовремя. Из Портсмута вот-вот собирался уйти большой караван торговых судов под охраной английского конвоя.

На материке еще продолжалась война с Францией. Обессиленная армия Наполеона яростно сопротивлялась, союзники потерпели ряд неудач, и Наполеон не терял надежды взять реванш. Французский флот изо всех сил старался блокировать Британию, перехватывал купеческие суда, вступал в схватку с одиночными кораблями.

Рисковать успехом кругосветного вояжа в самом начале плавания было неразумно. Лазарев договорился с командиром очередного конвоя капитаном Старком и присоединился к каравану. Сумрачным вечером при довольно свежем ветре 27 февраля конвой вышел в море.

Спустя два дня Унковский сделал первую запись в дневнике:

«Ветер продолжался с прежней своей силой, и скоро берега Европы скрылись из виду. Каждый из нас чувствовал некоторое уныние при оставлении Британского канала, вспоминая близких людей. При этом особенно пронеслась мысль, придется ли еще раз обнять свою добрую матушку, сестру и брата; далекий придется нам путь иметь, и много страданий необходимо нужно было перенести. Дружная наша компания скоро утолила наши мысли. Мы радовались, что оставили Портсмут, не упуская последнего конвоя. Попутный ветер и временами приятная погода рассеивали скуку, и мало-помалу приятное спокойствие духа восстанавливалось».